Татьяна Белая - Любви все возрасты покорны

• Название: Любви все возрасты покорны
• Автор: Татьяна Белая
• Жанр: Современные любовные романы

---

Е В Р Е Й. Уж такой, какой есть.

Хотя отец уделял мне достаточно много внимания, но он больше учил меня различным мужским премудростям. Учил метко стрелять, рыбачить и варить настоящую рыбацкую уху, чинить различные электроприборы. Мы вместе с ним строили на охотничьей заимке домик и баньку.

А моим духовным наставником был дед Моисей. Он вложил в меня очень много. Все, что во мне есть хорошего, а может и плохого, передалось мне от деда. Он заложил в мое подсознание жизненную программу, и я до сих пор придерживаюсь многих принципов, которые внушил мне дед.

— Расскажите мне о нем, — попросила Лена.

— Леночка, давайте тогда на сегодня съемку закончим, — предложил Станислав. — Я все-таки хочу угостить тебя своим фирменным блюдом, а за ужином, если тебе интересно, поговорим о деде Моисее. Тем более, что эта информация не для твоей передачи.

— Хорошо, я согласна.

Все прошли в столовую, Анна накрыла на стол и Оболенский начал свой рассказ:

— До войны у деда Моисея было пятеро сыновей и пятеро внуков. Четыре сына погибли на войне, а их семьи сгинули в Бабьем Яру. Мой будущий папа вернулся только в 1946 году. После тяжелого ранения он почти год провел по госпиталям. Вернулся, встретился с моей будущей мамой и собирался жениться. Но дед требовал, чтобы он взял в жены невесту его погибшего брата из еврейской семьи.

Моя мама выросла в русской семье, и никто не знал, что она еврейка и приемная дочь. В свое время ее родители стали жертвой еврейского погрома, а маленькую Лизу Цукерман спрятала русская женщина. Девочку удочерили и дали фамилию и отчество приемного отца.

Впервые, папа ослушался воли моего деда. Забрал свою невесту и уехал из Анапы на Тюменский Север. Бабушка Софа была в отчаянии, единственный, оставшийся в живых сын, покинул родной дом. А когда она узнала, что молодые ожидают прибавления семейства, то заявила мужу, что уезжает к сыну няньчить внуков.

Воля старого Моисея была сломлена. Так, перед самым моим появлением на свет, бабушка с дедом приехали к моим родителям. Вначале жили все вместе, но так как дед был опытным бухгалтером и, несмотря на возраст, работал, то вскоре они получили свою квартиру.

После моего рождения ненадолго приезжала моя вторая бабушка. Тогда-то она и рассказала, как появилась в их семье девочка Лиза. Для деда это был бальзам на душу, — усмехнулся он.

— Его внук оказался чистокровным евреем. Мама рассказывала, что дед мог часами сидеть возле моей кроватки и бормотать что-то под нос на иврите. Купал меня, гулял и, вообще, готов был не выпускать внука из рук.

Через два года у меня появилась сестренка Соня. Сонька была первой внучкой у деда, и он ее безумно баловал. Со мной, как с будущим мужчиной, он был строг и даже суров. Когда я был маленьким, меня очень злило, почему сестре можно было верещать, сколько душе угодно, подглядывать за нами с Шурой и ябедничать, а мне нельзя.

В детсад мы с Шуркой никогда не ходили, нас оставляли на бабушку с дедом, и он воспитывал из нас мужчин. Но, когда я чуть подрос, наедине со мной дед внушал мне еще и другие истины, предназначавшиеся только для моих ушей, — заметил Станислав.

— Все люди для деда Моисея делились на две категории — евреев и всех остальных. Запомни, говорил он мне, ты еврей, значит, в какой бы стране ты не жил, тебя всегда будут стараться оттеснить в сторону. Если хочешь выбиться в люди, стать большим человеком, то в любом деле, чем бы ты ни занимался, ты должен быть лучшим.

Я очень быстро понял, что для того, чтобы стать лучшим, надо пахать, пахать и еще раз пахать. Будь хоть семи пядей во лбу, не будешь трудиться, лучшим не станешь. То есть, дед изначально выработал во мне привычку все делать с полной отдачей.

Он очень гордился своей фамилией. Нарисовал генеалогическое дерево и знал своих предков в седьмом колене.

Во мне сосредоточилась вся его надежда на продолжение фамилии Оболенских. Ведь в результате войны, его род чуть не прервался.

Одним из важных его принципов был — надейся только на себя. Тебе никто ни в чем не поможет, — говорил он. Твой папа честный и порядочный человек. Сегодня он руководитель, но он коммунист. Коммунистическая идеология скоро лопнет, и он станет никем. Это ты обязан быть опорой отцу в старости. И это было сказано в шестидесятые годы, когда никто в нашей стране и не предполагал о грядущих переменах.

