Грэм Грин - Человеческий фактор

• Название: Человеческий фактор
• Автор: Грэм Грин
• Жанр: Современная проза

Роман из жизни любой секретной службы не может не содержать в значительной мере элементов фантазии, так как реалистическое повествование почти непременно нарушит какое-нибудь из положений Акта о хранении государственных тайн. Операция «Дядюшка Римус» является в полной мере плодом воображения автора (и, уверен, таковым и останется), как и все герои, будь то англичане, африканцы, русские или поляки. В то же время, по словам Ханса Андерсена, мудрого писателя, тоже занимавшегося созданием фантазий, «из реальности лепим мы наш вымысел».

---

– Значит, вы считаете, он абсолютно чист?

– Есть у него странности, но не скажу – опасные. К примеру, это он посоветовал мне привезти «Молтизерс» леди Харгривз.

– «Молтизерс»?

– Это длинная история. Не стану сейчас вам ею докучать. Ну а потом там есть Дэвис. Не убежден, что я в таком уж восторге от Дэвиса, хотя с допуском у него все в порядке.

– Налейте мне еще виски, хорошо, Персивал, – прекрасно. Каждый год говорю, что это моя последняя охота.

– Но эти мясные пироги с почками, которые подает ваша супруга, просто великолепны. Я бы не хотел их лишаться, – заметил Персивал.

– Думаю, мы сумеем найти и другой предлог, чтобы их отведать.

– Попробуйте развести форель в этом вашем ручье… Дэйнтри снова почувствовал, как в нем шевельнулась зависть: снова он оказался в изгоях. Вне службы, где он занимался охраной безопасности, он не жил общей жизнью со своими коллегами. Даже ружьем он пользовался как профессионал. Персивал, говорят, коллекционирует картины, а шеф? Богатая жена-американка открыла для него целое поле светской деятельности. А Дэйнтри во внеслужебное время дозволено было разделить с ними лишь мясной пирог – в первый и, наверное, в последний раз.

– Расскажите-ка мне поподробнее про Дэвиса, – сказал шеф.

– Университет в Рединге. Математика и физика. Часть военной службы проходил в Олдермастоне. Никогда не участвовал – во всяком случае, в открытую – ни в одном из маршей. Само собою, лейборист.

– Как и сорок пять процентов нашего населения, – сказал шеф.

– Да, да, конечно, и все же… Холостяк. Живет один. Деньгами распоряжается весьма свободно. Любит портвейн высшего качества. Делает ставки на тотализаторе. Это, конечно, классическое объяснение, почему человек может себе позволить…

– А что он еще себе позволяет? Кроме портвейна.

– Ну, у него «ягуар».

– У меня тоже, – сказал Персивал. – Я полагаю, мы не имеем права спросить вас, как была обнаружена утечка?

– Я бы вас сюда не приглашал, если бы не мог вам это сказать. Об этом знает Уотсон и больше никто в Шестом отделе. Источник информации необычен – наш человек, который продолжает работать в Советском Союзе.

– А утечка не могла исходить от кого-нибудь из сотрудников Шестого отдела за границей? – спросил Дэйнтри.

– Могла, но я в этом сомневаюсь. Одно донесение, судя по всему, поступило к ним действительно будто прямо из Лоренсу-Маркиша. Слово в слово, как если бы его писал агент Шестьдесят девять-триста. Выглядело оно почти как фотокопия подлинного донесения, так что можно было бы подумать, что утечка произошла оттуда, если бы не некоторые поправки и вычеркнутые слова. Эти неточности могли быть замечены только здесь, при сравнении донесения с картотекой.

– Секретарша? – предположил Персивал.

– Именно с них Дэйнтри и начал проверку, верно? Их строже всего проверяют на допуск. Значит, у нас остаются Уотсон, Кэсл и Дэвис.

– Меня беспокоит, – сказал Дэйнтри, – то, что именно Дэвис выносил со службы донесение. То, которое пришло из Претории. Особого значения оно не имеет, но в нем есть сведения насчет китайцев. Дэвис сказал, что хотел еще раз перечитать его за обедом. Им с Кэслом предстояло обсуждать это донесение с Уотсоном. Я проверил у Уотсона.

– Что вы предлагаете? – спросил шеф.

– Можно устроить с помощью Пятого управления и спецслужбы максимально строгую проверку. Всех сотрудников Шестого отдела. Письма, телефонные разговоры, микрофоны в квартирах, наблюдение за передвижениями.

– Если бы все обстояло так просто, Дэйнтри, я бы не стал утруждать вас и приглашать сюда. Охота ведь у нас весьма посредственная, и я знал, что фазаны не оправдают ваших ожиданий. – Харгривз обеими руками приподнял больную ногу и передвинул ее ближе к огню. – Представим себе, мы докажем, что виноват Дэвис… или Кэсл, или Уотсон. Что дальше?

– Это уже, безусловно, будет решать суд, – сказал Дэйнтри.

– Значит, громкие заголовки в газетах. Еще один закрытый процесс. И при этом никто из непосвященных не будет знать, сколь незначительны и несущественны были утечки. Кто бы это ни был, он не получит сорока лет, как Блейк. Возможно, просидит лет десять, если охрана в тюрьме достаточно строгая.

