Евгений Майбурд - Из книги «Тайна стоимости Карла Маркса» (журнальный вариант)

• Название: Из книги «Тайна стоимости Карла Маркса» (журнальный вариант)
• Автор: Евгений Майбурд
• Жанр: История
• Год: 1990

Вспомним: с чего начинается «Капитал» Карла Маркса? С сообщения о «многолетней болезни, которая всё снова и снова прерывала мою работу».

Что же это была за болезнь? Почему на написание «Капитала» у Карла Маркса ушло почти 40 лет, а труд так и не был завершён?

Об этом — эта книга.

(Текст был опубликован в журнале «Даугава», № 10, 1990 г.)

---

[Правда, Г. Бюргерс после освобождения отошёл от Маркса и высказывался иногда, что Маркс завлёк его на ложный путь коммунизма (31:417). В связи с этим Маркс называл его ренегатом. А про ренегатов, как известно, можно говорить всё, что считаешь нужным, не заботясь о фактах.]

Другой пример отношения Маркса к болезням:

«Пипер, который был выписан из больницы здоровым, теперь из Богнора снова попал в немецкую больницу. На этот раз его лечат голодом. Так ему и надо!» (29:319)

Вильгельм Гlипер состоял в Союзе коммунистов, после раскола — в группе Маркса, затем жил у него в доме, исполняя функции секретаря, но в середине 50-х не вынес такой жизни и ушёл, найдя себе место учителя. Стало быть, ещё один «ренегат», поэтому — злорадство. Как можно судить по словам Маркса, с его точки зрения, лечение голодом было тяжким наказанием.

Другое дело, верный друг и соратник, финансист-содержатель, стратегический единомышленник, короче — Фридрих Энгельс. Ведь могло же и с Энгельсом что-то случиться! Что это у нас всё Маркс да Маркс?

Как это ни удивительно, мы должны признать, что Энгельс почти не болел — почти ничем и почти никогда. По крайней мере, если судить по его письмам к Марксу. Ему и не следовало болеть. Не его функция. Пожаловался он как-то раз другу:

«В воскресенье во время еды у меня лопнул маленький кровеносный сосуд в соединительной оболочке левого глаза, и с тех пор глаз очень чувствителен, так что я теперь совершенно не могу писать при искусственном свете; думаю, однако, что скоро всё пройдёт» (32:99).

Письмо это всего в 10 строк, причём «в первых строках» сообщается о посылке двух пятифунтовых банкнот. Маркс вовсе не отреагировал, даже получение денег не подтвердил, вменив это тринадцатилетней дочери. Через неделю Фред снова пишет, направляя другу ещё 25 фунтов, чтобы девочки Маркс могли поехать на море (32:99). На сей раз Мавр отвечает сам, сообщая о разных разностях, а в конце:

«Как вы переносите такую жару? Я теряю при этом всякую способность думать…» (32:101)

Ну спроси же про глаз, спроси про зеницу ока, ведь друг занемог! Нет, даже не вспомнит. Фред тоже ответит. Обмен новостями и мнениями. А в конце деликатно напомнит:

«Когда я работаю ночью, мой глаз всё-таки ещё быстро утомляется и болит потом целый день» (32:102)

Тогда уж и Мавр расчухается и напишет:

«Дорогой Фред!

Надеюсь, что история с твоим глазом не носит серьёзного характера. Разрывы небольших кровеносных сосудиков — довольно распространённое явление, которое не вызывает никаких особых последствий» (32:103).

Во всяком случае карбункулы тебе не грозят. Маркс весьма интересовался медициной и на все болезни у него была своя научная точка зрения, самостоятельно вычитанная из книг, какие ему больше нравились.

Поскольку на сей раз пропал Фред, Мавр пишет через неделю:

«Дорогой Фред!

Как твой глаз?

Брошюру Эйххофа…» (32:105)

и т. д. Фред отвечает:

«Дорогой Мавр!

Что я делаю в такую жару? Томлюсь и пью» (32:107)

Стало быть, с глазом всё обошлось без особых последствий. Мавр был прав!

Бывали и у Энгельса свои «карбункулы» — на лице. Притом тоже в затяжном виде — до 2 месяцев (29:108, 115). Вначале Мавр сообщил другу — ему «в утешение» (29:115), — что и у него сейчас болит печень. Затем, когда дело затянулось, стал давать полезные советы:

«Надеюсь, что тебе уже больше не делают горячих припарок — это совсем устарелый и почти отвергнутый метод лечения. Если же ты принимаешь лекарства только внутрь, — что является рациональным и современным, — то я не понимаю, почему ты так долго должен сидеть взаперти» (29:115)

Через некоторое время, когда Энгельс отправился к морю выздоравливать окончательно, старший друг написал ему вполне «по-докторски»:

«Само море, разумеется, является главным целебным средством. Но всё же нужны и некоторые лекарства внутрь — отчасти для предупреждения болезни, отчасти же для непосредственного лечения, чтобы привнести в кровь недостающие ей вещества. Поэтому, опираясь на всю новейшую французскую, английскую и немецкую литературу, которую я теперь прочитал по поводу твоей болезни, я противопоставляю утверждениям, содержащимся в твоём письме к моей жене, следующие выводы, которые ты можешь проверить у любого консилиума врачей или химиков…» (29:126)

Ей-Богу, так и написано. И про «всю новейшую литературу» трёх стран, и про «любой консилиум врачей или химиков», у которого Энгельс (который находился, между прочим, в деревушке у моря) должен был проверить медицинские и биохимические выводы Маркса. А что!

