Евгений Войскунский - Искатель. 1969. Выпуск №4

• Название: Искатель. 1969. Выпуск №4
• Автор: Евгений Войскунский
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

На 1-й стр. обложки — рисунок А. ГУСЕВА к рассказу И. Росоховатского «Напиток жизни».

На 2-й стр. обложки — рисунок П. ПАВЛИНОВА к документальной повести Б. Полякова «Молва».

На 3-й стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА к рассказу Ричарда Росса «Кофейная чашка».

---

— Вы меня испугались, когда я вам открыл дверь в тот вечер. Почему?

Мисс Маннгейм несколько смутилась.

— Я увидела, что вы полицейский. А я не очень доверяю им. Видите ли, я ничего плохого в Англии не сделала, но ваше министерство внутренних дел ведет себя порою довольно странно. А мне не хотелось бы отсюда уезжать.

— Я уже больше не полицейский, — сказал Бертон, — если это может вас успокоить.

Он рассказал ей все, что считал нужным.

Девушка серьезно посмотрела на него.

— Вы очень честный человек, мистер Бертон.

— Меня смущает только одно, — признался он. — Откуда эти свастики на промокательной бумаге? Зачем их нарисовал Эрих или кто-либо другой? Только в романах злодеи оставляют «подписи», совершая преступления. Эти знаки, — продолжал Бертон, — за последнее время фигурировали еще в двух случаях: один раз на конверте, найденном в кармане умершего, во втором случае три свастики были начертаны на столе, покрытом пылью.

Девушка быстро закивала.

— Я знала и Вассермана и Ринглера, — сказала она.

— И в обоих случаях следствие велось скоропалительно и было признано самоубийство. Верит ли этому немецкая колония в Лондоне?

— В каждой стране есть фашистские агенты, которые пытаются либо заманить эмигрантов обратно в Германию, либо устранить их в случае неудачи. Вассерман, Ринглер и Эрих были видными деятелями рабочего движения. Мы знаем, почему они умерли.

— Но зачем же убийцам выдавать себя, оставляя знак свастики?

— Я думаю… — Мисс Маннгейм выпрямилась на стуле и придвинулась к Бертону. — А если это сигнал кому-то, как вести следствие?

— Нет, нет, в Англии таких вещей не бывает, — запротестовал он.

— Нет? — вежливо переспросила она, взглянув на него из-под опущенных ресниц. — Тогда ищите разгадку сами… Возьмите, — протянула она ему коробку шоколадных конфет.

— Благодарю. Конфеты — мой тайный порок. Хотя жалко открывать такую чудесную коробку… Спасибо. Надеюсь, они твердые?

Она расхохоталась, глядя на комическое выражение, которое вдруг приняло его лицо.

— Мягкие?

Он выплюнул разжеванную массу себе на ладонь.

— Простите, мисс Маннгейм, но я поступил бы очень неосторожно, если бы проглотил эту шоколадку. Она начинена снотворным.

— Снотворным?

— Да, — подтвердил Бертон. — И если вы скажете мне, откуда у вас эта коробка, я, быть может, узнаю, кто убил вашего жениха.

Она с удивлением посмотрела на него.

— Но я, право, не знаю и сама, мистер Бертон.

— Что? — Он взъерошил свои черные волосы. — Не знаете или не доверяете мне?

— Не знаю, — повторила она. — Дело вот в чем. Множество друзей соболезнуют мне, приносят цветы, конфеты. Меня часто не бывает дома. Иногда они оставляют с подарками записки, иногда нет. Так и с этим шоколадом. Я полагала, что его принес кто-то из знакомых.

— Скажите, есть у кого-нибудь из ваших друзей ключ от этой квартиры?

Она улыбнулась.

— Щекотливый вопрос… Нет, даже у Эриха не было ключа.

— А когда приходят гости, вы всегда бросаете ключ в их невинные головы?

— Если я их знаю. Это избавляет от необходимости спускаться вниз.

— Таким образом, ничто не может помешать этим гостям сделать восковой слепок, пока они поднимаются по лестнице? Я думаю, что скоро у вас будет посетитель, — добавил Бертон. — Он позвонит. Если вы откликнетесь, он ограничится вежливым визитом. Если же нет, он сам впустит себя, рассчитывая найти вас усыпленной. Так как его ждет горькое разочарование, я предлагаю пригласить в другую комнату полицию.

Глаза девушки широко раскрылись, едва смысл этих спокойных слов достиг ее сознания.

— Полицию… Нет, нет!

— Но это явное покушение — усыпить вас и, как я подозреваю, похитить.

— Я знаю, знаю! Они хотят заполучить меня, чтобы заставить говорить. Но это им не удастся!

— Конечно, нет!

— Пожалуйста, не надо, — продолжала она взволнованно. — Вы не должны впутываться в это дело, мой друг. Мы, изгнанники, вне закона и должны сами защищать себя.

— Почему?

