Томас Прест - Варни-вампир

• Название: Варни-вампир
• Автор: Томас Прест
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2001
• ISBN: 5-7905-1032-9

Разве могла знать юная и прекрасная Флора, что под личиной респектабельного джентльмена скрывается кровожадный вампир, творящий ужас в маленьком поместье, что ее судьба предрешена, ибо он уже выбрал ее своей очередной жертвой… Однако на защиту девушки встают ее братья и жених, которые бросают вызов чудовищу…

Впервые появившись на прилавках, роман "Варни Вампир" произвел в Англии фурор едва ли не больший, чем романы Дюма, Диккенса, Бальзака, и открыл дорогу несметному количеству комиксов, книгам ужасов и всему тому потоку, который мы сейчас называем "массовой литературой".

---

— Факт остается фактом, адмирал. Он исчез, и лучше не вспоминайте о нем в моем доме. Забудьте о Чарльзе, как это постараюсь сделать я, и о чем мы с братом будем умолять нашу несчастную сестру.

— Бедная девушка. Что мы ей скажем?

— А что тут говорить? Мы отдадим ей письма, и пусть Флора сама убедится в ничтожестве того, кого любила.

— Да, так будет лучше всего. Девичья гордость поможет ей справиться с горем.

— Я тоже надеюсь на это. Она из рода гордых и благородных людей, и мне верится, что Флора не унизит себя слезами о таком двуличном человеке, каким показал себя Чарльз Голланд.

— Нет, разрази меня гром! Я найду его и вызову на дуэль! Он должен ответить перед нами за свой позорный поступок.

— Зачем? Не надо!

— Как не надо? Надо!

— Лично я не буду стреляться с ним.

— Не будете?

— Конечно, нет. Он низко пал в моих глазах, а я не желаю сражаться в благородном поединке с тем, кого считаю лживым и бесчестным человеком. Для Чарльза у меня осталось лишь безмолвное презрение.

— У меня тоже останется к нему презрение, но только после того, как я сверну ему шею… Или он свернет мою! Мерзавец! Мистер Баннерворт, мне стыдно находиться в вашем доме.

— А вот здесь вы ошибаетесь, сэр. Как джентльмен и бравый офицер, как человек чистейшей и незапятнанной чести, вы своим присутствием придаете нам силу и дух.

Адмирал пожал руку юноше и печально сказал:

— Давайте вернемся к этому вопросу завтра утром. Сейчас во мне нет былой рассудительности. Я слишком разгневан и огорчен. Но завтра утром, мой юный друг, мы примем окончательное решение. Благослови вас Бог. Спокойной ночи.

Глава 27

Разговор с Маршделом. — Сцена в столовой. — Мнение Флоры о трех письмах. — Восторг адмирала.

Мы просто не можем описать те чувства, которые испытывал Генри Баннерворт, узнав о предательстве и бесчестии друга, каким он наивно считал Чарльза Голланда. Однако так уж получается, что благородных и образованных людей больше ранит не жуткий и злобный поступок чужака, а бессердечность близкого им человека, к которому они питали полное доверие. Подумать только! Еще каких-то несколько часов назад Генри мог бы поставить на кон свою жизнь за честь Чарльза Голланда — настолько он твердо верил в искренность его слов и обещаний.

Теперь же, смущенный до предела, юноша почти не сознавал, куда идет или, вернее, убегает. Закрывшись в спальной, он честно и с усердием попытался найти извинение для проступка Чарльза, но ему это не удалось. Действия Голланда с любой точки зрения представлялись воплощением самого бессердечного эгоизма, который Генри когда-либо встречал в своей жизни. А тон писем, написанных Чарльзом, еще больше отягощал моральное прегрешение, в котором он был виновен. Ах, лучше бы Голланд вообще не извинялся и не писал своих лицемерных посланий.

Более хладнокровного и бесчестного поступка нельзя было придумать. Выходило так, что Чарльз сомневался в реальности вампира и в его ужасных визитах к Флоре Баннерворт. Он без зазрения совести принимал доверие и уважение людей, восхвалявших его чувство чести, чтобы затем предать их и трусливо скрыться; тогда как истинная привязанность, которая не зависит ни от каких перемен, должна была держать его у ног любимой девушки.

Подобно какому-то хвастуну, который бахвалится геройством, но бежит в минуту опасности, если его просят показать свою так долго воспеваемую доблесть, Чарльз Голланд оставил прекрасную девушку — причем, в то время, когда она, к своему несчастью, еще более, чем прежде, полагалась на его любовь и верность. Генри знал, что брат сменил его на ночном дежурстве, но вопреки усталости и изнеможению он не мог заснуть, как ни старался. Юноша напрасно говорил себе: "Я должен забыть об этом недостойном человеке. Я уже сказал адмиралу Беллу, что презрение станет единственным чувством, которое сохранится во мне к его племяннику". Однако он вновь возвращался в мыслях к предательству Чарльза, и сон бежал от его печальных, покрасневших глаз.