– Это, безусловно, уже не наша забота.

– Нет, Дэйнтри, но мне эта мысль насчет суда нисколько не нравится. Какого сотрудничества мы сможем после этого ожидать от американцев? А потом, не следует забывать о нашем человеке. Я же сказал вам, он все еще сидит там, у них. Ни к чему нам спалить его – он нам пока еще полезен.

– В известном смысле, – сказал Персивал, – нам лучше было бы, пожалуй, закрыть на это глаза, как делает покладистый муж. Перевести этого типа в какое-нибудь безопасное управление. И поставить точку.

– И стать пособниками преступления? – возмутился Дэйнтри.

– Ну, какое же это преступление, – заметил Персивал и улыбнулся шефу, словно один заговорщик другому. – Все мы совершаем преступления тут или гам, верно? В этом наша работа.

– Беда в том, – сказал шеф, – что данная ситуация похожа на шаткий брак. При таком браке, если любовнику начинает надоедать присутствие сговорчивого мужа, он всегда может устроить скандал. У него есть одно преимущество. Он может выбрать время для удара. А я никаких скандалов не хочу.

Дэйнтри ненавидел несерьезность. Несерьезность в его представлении походила на тайный код, и он не знал, по какой книге этот код составлен. Дэйнтри мог читать телеграммы и донесения с грифом «совершенно секретно», но несерьезность была для него тайной, к разгадке которой он не имел ключа. Он сказал:

– Лично я скорее подам в отставку, чем стану что-то прикрывать.

И он с такой силой поставил стакан с виски на стол, что отлетел кусочек хрусталя. «И это тоже леди Харгривз, – подумал он. – Наверняка это она настояла на хрустале».

– Извините, – сказал он.

– Вы, конечно, правы, Дэйнтри, – сказал Харгривз. – Забудьте про стакан. Пожалуйста, не считайте, что я заставил вас приехать в такую даль, чтобы убедить ничего не предпринимать, даже если у нас будет достаточно улик… Но суд – не обязательно самое правильное решение. Русские в подобных случаях, как правило, не предают своих людей суду. Суд над Пеньковским в моральном плане куда больше укрепил наше положение – его значение было даже преувеличено, причем не только нами, но и ЦРУ. И тем не менее я до сих пор не могу понять, зачем русские это устроили. Жаль, я не шахматист. Вы играете в шахматы, Дэйнтри?

– Нет, моя игра – бридж.

– Русские не играют в бридж – во всяком случае, насколько мне известно.

– Это так важно?

– Мы играем в игры, Дэйнтри, в разные игры, все мы. И очень важно не принимать игру слишком серьезно, иначе можно проиграть. Надо вести себя гибко, и, естественно, чрезвычайно важно играть в одну и ту же игру.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Дэйнтри, – но я не понимаю, о чем вы.

Дэйнтри сознавал, что перебрал виски, и шеф с Персивалом намеренно избегают смотреть друг на друга, желая унизить его. «У них вот голова крепкая, как орех, – подумал он, – как орех».

– Может быть, выпьем еще виски, – предложил шеф, – или хватит? День был длинный и сырой. Как вы, Персивал?

Дэйнтри сказал:

– Я бы выпил еще.

Персивал разлил виски.

– Извините за назойливость, – сказал Дэйнтри, – но мне хотелось бы немного прояснить дело до того, как лечь спать, иначе я не засну.

– Все, право же, очень просто, – сказал шеф. – Проведите, если угодно, максимально строгую проверку. Возможно, птицу удастся поднять в воздух без особого груда. Тот, за кем мы охотимся, довольно скоро поймет, что происходит, – если, конечно, он виноват. Можно придумать какой-нибудь тест – старая техника маркированной пятерки редко дает осечку. Когда мы уверимся, что нашли кого нужно, тогда, мне кажется, надо будет просто его убрать. Никаких судов, никакой шумихи. Если нам сначала удастся получить информацию о его контактах, – тем лучше, но мы не должны устраивать публичный бой, а потом получать пресс-конференцию в Москве. Арест тоже исключается. Если он сидит в Шестом отделе, никакая поставленная им информация не причинит нам такого вреда, как скандал, вызванный судебным процессом.

– Убрать? Вы хотите сказать…

– Я знаю, это для нас нечто новое. Скорее так поступают в КГБ или ЦРУ. Потому я и хотел, чтобы при нашем разговоре присутствовал Персивал. Нам может понадобиться помощь его ученых мальчиков. Все как обычно. По возможности, свидетельство о смерти, подписанное врачом. И никаких дознаний. Легко подстроить самоубийство, но самоубийство всегда влечет за собой дознание, а это может привести и к запросу в палате общин. Всем ведь теперь известно, что подразумевается под «одним из управлений Форин-офиса». «А не пострадала ли от этого безопасность страны?» Вы знаете, какие вопросы наверняка зададут с задних скамей. И никто тогда не поверит официальному ответу. Уж американцы-то, безусловно, не поверят.