Справедливости ради нужно заметить, что всё это происходило ещё в 1857 г., когда ничто не предвещало «эпопею» карбункулов у Маркса. Можно представить теперь, почему Маркс норовил лечить себя сам и какие обоснования в пользу своих методов самолечения приводил он своей жене.

Возвращаемся в 1867 г. 2 апреля. Последние остатки карбункулов «отцветают». Книга готова!

Итак, дело сделано. С этого времени мотив карбункулов надолго исчезает из переписки. Не было их, пока Маркс путешествовал по Германии. Не было ничего похожего, когда считывал корректурные листы «Капитала». Не было этой дряни, когда затевалась и развивалась операция «Капитал» (рекламная кампания под кодовым названием «Заговор молчания»). Карл Маркс стал другим человеком. В том числе и в смысле своих болезней.

Таким образом, марксовы карбункулы оказались тесно вплетёнными в историю борьбы за освобождение пролетариата.

«Во всяком случае я надеюсь, что буржуазия, пока она существует, будет помнить о моих карбункулах» (31:259), —

восклицает Маркс, держа в руках последние корректурные листы «Капитала».

О, проклятая буржуазия, благополучно существующая и поныне, вопреки гениальному предвидению великого революционера! Помнишь ли ты о марксовых карбункулах?

Нет? Так знай же, что из этих отвратительных прыщей вырос целый «Капитал»!

Надлежащий химический анализ этой книги — и вдруг проявится, что иная её страница хранит след фурункула, а иное из сокровищ мысли есть превращённый карбункул — пресуществлённое в слова и фразы гнойное выделение порченой крови Карла Маркса.

От шуток вернёмся к делу (какие там шутки!). Первый том «Капитала» уже вышел, но не закончена ещё первая книга нашего исследования.

Итак, в истории болезни Карла Маркса наблюдается двукратная вспышка острого фурункулёза, переходящего в карбункулёз (ноябрь 1863, с рецидивами до конца весны 1864; январь—февраль 1866, с рецидивами до лета того же года). Сколько раз при этом возникала непосредственная угроза его жизни, неизвестно. Например, в письме к Зигфриду Мейеру от 30 апреля 1867 г. Маркс освещает сей вопрос несколько иначе, чем в письмах к Энгельсу:

«Итак, почему же я Вам не отвечал? Потому что я всё время находился на краю могилы…»

(имеется в виду — со времени его последнего письма том же адресату от 24 января 1866 г.).

«Я должен был поэтому использовать каждый момент, когда я бывал работоспособен, чтобы закончить своё сочинение, которому я принёс в жертву здоровье, счастье жизни и семью. Надеюсь, что этого объяснения достаточно. Я смеюсь над так называемыми «практичными» людьми и их премудростью. Если хочешь быть скотом, можно, конечно, повернуться спиной к мукам человечества…»

(те-те-те-те-те-те!)

«…и заботиться о своей собственной шкуре. Но я считал бы себя поистине непрактичным, если бы подох, не закончив полностью своей книги, хотя бы только в рукописи» (31:454).

Как видим, за неполных полтора года, что Маркс не писал Мейеру, единичный случай («дело шло о жизни») превратился в сплошное балансирование «на краю могилы», от падения в которую героя удерживала только мысль о муках человечества.

А в предисловии к «Капиталу» под пером мастера превращений всё это, в свою очередь, превратилось в «многолетнюю болезнь, снова и снова прерывавшую работу…».

Новый Прометей ковал… легенду о своём подвиге: титан, преодолевающий свои муки ради избавления человечества от мук.

Не станем всё же ударяться в крайность и признаем, что болезнь Маркса была достаточно серьёзной. На том, что заболевание было вызвано самолечением Маркса (чем и затягивались последующие вспышки), останавливаться не будем: известно, что кожные (неинфекционные) заболевания, будучи раз вызванными каким-то внешним стимулом, имеют тенденцию переходить в хроническую форму и возвращаться при малейших неблагополучиях в организме.

Маркс, который страдал болезнью печени, жил в совершенно беспорядочном режиме отдыха и сна, не любил ограничивать себя в еде и выборе пищи, а также был привержен к пиву и крепкому вину, являлся, по-видимому, идеальным объектом для хронических болезней, связанных с системой кровообращения и кроветворными органами.