Хесус Торре де ла - Пророчество Корана

• Название: Пророчество Корана
• Автор: Хесус Торре де ла
• Издательство: "Иностранка"
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-461-7

Хесус Маэсо де ла Торре живет в Кадисе, столице древней Андалусии, и преподает философию и историю студентам университета, одного из старейших в Европе. В последние годы он с увлечением пишет исторические романы. Его книги, посвященные легендарным и героическим временам прошлого родной Испании, неизменно встречают горячий отклик как у критиков, так и у читателей. Сюжет «Пророчества Корана» переносит читателя в Севилью эпохи Реконкисты — освобождения Пиренейского полуострова из-под власти мавров. В городе, где живут представители трех религий и где при дворе короля Альфонса XI разворачиваются ожесточенные интриги, в которые втянута и царствующая фамилия, и многочисленная королевская свита, встречаются юный врач-христианин Яго Фортун и прекрасная Субаида, заложница-мусульманка, плененная королем. Судьба заставляет влюбленных пуститься на поиски исчезнувшего экземпляра Корана, который зовется «Жемчужиной» и скрывает некое таинственное пророчество. Именно эта находка поможет им избежать множества опасностей во враждебном мире.

---

— Exuadi verbum meum, et intende mihi [76]. Овладел мною дух Господень и просветил меня. — Она глубоко вздохнула и, глядя в пространство, исступленно заговорила: — Пятый ангел вострубил. Отворился кладязь бездны. И вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы, чтобы делала вред только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих. Царем над собою она имела ангела бездны; имя ему Аваддон. Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя [77]. Господь мой, ты один это знаешь!

Здесь она удалилась, в церкви витал ропот скептиков и шепот пораженных этой речью.

— Что она этим хотела сказать? — спрашивали люди друг у друга.

Яго трагический тон провидицы показался фальшивым и экзальтированным. Тем не менее напрашивалась мысль, что «послание» как-то странно соотносится с последними событиями. Присутствующие в недоумении перешептывались, король с плохо скрываемым раздражением перекрестился и с достоинством встал.

— В канун кампании против мавров эти прорицатели уже надоели, — с пренебрежением поделился он с магистром де Алькантара, который сердито ответил:

— Эта женщина — притворщица! Бог видит, они играют с огнем!

«Болезнь этой монашки является следствием патологии, — размышлял Яго, — однако то, что она провозгласила, свидетельствует об обратном. Кто говорит ее устами? Ангел или сам дьявол? Или ее замутненный мозг? Но слушать ее страшновато».

Весть о случившемся событии распространилась с быстротой молнии и, питаемая суевериями, обсуждалась слонявшимися по обители больными и посетителями. Вскоре группы богомолок, продавцов религиозной атрибутики и собирателей реликвий стали набиваться в помещение храма, они брали святой воды из чаши и заполняли клирос. Капеллан попытался их утихомирить, но в испуге укрылся в ризнице со своими служками. Между делом карлик Бракамонте раздавал ладанки, благословленные доньей Гиомар, и якобы клочки ее монашеского чепца, получив за это целую кучу мараведи, которые уродец ловко засовывал в свою суму.

— Мать Гиомар, мать Гиомар! — только и слышалось повсюду.

С боязливым благоговением целая свита убогих людей, испуганных жителей и истовых богомольцев сопроводила отмеченную Богом сестру в ее монастырскую келью, к ним присоединился целый выводок детей, пришедших по песчаным тропам Сан-Висенте, заляпанным коровьим пометом. Теснясь и толкаясь, они тянулись потрогать складки ее одеяния и просили заступничества за своих больных близких. Монахиня — воплощение девственности и небесной святости для всего этого люда — шествовала с высоко поднятой головой, как будто пережитый приступ эпилепсии только придал ей жизненных сил и еще выше приподнял над убогостью этого света. Тем временем желчный карлик, плюясь и толкаясь, суетливо ограждал ее от поклонников.

— Исцели нас, матушка, освободи нас от злых козней! — голосили страждущие.

— Дайте, дайте мне дотронуться до ее одежды! — взывал какой-то паралитик.

Взбудораженная паства столпилась у входа в обитель состоятельных монахинь в ожидании чудотворных деяний виновницы ажиотажа, которая, отведав полуденных монастырских кушаний, вышла из здания, чопорная и торжественная, словно из другого мира, и протянула руки к полупарализованным больным, коих было здесь немалое количество, раздавая им пластыри от крупа, травяные настойки от запоров и отхаркивающие микстуры, за которыми люд протягивал руки в отчаянной толчее.

— Матушка, мой сынок страдает от порчи, полечите его! — умоляла косоглазая женщина.

— Молитесь святой Агеде и заверните этот можжевеловый крест в свою косынку. Закажите матери-привратнице три мессы — и все пройдет, — ответила ей Гиомар и обратилась затем к старику с непомерно вздувшимся животом. Вытащив упругий прут из своей сумки, ему она, возвысив голос, назначила следующее: — Брат, засуньте этот зонд в задний проход. Козий жир, капуста и навоз освободят вас от нечистот, гниющих в вашем животе. Вверьте свою судьбу святому Клименту, пожертвуйте лепту в молельне.

