Константин Богуцкий - Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада

• Название: Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада
• Автор: Константин Богуцкий
• Жанр: Религиоведение

Предлагаемая читателю книга является самым полным на сегодняшний день критическим изданием текстов легендарного Гермеса Трисмегиста - основателя герметизма и науки древнего Египта. Помимо традиционно включаемых в подобные сборники текстов в данное издание входят "Страсбургская космогония", тексты, касающиеся египетского бога Тота до его отождествления с Гермесом и некоторые сочинения "низкого герметизма", приписываемые самому Гермесу Трисмегисту: "Изумрудная Скрижаль", "Трутина Гермеса", фрагменты "Медицинской астрологии", "Койранид" и "Ста афоризмов", а также раздел, включающий работы крупнейших исследователей герметической традиции.

---

Действительно, химия, какой ее знал Египет, была искусством приготовлять золото и серебро, особенно первое. При этом слово "приготовлять" не следует понимать чересчур точно; задача была решена, если удавалось представить металл, имеющий внешний вид золота. Одним средством была позолота, другим - изготовление сплава, похожего на искомый металл; при этом иногда дело велось чисто, иногда же с несомненной целью обмана. Нам сохранены рецепты той и другой категории. Этими рецептами, понятно, дорожили: они передавались от отца к сыну, от учителя к ученику, преимущественно устно; если же их записывали, то только как опору для памяти, стараясь выражаться не слишком ясно и часто нарочно затемняя смысл прибавлением ненужных и сбивающих с толку слов. Это делалось и с практической целью - во избежание разглашения, и с мистической: "демоны ревнуют к грамоте". А без демонов обойтись нельзя было; от них зависел успех или неуспех дела, их призывали к его началу подобающими формулами и молитвами. Так-то составной частью химии была магия: таково было египетское "чернокнижие".

В этом виде его приняли от них греки. Впервые ли? Положительно ответить на этот вопрос нельзя. Я выше привел свидетельства о химических свойствах воды Стикса, о золоте, как даре Гермеса; сами греки называли своим первым химиком Демокрита. Мы с первых же их шагов в Египте видим их во всеоружии чисто греческой научной терминологии, с очень незначительной египетской примесью; но как бы то ни было, если они и приняли химию от египтян, то они проникли ее своим научным духом. Им было мало чисто ремесленных рецептов о позолоте и подделке золота: мысль о единстве вселенной подсказала им другую мысль - о возможности реального превращения других металлов в золото. Этим был дан сигнал для продолжительной и плодотворной научной работы; "искусство" Гермеса пережило падение его культа и сделало популярным его имя в течение всего средневековья - христианского и мусульманского - и доброй части новых времен. Теперь оно забыто, как забыта и концепция одушевленности элементов, и только осиротелое слово "герметический" напоминает знатокам о том, кто некогда считался творцом "черной науки".

Х

Довольно, однако, о низшем герметизме; попытаемся проникнуть в сущность высшего герметического учения, бросив предварительный взгляд на его источники. Это, вопервых, дошедшие до нас в особых списках 17 диалогов на греческом языке; во-вторых, большое "слово посвящения", сохраненное для нас только в латинском переводе, который раньше неправильно приписывали Апулею, под заглавием "Асклепий"; в-третьих, названная выше "Дева Мира", большие отрывки которой сохранены Иоанном Стовейским в его хрестоматии[3]. Эти сочинения далеко не все, что в древности приписывалось Гермесу Трижды-Величайшему, - даже если отнестись скептически к свидетельству Ямвлиха, говорящему о 20000 его книг, и, вычеркнув пару нулей, включить в это число и многочисленные произведения по низшему герметизму с алхимией. Равным образом, сочинения эти не одновременны: древнейшее из них (Пемандр) в своей первоначальной редакции послужило источником для "Пастыря" Ермы, одного из первых сочинений христианской литературы, будучи, таким образом, древнее II века до н.э.: самое позднее (Асклепий) в его нынешней редакции относится к эпохе императора Константия (IV в.).

Начнем с "Пемандра", прозрачное заглавие которого (Poimandres, "пастырь мужей") сохранило еще воспоминание о древнем боге-пастыре аркадской мифологии. Это - слово откровения: говорящим представляется, по-видимому, Гермес Трижды-Величайший. Он рассказывает, как в экстазе, вызванном усиленным погружением в тайны мироздания, ему явился сам Пемандр, "державный Разум", как он себя называет; при его содействии он вновь переживает сотворение мира. Эта "пемандрова космогония" в главных чертах совпадает со страсбургской, только мифологические имена заменены аллегорическими. В начале был свет, он же и первый Разум, и тьма; последняя рождает из себя "влажную природу", дымящуюся как от огня и издающую жалобный звук. От света к ней исходит "священный Логос", благодаря которому происходит разделение стихий. Затем "первый Разум", будучи двуполым, рождает РазумДемиурга и дает ему власть над высшей стихией - огнем; он создает семь планетных божеств, после чего Логос с ним соединяется. Оставленные Логосом нижние стихии стали простой материей (hyle) и в качестве таковой произвели "бессловесные твари". Тогда первый Разум… но то, что следует, так оригинально и так красиво, что было бы жаль сокращать и изменять изложение подлинника.