Когда наступило утро, Генри поднялся с постели в таком же утомленном и возбужденном состоянии ума. Прежде всего он обсудил ситуацию с братом, и Джордж посоветовал ему рассказать о письмах мистеру Маршделу, поскольку тот разбирался в житейских делах гораздо лучше, чем любой из них. К тому же, друг семьи мог спокойно и рассудительно оценить обстоятельства, по поводу которых братья не имели, да и не могли иметь, объективного мнения.

— Хорошо, пусть будет так, — согласился Генри. — В конце концов, мы можем положиться на благоразумие мистера Маршдела.

Они тут же направились к нему, и когда Генри постучал в дверь спальной, Маршдел торопливо вышел на порог и встревоженно спросил, что случилось.

— Волноваться не о чем, — ответил Генри. — Мы пришли к вам для того, чтобы рассказать о событии, которое произошло этой ночью. Я думаю, оно вызовет у вас удивление.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Событие весьма досадное. Тем не менее, в каком-то отношении мы даже можем поздравить себя. Впрочем, лучше прочитайте эти два письма и выскажите нам свое беспристрастное мнение.

Генри передал Маршделу послания, адресованные ему и адмиралу. Тот прочитал их с заметным вниманием, но не выразил ни удивления, ни сожаления.

— Итак, мистер Маршдел, — спросил Генри, — что вы думаете о таком новом и неожиданном повороте в наших делах?

— Друзья, я не знаю, что вам сказать, — смущенно ответил Маршдел. — Не сомневаюсь, что эти письма и бегство Чарльза Голланда ввели вас в изумление.

— А разве вы не удивились?

— Я удивлен, но не так сильно, как вы. Фактически, я никогда не питал к Голланду дружеских чувств, и он знал об этом. Неплохо разбираясь в человеческой натуре, я часто с глубоким сожалением отмечаю те слабые черты характера, которые скрываются от глаз других людей. Должен признаться, что Чарльз Голланд всегда вызывал у меня неприязнь. И он понимал, что я вижу его насквозь. Вот почему он питал ко мне такую ненависть, которая, если вы помните, не раз проявлялась в ссорах и моментах враждебности.

— Маршдел! Вы удивляете меня!

— Я знал, что вы так скажете. Но разве вы забыли, что однажды, после ссоры с ним, я даже хотел уехать из вашего дома?

— Да, вы едва не уехали.

— В тот миг меня остановила только трезвость мысли. Обдумав ситуацию, я подавил свой гнев, который бы лет двадцать назад увлек меня в пучину безрассудных действий.

— Но почему вы не рассказали нам о ваших подозрениях? Мы могли бы как-то подготовиться к подобному событию.

— Прошу вас, войдите в мое положение и спросите себя, что бы вы сделали на моем месте. Подозрение — это странный вид чувств. Люди относятся к нему с таской не только, когда принимают его от других, но когда выражают подозрения сами. К тому же, любое суждение о каком-то человеке всегда может оказаться ошибочным.

— Верно.

— Такая возможность заставляет нас молчать, однако, заподозрив человека, мы начинаем присматриваться к нему. Например, мне не понравились в характере Голланда его краткие и неосознанные вспышки самомнения. Я понял, что ваш друг не такой уж благородный человек, каким он пытался предстать перед вами.

— И это предчувствие появилось у вас с самого начала?

— Да.

— Как странно!

— Согласен с вами. Однако моя интуиция не подвела меня, и, похоже, он испугался разоблачения. Да вы сами вспомните, как Голланд осторожно вел себя со мной. Но его трусливая маскировка не могла обмануть мою проницательность.

— И как я ничего не замечал?! — воскликнул Генри.

— Вы должны понять, что самую смертельную и глубокую ненависть у притворщика вызывает человек, заподозривший его в обмане, — продолжал Маршдел. — Лжецу претит, что кто-то видит тайные мотивы его бесчестного сердца.

— Я не могу винить вас за то, что вы не поделились с нами вашими сомнениями, — печально промолвил Генри. — Хотя я глубоко сожалею, что вы не сделали этого.

— Мой юный друг, — ответил Маршдел, — поверьте мне, я долго думал о такой возможности, но, не имея доказательств, решил промолчать.

— Ах, так?

— И потом, если бы я познакомил вас с моим мнением, то вы оказались бы в неловком положении. Вам пришлось бы или лицемерить с Чарльзом Голландом, храня наши сомнения в секрете, или открыто сказать ему, что он подозревается во лжи.

— Да, Маршдел, я должен признать, что вы поступили разумно. Что же нам делать?

— А разве надо что-то делать?

— Я хочу, чтобы Флора узнала об абсолютной бессердечности ее жениха. Надеюсь, девичья гордость поможет ей забыть о человеке, который так жестоко ее предал.

— Ну что же? Это вполне уместное решение.

— Вы так считаете?

— Конечно.

— Вот еще одно письмо от Голланда. Оно адресовано моей сестре и поэтому осталось нераскрытым. Адмирал считает, что Флоре незачем читать его, поскольку текст оскорбит ее чувства. Однако я убежден в обратном и настаиваю на предъявлении ей еще одного доказательства измены. Пусть она увидит, каким был тот, кто клялся ей в верности и бескорыстной любви! Мне кажется, так будет лучше для Флоры.