Игорь Ефимов - Аркадий Северный, Советский Союз

• Название: Аркадий Северный, Советский Союз
• Автор: Игорь Ефимов
• Жанр: Публицистика

---

И никаких рассказов, хоть как-то проливающих свет… Воспоминания участников концерта крайне скупы, да и касаются в основном технических подробностей — например, о настройке пульта, сбитой Тихомировым… Почти ничего не добавляют и фотографии, сделанные в те дни. На одной из них практически все основные действующие лица: Гена Яновский, который уже находится под следствием за "сопротивление властям", Коля Резанов с тамбурином на шее, сам Аркадий. Ещё Борис Нусенбаум, Владимир Раменский, Николай Корниенко, Гена Лахман, "гитарист" Маклаков, Тихомиров. А вот ещё групповой снимок: Валентин Мироновский со своей подругой Татьяной, Елена и Владимир Раменские, Геннадий Солдатенков — "Дед", Аркадий. Рядом с ним — Тамара-джан со своим водителем, а также Николай Корниенко, ну, и собачка Юнона.

Многие улыбаются. А чего грустить? Концерт сделан, кругом свои, хорошие люди, на столе не пусто. И никто не подозревает, конечно, что это — последняя оркестровая запись Аркадия. И фотосъемка рядом с Аркадием — тоже для многих последняя. А пока для большинства это просто рядовая запись. Так, собрались, чтобы немножко деньжат подзаработать. Поиграли и разошлись: "Созвонимся, если что". У всех свои дела, работа, семьи. Вернее — почти у всех. "Аркадий, а ты — куда сейчас?". А действительно — куда? В последнее время он и сам уже не мог толком ответить на такой вопрос. "Я ещё сейчас не знаю — куда я уезжаю… То ли в Одессу, то ли в Магадан, то ли в Калугу. Но только не в Мелитополь, где на мне надели халат". Эта тихорецкая "хохмочка" приобретает теперь всё более и более простой и однозначный смысл.

А уже начало марта. В Ленинграде ещё зима, но всё-таки пахнет весной. Пусть даже и не в натуре, а лишь в воображении людей, стосковавшихся по весне… Хочется любить и жить. На квартире Владимира Раменского идёт запись обычного домашнего концерта. Ни сценария, ни программы, ни названия, а просто: "Вот тут собрались все друзья: Аркаша, Володя Тихомиров, Володя Раменский. Редко мы видимся очень, очень редко…" А магнитофон крутится, и беспристрастно фиксирует всё, что будет спето и сказано в этот вечер. Один из последних питерских вечеров в жизни Аркадия, проведённых у микрофона.

Что же было спето и сказано в этот раз? Ничего особенного. Кроме одного, совсем не музыкального момента. Может быть, и не стоило бы здесь касаться посторонних тем, но эту просто нельзя не затронуть. Аркадий давно уже доказал, что в исполнительском мастерстве он на голову выше большинства деятелей официальной эстрады, а здесь он вместе с Резановым демонстрирует, что гораздо выше многих "творческих интеллигентов" и в гражданской позиции! Ну кто из них осмелился бы в душном 1980-м году доверить магнитной ленте слова лояльности самому страшному врагу Системы — Солженицыну?! Ведь и гораздо более безобидная "антисоветчина" — "А у Брежнева на грудь медали вешать некуда…", — которую Аркадий ещё до этого записал у Анатолия Писарева, очень редко у кого заходила дальше кухонного шёпота… А здесь, на записи у Раменского открыто звучит: "Он Солженицына ругает, ты знаешь?" — "Что вы говорите? Тогда в тиски его нужно". — "Мы сразу потеряли к нему уважение".

Без комментариев.

Но это всё же концерт, а не митинг, и здесь больше говорят о музыке. О песнях. И чем ближе к концу, тем всё чаще и чаще звучит имя Сергея Есенина. "Аркаша! Давай выпьем за то, чтобы мы не кончили жизнь, как Серёга Есенин.", — говорит Николай Резанов, и звучат бессмертные есенинские строки "До свиданья, друг мой, до свиданья". И почти сразу Раменский — "Как хотел бы я стать Есениным". А заключает вечер неожиданно вспомнившаяся Аркадию песня московского друга Анатолия Писарева. Песня, начинающаяся есенинскими строками…

Разбуди меня завтра рано,
О моя пострадавшая мать!
Знаю я, ты страдала немало,
Не хочу, чтоб страдала опять.

Разбуди ты меня, как в детстве,
Наклони надо мною лицо,
Коль всё это не станет мне песней,
Значит, умер уже я давно.

Такая вот стилизация в духе многочисленных лагерных переделок и подражаний Есенину… Ведь решил же Аркадий свою последнюю запись у Раменского почему-то закончить именно так. "Коль всё это не станет мне песней, Значит, умер уже я давно". Давно уже нет ни Северного, ни Раменского, но раз до сих пор живут их песни и остались они в людской памяти, значит, живы и Володя с Аркадием. Где-то здесь рядом, совсем недалеко от нас.