"Тогда Разум, отец всего сущего, будучи светом и жизнью, родил подобного ему Человека; его он полюбил как своего сына. Он был ведь прекрасен, имея образ отца; такто, в действительности, бог полюбил свой собственный образ. Ему он передал все свои создания. Он, созерцая творение Демиурга в огне (т. е. планетные сферы), и сам пожелал творить; и ему это было разрешено отцом. Очутившись в сфере Демиурга с тем, чтобы иметь власть над нею, он созерцал создания брата (т. е. планетных богов), и они полюбили его, и каждый уделил ему часть собственного естества. Познав их сущность и получив удел в их природе, он пожелал разорвать вращение сфер и разбить власть того, кто восседает над огнем".

Мы здесь без труда узнаем знакомые мотивы из "Книги Бытия"; так как мы ниже найдем несомненное заимствование из нее, то ничто не мешает допустить ее непосредственное влияние и здесь. Но как смело и странно грехопадение ангелов соединено с грехопадением человека! Не ангелы, нет - сам Человек, созданный Богом по Его образу и подобию и облагодетельствованный Им, пожелал возмутиться против Него и "разбить Его власть". Это решение является последствием того, что планетные боги уделили ему своей силы; отсюда видно, что это были злые влияния. Какие - это Пемандр старается определить ниже, но очень искусственно и неубедительно (§ 25). Гораздо удачнее попытка, о которой мы узнаем от Сервия, древнего комментатора Вергилия (к кн. VI 714 Энеиды). Согласно ей, душа человека, проходя для воплощения через планетные сферы, заражается от медленного Сатурна вялостью, от властолюбивого Юпитера спесью, от воинственного Марса вспыльчивостью, от прелестницы Венеры сладострастием, от корыстолюбивого Меркурия жадностью, (остаток я дополняю:) от всепожирающего Солнца обжорством, от бледной Луны завистью. Вот они, семь смертных грехов церковного учения, на которых еще Данте построил свою концепцию чистилища! Кто бы мог думать, что его корень находится здесь - в астрологии и в герметизме?

Но что же делает греховный и мятежный Человек? "И вот владыка всего смертного мира с его бессловесными тварями - прошел через небесную гармонию, разорвав ее сферы и разбив силу бога; он показал нижней Природе свой прекрасный божественный образ; увидев его, вместившего в себе всю силу распорядителей судьбы (т. е. планет) и подобие бога, Природа ему улыбнулась в любви. А он, увидев свое подобие в ней, отраженное ее водой, воспылал любовью к нему и пожелал вселиться в него; с желанием явилась и сила, и он вселился в бессловесное подобие. А Природа, залучив к себе возлюбленною, обвила его вся, и они совокупились; они ведь были любовниками. И вот почему, в отличие от всех других существ земли, человек двойственен, будучи смертен своим телом и бессмертен благодаря тому сущному Человеку."

Что сказать об этом дивном мифе? Одно ясно: перед нами уже не Книга Бытия; мы на греческой или грекоазиатской почве. Человек нисходит к Природе; Природа, прельщенная его неземной красотой, улыбается ему в любви; чтобы им овладеть, она показывает ему в воде его собственное изображение. Действительно, он спускается к прекрасному призраку; тогда она обвивает его, и он принадлежит ей. Где-то читали мы эту притчу? Так Нарцисса любила нимфа Эхо, а он, безучастный к ее мучениям, любовался на свое отражение в ручье, пока не испустил душу… но здесь нет той черты, что нимфа овладела им, благодаря этой его себялюбивой страсти. Так прекрасный Гермафродит, желая выкупаться в принадлежащем нимфе Салмакиде роднике, подпал под ее власть… но здесь нет любви к собственному отражению. Так, наконец, юный Гилас, увидев свой призрак в ключевой воде, наклонился к нему, любуясь его красотой, - а наяды ключа, пленившись им, увлекли его к себе… Вот именно этот последний рассказ и содержит все требуемые черты. К тому же он был в ходу у александрийских поэтов: для нас сохранились поэтические обработки и Феокрита, и Аполлония Родосского, и Каллимаха, последняя - в подражании Пропорция. А затем - героя звали Гиласом (Hylas); в Человека же герметической религии была влюблена природа, материя (hyle); должны ли мы признать это созвучие случайным? Не вероятно ли, что какой-нибудь поэт или мыслитель, пораженный этимологией имени Гиласа, дал мифу о нем космогоническое толкование, и что герметизм принял его в свои откровения?