Йоханнес Йенсен - Падение короля

• Название: Падение короля
• Автор: Йоханнес Йенсен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00625-4

По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании.

Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков. Король Кристиан II (в романе сохранена старая форма его имени — Кристьерн) — фигура весьма примечательная в истории Скандинавии. Правление его было недолгим, всего десять лет (1513–1523), — но очень бурным. Главной его задачей было сломить сопротивление Швеции, добившейся к этому времени известной самостоятельности. И он добился этого. В 1519 году Кристиан II одержал победу и был в 1520 году коронован как король Швеции. Но торжество короля было непродолжительным. Подъем национально-освободительного движения в Швеции завершился в 1523 году ее окончательным отделением от Дании, а вспыхнувший в это же время мятеж датских и голштинских феодалов вынудил Кристиана II покинуть страну

Роман «Падение короля», созданный Йенсеном в начале его творческого пути, заключает в себе опыт философского осмысления причин, приведших к тому, что Дания, некогда господствовавшая над всей Скандинавией, утратила свое былое могущество.

---

Не спеша Миккель двинулся дальше. На углу до его слуха донеслось пение вигилий{2} из монастыря святой Клары. Приглушенные стенами голоса звучали чисто и печально, словно то пели узники в темнице. И перед взором Миккеля предстало высящееся в подземелье распятие, красными и синими пятнами проступавшее в полумраке.

Очутившись возле сада, зажатого между двух высоких домов и отгороженного от улицы деревянным забором, Миккель остановился. В листве время от времени раздавалось потрескивание и шорох, словно в оседающем стогу. Влажный от росы угол островерхой крыши блестел в звездном сиянии. Постояв немного, Миккель нехотя поплелся дальше.

Когда он пришел на Рыночную площадь, там горел свет и было людно — понаехавшим в город чужеземным наемникам не сиделось дома; однако же попадались навстречу и местные городские жители. Миккель Тёгерсен собирался уже свернуть на улицу Кёбмагергаде, чтобы отправиться восвояси, но тут навстречу ему попалась компания ландскнехтов, бывшая уже весьма навеселе.

— А вот и наш ученый друг! — воскликнул один, которого Миккель сразу же признал по особенному нечистому выговору; это была знакомая четверка, которую Миккель повстречал в Серритслеве, сейчас к ней прибавилось еще несколько человек. Клас подхватил Миккеля под руку и стал его тянуть за собой, и Миккель не смог устоять перед уговорами. Сперва они пустились в обход по трактирам — из одного переходили в другой и в каждом пропускали по стаканчику. Как ни хотелось Миккелю хорошенько гульнуть вместе со всеми, но вид такого же хмурого и печального, как и прежде, Отто Иверсена, отбил у него всякое веселье. Да и как ни крути, а в душе Миккель все-таки понимал, что господа с ним возятся потому, что он их забавляет.

Посреди площади Хойбро к ним подошел какой-то тщедушный малый в желтых чулках и сказал им что-то такое, что, по-видимому, произвело на всех большое впечатление: по крайней мере после его рассказа они так припустили по улице, что только пятки засверкали, и всей гурьбой скрылись за углом Хюскенстреде. Про Миккеля Тёгерсена никто и не вспомнил. Он немного постоял и огляделся вокруг. Впереди темнел безмолвный замок, все вокруг словно замерло, только во рву возле деревянных опор моста покачивалась лодка. В стороне спокойно стояла устремленная к небесам башня, высматривая что-то прищуренными глазницами окон. Миккель пробубнил себе под нос стих из Вергилия про вечную ночь и того, кто не спит.

Что же теперь — идти домой? И, лежа в постели, слушать храп Ове Габриэля? Нет уж! Миккель нагнул голову и потащился вслед за ушедшими. Пускай они убежали без него, это еще не значит, что он им надоел и его нарочно бросили.

На Хюскенстреде в нескольких домах горел свет. Миккель шел тут крадучись; проходя мимо закрытых ворот, он замечал особенный запах этого места. Здесь пахло соломенными циновками и мускусом, и перед Миккелем пронеслись смутные образы индийских караванов, верблюжьего помета, иссушающего зноя.

Из лавки Конрада Винсенса доносились голоса, дверь была приотворена. Миккель Тёгерсен осторожно приблизился и заглянул в щель — из господ, собравшихся внутри, никто не садился, все были на ногах, сразу видать, что происходит нечто необыкновенное. Миккель так и не решился зайти, он на цыпочках отошел немного в сторону и стал так, чтобы удобно было незаметно подглядывать. И тут он обнаружил возле ваги знакомую фигуру; он знал этого шестнадцатилетнего барича, то был королевич Кристьерн{3}. Миккель вздрогнул, его даже в жар бросило; отступив на шаг, он, взволнованный и растроганный, отодвинулся от дверей. Таким, как он увидел сейчас принца Кристьерна, он и запомнил его на всю жизнь. Кристьерн стоял немного расставив ноги, на нем были зеленые в белую полоску чулки и алые башмаки с длинными загнутыми носами; он стоял вполоборота к Миккелю, на плечах у него лежала, свешиваясь на грудь, длинная золотая цепь. В левой руке он держал кисть дорогого вяленого винограда, а правой отщипывал от нее ягоды и кушал. Миккель отчетливо видел его тонкий безусый рот; на подбородке темнел пушок пробивающейся молодой бородки. Но больше всего поразили Миккеля глаза — они были маленькие и немного раскосые, но зато ярко "блестели. У принца был крутой выпуклый затылок, шея — толстая и круглая. Вот он обернулся и кивает застывшему в восторженно-подобострастном поклоне Конраду Винсенсу; волосы принца были густого темно-рыжего оттенка.