— Потому что во всех капиталистических государствах правительство всегда против нас. Нас только терпят. Мы все время ведем скрытую войну против убийц, похитителей, предателей. Вы не можете помочь нам. Мы должны сами спасать себя, если хотим…

Резкий звонок прервал ее.

Девушка и сыщик переглянулись.

— Не открывайте, — прошептал он.

Снова звонок.

— Свернитесь в этом кресле, — приказал Бертон. — Я спрячусь за дверью. Будем надеяться, что гостей окажется не больше двух.

Она безмолвно подчинилась. На лестнице послышались шаги. В замочную скважину вложили ключ…

Бертон весь подобрался, сдерживая дыхание. Судя по звукам, предстояло иметь дело только с одним.

В комнату быстро вошел человек высокого роста, в легком макинтоше, в шляпе, надвинутой на глаза. Он подошел к девушке, притворившейся спящей. Но, едва «гость» наклонился к Анне, Бертон подскочил и ударил его снизу вверх, в челюсть. Незнакомец упал на колени, затем сполз на бок и затих. Анна вскочила.

— Грюнеблюм?! А мы так верили ему! Теперь я начинаю понимать кое-что.

— Ну, а дальше? Через несколько минут он очнется. Очевидно, внизу его ждет сообщник. Если мы не дадим знать полиции, то что же нам делать?

— Убраться отсюда.

— Но как? Здесь нет запасной лестницы с черного хода.

— Надо что-нибудь придумать.

— А что, если воспользоваться их же машиной?

— Вы с ума сошли! — вырвалось у девушки.

— Нисколько. Смотрите. Эта шляпа, этот широкий макинтош, попутно я прихвачу его револьвер… Человек у руля ничего не заметит. Он увидит, что я втискиваю вас на заднее сиденье и подумает, что все в порядке.

— Хорошо, рискнем. Не выйдет — побежим к трамваю.

Анна держалась так спокойно, словно ей не впервые приходилось быть в таком положении. Она вынула из карманов Грюнеблюма все бумаги. Не забыла и подобранных к ее дверям ключей.

— Я готова.

Он взял ее на руки и понес вниз.

— Держите голову так, чтобы скрыть мое лицо, — прошептал он.

На улице стоял большой синий лимузин. Бертон быстро подбежал к автомобилю, открыл дверцу и положил Анну на заднее сиденье. Едва он успел сесть рядом с ней, как автомобиль рванулся вперед.

Бертон наклонился над девушкой, как бы желая проверить, не возвращается ли к ней сознание.

— Хотел бы я знать, куда вас намерены увезти, — прошептал он.

— Вероятно, в аэропорт. Срочная операция, для которой требуется берлинский специалист. Нам нужно как можно скорее вылезти.

Они воспользовались случаем, когда светофор на Теобальд-Роуд загорелся красным светом. Бертон бесшумно открыл дверцу, и оба выскользнули из машины.

— Вот наш трамвай, — сказал он, взяв ее под руку.

Они перебежали дорогу.

— Ничего не выйдет! — с огорчением воскликнула Анна, оглянувшись с площадки трамвая. — Он следует за нами.

— Все в порядке, — успокоил ее Бертон.

В следующее мгновенье вагон нырнул во мрак Кингуэйского тоннеля.

Они вышли на остановке Олдвич, и Бертон втолкнул Анну в другой трамвай.

— Но ведь это дорога назад, — сказала она.

— Ну и что же? Наш приятель в автомобиле не может всюду поспеть одновременно и следить за трамваями, идущими в противоположных направлениях.

Они доехали до Грэйс-Иина и по тихим улочкам направились к шумному, суматошному Холборну. Спускались зимние сумерки. Магазины сверкали огнями.

— Думаю, что после всех приключений не грех выпить чаю, — предложил Бертон.

Они вошли в кафе.

— Вы говорите по-немецки? — просила она.

— Нет.

— А по-французски?

— Чуть-чуть.

Анна наклонилась к нему через столик, и Бертон напряг слух.

— Мы думали, что этот Грюнеблюм один из наших. У него водились деньги, а это было весьма кстати — большинство эмигрантов очень нуждается. Мы замечали иногда утечку информации, но на Грюнеблюма наши подозрения никогда не падали.

— Плохо дело, — сказал Бертон, с трудом переходя на французский. — Но почему он стремился заполучить именно вас?

— Потому что мне известны вещи, которых никто больше не знает. И они записаны только в моей памяти.

— Так что живая вы представляете большую ценность, чем мертвая.

— Совершенно верно.

— Но если бы им удалось похитить вас… — Он с восхищением посмотрел на девушку. — Я думаю, что они не многое узнали бы. Вы не из трусливого десятка!

— О, вы не знаете! У них в тюрьмах делаются такие вещи… Ни один мужчина, ни одна женщина, как бы храбры они ни были, не всегда могут быть уверены, что все выдержат.

— Приятная перспектива!

— Через десять дней я буду в относительной безопасности, — сказала Анна. — К этому времени произойдет одно событие, и мой секрет перестанет быть секретом. А сейчас…