Однако, видимо, что-то не так уж гладко сложилось у Аркадия в Питере в тот приезд… Поскольку 8 марта 1980 года он вновь оказывается в Москве, у Анатолия Писарева. "Вернулся и говорит, что без нас он жить не может… Показал, что он может сложиться и спать на табуретке. Только, говорит, ради Бога, не выгоняйте меня. В общем, приехал весь в раздерганных чувствах. Так обычно не приезжают из родного города, от друзей… Я спросил его: Аркаша, что такое? — но он ни о чём не распространялся" — так рассказывает об этом приезде в Москву Анатолий Петрович… А 12 марта — день рождения Аркадия. И Писаревы постарались в этот день устроить ему праздник. "Накануне дня рождения Валентина сказала: "Аркадий, подарков никаких дарить тебе не будем. У тебя ведь нет дома. У тебя даже нет стеночки, куда поставить подарок. Так что справим мы тебе день рождения в ресторане — это и будет нашим подарком". Ну, конечно, он согласился. Так и сделали в ресторане "Дружба". Было человек 12 гостей. Аркадий был очень доволен, но он хотел ещё и петь. Он, вроде, там уже раньше пел, как он сам рассказывал. Но в этот раз администратор ему не разрешил".

…Публичное выступление Аркадия Северного в последний его день рождения не состоялось…

Третье апреля 1980 года. Аркадий вновь собирается в Ленинград, — 4-го числа день памяти отца, и должны, по традиции, собраться все четыре брата Звездиных: подполковник Советской армии Лев, работник исполкома Валентин, рецидивист Михаил, и… Аркадий. Которого мы не рискнем награждать здесь какими-либо титулами и эпитетами, дабы не впасть в расхожие штампы типа "король подпольной песни". "Аркадий Северный" — это давно уже само по себе стало титулом… И буквально перед отъездом Аркадий в последний раз споёт для Писаревых. А завершит он этот импровизированный концерт опять-таки есенинской песней. "Отговорила роща золотая… "

Случайность? предчувствие? или веление свыше?..

Каким-то чудесным образом именно эта запись оказалась последней. Последней из сохранившихся, потому как по свидетельству Валерия Шорина Аркадий ещё не единожды пел в Питере, а что-то, вроде как, даже и записывалось. Только вот — где сейчас эти записи?.. Хотя, может быть, и к лучшему, что они не нашлись? Бог весть.

В последний раз Писаревы увидят Аркадия в окне поезда "Красная стрела". 23 часа 55 минут, сигнал, гудок… и поезд отходит, унося Северного в последнее в его бродяжьей жизни короткое путешествие…

После приезда из Москвы Аркадий практически дневал и ночевал у Валерия Шорина, на Анниковом. А куда ещё было ему пойти. И зачем? Из квартиры никто не гонит, на кухне аж два холодильника, набитых под завязку и дефицитными продуктами и. Впрочем, дело, конечно же, никак не в холодильниках. Просто надломилось что-то в душе окончательно. От безысходности и бессмысленности своего существования. И уже изменить ничего нельзя. Даже если и очень захочется. Как ни парадоксально это покажется, но можно сказать, что под конец своей жизни Аркадий стал полностью свободным человеком! Ведь практически он мог делать всё, что хотел, и был совершенно независим в своих поступках и суждениях. Судьба (правда, сам он к этому тоже достаточно хорошо приложил руку.) лишила его всего того, что ценят в любом, даже самом "демократическом" обществе — семьи, дома, работы. И взамен дала ему свободу. Но какую? И от чего — свободу? Нужна ли была Аркадию такая вот почти абсолютная, но какая-то "абстрактная" свобода? Наверное, всё-таки, нет. Ведь есть ещё в этом мире и такие чувства как любовь и дружба, да и просто обычные людские привязанности. И есть другие люди, которые так же, как и ты, живут здесь же и сейчас.

Вспоминает Софья Калятина: "…Я сижу на работе — раздаётся звонок. Аркадий приехал. "Софа, я не могу забыть, как я у вас жил, видеть тебя очень хочу". Я говорю: "Нет, Аркаша. Два года, потраченные на тебя, слишком дорого мне обошлись. Больше я себе этого не позволю". Потом мне он говорит: "Может быть, ты мне конфет достанешь?" Я работала — могла достать для дочки. Я говорю: "Нет, Аркаша. Я просто не пойду на свидание с тобой". Он: "Ну что ж, очень жалко, прости меня". И я говорю: "И ты прости, но я не могу повторить всё, что было. Мне не под силу это". Проходит три дня. Раздаётся звонок тёщи. "Софья Григорьевна, Аркаша умер".

Аркаша умер. Вот, казалось бы, и всё. Пора ставить последнюю точку. Но мы всё-таки рискнём ещё на какое-то время задержать внимание наших читателей.