«Ах, — подумал Миккель, — а ведь и я тоже рыжий!»

Как строго выражение отроческого лица! Но нет — вот он засмеялся и прищурился. Спокойней! Поразительно! Вот это действительно человек!

Миккель глядел во все глаза, пока они не затуманились слезою; незаметно для себя он громко вздыхал, весь предавшись восхищенному любованию. За всем дальнейшим он следил с пристальным вниманием. Каждое движение окружавших принца господ было полно благолепия, ноги стояли в изящной позиции, вот один подходит — грациозный взмах отставленной руки, и перья его берета метнулись по полу; а вот другой склонился перед ним и говорит, сияя белозубой улыбкой; и вот уже подъяты тяжелые кубки, все пьют за здравие принца, а он в ответ наклоняет голову, упираясь в грудь подбородком. Вокруг на цыпочках приплясывает Конрад Винсенс, весь в лихорадке осенившей его славы.

И только один среди них держался запросто — горбатый карлик в вычурно-пестром наряде. Когда к нему обращались, он дрыгал ногою вбок и отвечал, задрав кверху голову, становясь похожим на мопса, который тявкает, стоя на задних лапах. Миккель различал со своего места, что после каждой фразы коротышка оттопыривает языком правую щеку. Один раз все дружно расхохотались, и даже принц блеснул зубами в улыбке, а карлик сильнее прежнего выпятил щеку, — тут уж Миккель не удержался и на радостях посмеялся сам с собой. Как благовоспитанно и сдержанно звучали голоса в комнате! Ее освещали два ароматических светильника. В самой глубине Миккель приметил Отто Иверсена, который стоял в стороне, однако и он, казалось, был доволен и весел. Но Миккелю было сейчас не до того, чтобы разглядывать Отто Иверсена.

Долго простоял завороженный Миккель, жадно упиваясь ярким зрелищем, которое представляли собой собравшиеся вельможи; ему казалось, что и на него тоже падает отблеск великой благодати. Как только в комнате нестройно зашумели и общество, по-видимому, начало расходиться, Миккель отпрянул в сторону. Он увидал, как все весело высыпали на улицу и прямиком направились через дорогу в трактир Мартина Гельца. И тут Миккель обратил внимание на походку принца Кристьерна.

Миккель еще часа два-три побродил по улицам. Далеко за полночь он снова столкнулся со своими немецкими знакомыми как раз в ту минуту, когда они входили в пользующийся недоброй славой притон на Страннене{4}. По звучанию голосов было слышно, что они докутились до одури. Отто Иверсена среди них уже не было.

Наутро копенгагенские обыватели увидали странное зрелище: на коньке высокого дома возле Рыночной площади красовалась карета о четырех колесах. Кто-то ночью ее разобрал, втащил по частям на крышу и там снова собрал. К полудню уже весь город знал, что это была шалость принца Кристьерна.

МЕЧТАТЕЛЬ

Миккель проснулся, когда солнце уже было высоко. Он немного полежал, собираясь с мыслями. Ему приснился какой-то удивительный сон, но, пробудившись, он ничего не мог вспомнить.

Сверху через слуховое окно в убогую каморку вливался дневной свет. Ове Габриэль давно ушел на занятия, но Миккель явственно ощущал его запах и с отвращением сморщил нос.

Может ли сегодня произойти что-нибудь такое, ради чего стоило бы подниматься с постели и нести свой товар на общее торжище, чтобы, смешавшись с толпой, ждать, не остановится ли на тебе перст судьбы? Миккель призадумался. В сущности, вчера с ним не произошло ничего примечательного, однако все похождения предыдущей ночи оставили по себе живое воспоминание. Что ни говори, он испытал вчера хорошую встряску. Все прежние ценности еще больше понизились в его глазах, и он понял, что не в силах доле терпеть свое нынешнее положение.

Миккель перевернулся на другой бок и погрузился в размышления, вперив неподвижный взор в стену. Спустя немного времени он запрокинул голову и закрыл глаза — он вспомнил Сусанну. Почти одновременно с этим он ощутил сильный приступ голода, под ложечкой засосало; тогда он встал и потянулся за одеждой. У Миккеля не было ничего за душой, он жил, словно птица небесная и перебивался со дня на день чем бог пошлет и чего подадут добрые люди. Натягивая ненавистные красные кожаные штаны, он уже прикидывал, куда бы нынче сходить за подаянием, и решил отправиться подальше в деревню, туда, где народ меньше натерпелся от попрошайничества нищих студентов и прочего городского сброда.