Когда я учился в старших классах, он читал мне целые лекции по политэкономии капитализма. Что такое капитал и прибыль тогда не очень укладывалось в моей голове, но на подкорку записалось. А когда предсказанные дедом изменения начали воплощаться в жизнь, все всплыло в памяти, и я быстрее многих сориентировался в обстановке.

Но это позже, а в детстве дедовы наставления о том, что евреев все не любят, приносили мне только неприятности, — продолжал рассказывать Оболенский. — В силу того, что я чуть ли не с первого класса таскал за Иринкой ее портфель и проявлял к ней повышенные знаки внимания, то частенько становился предметом насмешек своих сверстников. Я считал, что надо мной насмехаются потому, что я еврей. Хотя сейчас понимаю, что пацанам было совершенно наплевать кто я — еврей, татарин, узбек или китаец. Таскается наглаженный, начищенный отличник, как тень за девчонкой, вот они и смеялись надо мной. Мне было обидно, и я сразу лез в драку. Но что я мог? — усмехнулся Стас. — Изящный, интеллигентный мальчик, который занимается музыкой и бальными танцами, против дворовых мальчишек. Уж с фингалами-то я походил.

Тогда и решили мы с Шурой бросить танцы и записаться в спортивную школу. Шурик мой, вообще, страдал ни за что. В драку лез я, а он естественно, не мог оставаться в стороне.

После бальных танцев, — с сомнением произнес Стас, — стать лучшим в секции бокса, задача вряд ли выполнимая. Дед сделал мне "грушу", подвесил в моей комнате, и я часами лупил по ней, представляя, что это мои обидчики. Когда мы с Шурой впервые пришли на тренировку, кто-то назвал нас задохликами. Это только подогрело наше упрямство.

Отец принес мне, какую-то книжку, в которой рассказывалось о больном и слабом американском мальчике, который, занимаясь по предлагаемой системе, стал чемпионом мира по культуризму. И мы до седьмого пота накачивали себе мускулатуру. Шура занимался этим из азарта и интереса. А я, честно говоря, вынашивал в душе мечту — повергнуть в прах всех своих насмешников.

Наше упорство принесло свои плоды. К пятнадцати годам в нашу сторону не решались рыпнуться даже ребята гораздо старше. Мы оба высокие, накачанные, знаем приемы карате и другой борьбы, и всегда вдвоем.

Т.к. все, чем занимался, я делал в полную силу, то у меня, практически, очень даже неплохо и получалось. В результате в подростковом возрасте я был просто несказанно самоуверен. В 13–14 лет я считал, что все могу. Ну, абсолютно все. Я самый умный, самый сильный и все будет так, как я захочу.

Жизнь, конечно, внесла свои коррективы в мое представление о собственной персоне. Со временем я понял, что преодолевать трудности, добиваться выполнения поставленной задачи и стараться во всем стать лучшим я должен не потому, что еврей, а просто потому, что мужчина. Национальность не имеет, вообще, никакого значения. Все зависит от того, насколько ты сам себя уважаешь и веришь в свои силы.

Сейчас я о многом мог бы поспорить со своим дедом Моисеем, но в то время он был для меня непререкаемым авторитетом. И все-таки я очень благодарен ему за то, что он заложил в меня стержень, который помог мне выдержать многие удары судьбы, — твердо сказал Оболенский.

— А еще, — продолжил он, — от деда мне передались его экстрасенсорные способности и его интерес к Тонкому Миру. Я много читал эзотерической литературы, интересовался космоэнэргетикой, реинкорнацией и прочими вещами. Все это нельзя пока доказать, но нельзя и опровергнуть.

Я лично, свято верю, что жизнь человека тесно связана с влиянием Космоса. Эта связь есть, и я в этом не единожды убедился. Я регулярно занимаюсь медитацией и, по-моему, научился выходить на прямую связь со своим ангелом-хранителем. Мой "третий глаз" очень зоркий и он всегда открыт, даже когда я сплю, — с хитрой улыбкой произнес Стас.

— Вы меня очень удивили, Станислав, — вмешалась журналистка. — После нашей первой встречи в офисе я сразу поняла, что вы очень сильный и уверенный в себе человек. Но то, что вы сверхчувствительный, занимаетесь медитацией и верите в существование Тонкого Мира не подумала бы никогда.

— Не знаю уж сверхчувствительный или нет, — возразил Оболенский, — но присутствие рядом своей жены я ощущаю совершенно явно, даже не видя ее, — добавил он. — Проходя мимо окон нашей квартиры, находящейся на третьем этаже, я точно могу сказать, в какой из комнат находится в данный момент моя Кнопочка. И еще по имени и дате рождения, написанные собственной рукой незнакомого мне человека, я могу довольно много сказать о нем.