— Спасибо, сестра, Бог вам воздаст, — поблагодарил страдалец.

После она остановила взгляд на рахитичном подростке с глазами в разные стороны, который дергался как одержимый. Его придерживали на ремнях братья. Гиомар откупорила флакон с каплями воловика, корицы и опия, приблизилась к мальчику и дала ему отпить снадобье. Оно заструилось по подбородку, и он выцедил все, потому что оно было сладкое. Народ наблюдал за тем, как дурачок успокоился и даже тупо заулыбался.

— Бесноватого! Она излечила бесноватого — и не била, не обливала ледяной водой! — закричали вокруг.

— Это поистине чудо! Он похож на ангела, а прежде богохульничал! — воскликнул молодой парень, а молва об удивительном излечении катилась дальше.

До самого заката опалового солнца за горизонт Трианы, когда силуэты крепости Сан-Хорхе слились с ночными тенями, истовые верующие, дрожа и стуча зубами, терпели холод и сырую вечернюю росу. Они славили ясновидицу, запрудив аллеи и дворы Баркеты.

Наконец, когда в монастырях стали звонить к вечерней мессе, приходской управляющий заставил всех покинуть обитель, при этом несколько послушниц с кротким видом собирали в сумы множество подношений.

Когда территория опустела и возбужденную толпу поглотила туманная темень, более сотни светильников и лампадок, зажженных богомольцами, дрожащими язычками прямо с земли осветили решетчатые ворота монастыря, как будто целое скопление светлячков намеревалось охранять сон провидицы. Скоро, будто серебряная речная пена, молчаливые стены обители заполнились молитвами, что отнюдь не прервало звона монет, которые карлик Бракамонте сладострастно выстраивал своими беличьими пальцами в ряды столбиков.

Покончив с этим скупердяйским занятием, он гадко испустил ветры, и из аптеки, пахнущей сыростью и затхлой кожей, послышался короткий и самодовольный смешок, который потерялся в отзвуках песнопений хора монашеского ордена.

* * *

Яго спускался вниз по улице Фериа, посетив здесь одного из больных в сопровождении своего ассистента Ахмеда, мориска из Адарвехо, назначенного ему деканом, — парня достаточно ловкого и способного для того, чтобы выжить в этих христианских кварталах. Еще издали он заметил Ортегилью, одетого в двуцветные штаны с выступающим гульфиком и четырехугольную шляпу с плюмажем, в сопровождении нескольких размалеванных девушек, закутанных в шали, которые подчеркивали их полные груди и крутые бедра. Лица их закрывали желтые вуали, характерные для севильских проституток. Они направлялись на рынок, где в тот день было полно генуэзских и каталонских купцов, крестьян с округи, арагонских торговцев, горлопанов — продавцов альпаргат [78] — и скотоводов, которые не прочь были потратить свои денежки на плотские удовольствия. Судья игриво простился с ними и горячо приобнял лекаря.

— Друг мой, мастер Яго! Куда направляешься? — поинтересовался он.

— Слушай, что-то мы с тобой давно не пропускали по стаканчику. Пошли, я угощаю.

Таверна «Журавль» была набита торгашами и погонщиками, которые решали свои дела по купле-продаже между кружками и дымящимися кастрюлями с кастильскими блюдами. Ортегилья Переметный договорился на местном жаргоне с трактирщиком, поросшим недельной щетиной и обтиравшим руки о засаленный фартук. Они уселись в углу, подальше от запахов жарений и масляного дыма лампад и принялись разбираться с кувшинчиком посредственного вина. Судья блудниц снял свой головной убор, расстегнул камзол, залатанный, но элегантный, украшенный серебряными нашивками и с позолоченными пуговицами. Он пригладил лоснящиеся волосы и громко рыгнул.

— Прости меня, Господи, — бегло перекрестился он и с любопытством уставился на медика. — Я только вернулся с границы и очень хотел переговорить с тобой наедине.

Яго знал от Андреи, супруги судьи, только то, что тот ездил на границу с отрядом адмирала для улаживания каких-то споров и неувязок по правам собственности между христианами Тебы и морисками Антекеры.

— Почему так? Нет чтобы просто пообщаться!

Судья понизил голос и, потянув за ус, бросил вокруг осторожный взгляд:

— Клянусь петухом святого Петра, некоторых вещей я не понимаю. С тех пор как казнили того убийцу и ты мне рассказал о том, что водишь дружбу с заложницей из Гранады, я не переставал спрашивать повсюду у всяких лазутчиков и солдат, патрулирующих и прослушивающих границу с маврами. Было бы сказано хоть что-то хорошее, Яго.

— Что ты имеешь в виду? Это дело меня беспокоит как слепень — где-то отложит свои личинки.

— Слушай внимательно, только держи язык за зубами. Один из чинов, капитан пограничной кавалерии, который был мне обязан за некоторые услуги, рассказал, что по обе стороны границы ходит один и тот же слушок. Группа фанатиков одной из гранадских сект воспользовалась отправкой войск в район Пролива и незаметно проникла на нашу сторону через какие-то укрепления или сторожевые башни. Но их преследует по пятам патруль пограничного района, альгвасилов предупредили, чтобы повысили бдительность на входах в города.