Джон Фаулз - Аристос

• Название: Аристос
• Автор: Джон Фаулз
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-89091-238-0

«Аристос» — сборник философских эссе и афоризмов, где знаменитый писатель, отвергая точку зрения, будто только специалисты вправе высказываться о вещах, касающихся всех и каждого, рассуждает о смысле жизни, природе справедливого общества и естественных пределах человеческого существования.

---

77. Важное препятствие на пути предотвращения преступности и надлежащего обращения с преступниками — наше эмоциональное отношение к «греху» и «преступлению». В первом случае мы, конечно, имеем дело с наследием христианства; во втором — с наследием греко-римского права. И та и другая концепции безнадежно устарели и крайне вредны.

78. Они по-прежнему распространяют общий для них исходный миф: за злодеяние можно заплатить. В одном случае покаянием и раскаянием; в другом — наказанием. Раскаяние дает тому, кто совершил неправедное деяние, приятную мазохистскую иллюзию, будто бы зло в нем поверхностное, наносное, а сердцевина у него здоровая и добрая. Покаяние и наказание, по их завершении, сводятся, по-видимому, к простой констатации факта принадлежности того или иного преступления тому или иному субъекту — а зачастую и факта полученной в результате выгоды. Я сполна заплатил за свой дом и Я сполна заплатил за свое преступление — высказывания, смысл которых следует понимать, увы, совершенно одинаково, буквально.

79. Грех омрачает аурой недозволенности множество удовольствий. Иными словами, он только сильнее их романтизирует и высвечивает, поскольку запрет на какое-либо удовольствие или его недоступность резко повышают градус наслаждения им по причинам как физического, так и психологического свойства. Самых красноречивых за всю историю хулителей «греха» можно смело зачислить в ряды его главных сторонников «от противного». «Преступление» же, в том значении, какое придает этому слову закон, трактующий его как акт свободной воли, — это просто-напросто юридический эквивалент религиозного термина.

80. Полезно здесь рассмотреть и экзистенциалистскую позицию по отношению к виновности. Экзистенциалист говорит: я есть не только мои прошлые добрые поступки, но и поступки дурные; нельзя их отрицать; если я делаю вид, что их не было, значит, я трус, дитя; мне остается только признать их. Исходя из этого, некоторые современные писатели настаивают на том, что, умышленно совершая преступление и так же умышленно, без раскаяния, признавая то, что я совершил преступление, я лучше всего могу заявить о моем собственном существовании в качестве уникального индивида и о моем неприятии мира других, то есть общества, построенного на лицемерии. Но это романтическое передергивание экзистенциализма. Я доказываю, что существую, не тем, что принимаю бредовые решения и умышленно совершаю преступления, чтобы потом их можно было «признать» и на этом построить доказательство «подлинности» и уникальности моего существования: поступая таким образом, я не утверждаю ничего, кроме моего собственного специфического ощущения несостоятельности перед лицом внешней социальной реальности; я доказываю свое существование тем, что использую мое признание прошлых дурных поступков как источник энергии для совершенствования моих будущих поступков и отношений внутри этой реальности.

81. Экзистенциализм, короче говоря, учит, что если я совершил зло, мне с ним жить до конца моих дней; и что единственный способ жить с ним — признать то, что оно во мне навсегда. Ничто, никакое раскаяние, никакое наказание, его не сотрет; и следовательно, всякое новое содеянное мною зло — не возвращение, не замещение, а добавление. Что сделано, того ни исправить, ни зачеркнуть нельзя — только хуже напачкаешь.

82. Такой подход к преступлению поистине бесценен, потому что воспитывает свободу воли; он позволяет преступнику поверить в то, что у него есть выбор, что он может формировать свою жизнь и добиваться в ней равновесия, может попытаться стать хозяином своей судьбы. Вместе с той помощью, которую призвана оказать психиатрия, этот подход дает преступнику наилучший шанс, получив свободу, никогда больше не оказаться по ту сторону тюремных ворот. Нужно изгнать из наших тюрем жутких чудищ, живьем пожирающих людей, — исповедующий наказание закон и исповедующую покаяние религию; и нужно понимать, что период после выхода преступника на свободу следует рассматривать как период после выписки больного из больницы. Это время выздоровления; и нельзя от вчерашнего заключенного ждать, что он в состоянии тут же начать нормально функционировать в обществе. Без экономической и психологической поддержки ему не обойтись.

83. Весь ныне действующий закон — по сути, закон военного времени; а справедливость всегда превыше закона.

Взрослость

84. Другой печальный результат давления экономических нужд на наши образовательные системы заключается в том, что мы прерываем образование слишком резко и слишком рано. В мире немало мест, где подавляющее большинство учащихся покидает школу с наступлением половой зрелости. Только когда мир наконец вступит в эпоху досуга, можно твердо надеяться, что с этой нелепостью будет покончено.

85. Самый существенный фактор в процессе эволюции — это самопознание. Самая истинная и самая ценная компенсация, которую индивид может обрести в индивидуальном бытии (существовании), — опять-таки самопознание.

86. Трудно обрести подлинное знание себя в возрасте до тридцати лет. Отчасти потому так и радостно быть молодым, что ты на пути к самопознанию, что еще не достиг его. И тем не менее мы считаем, что любое, даже самое хорошее, общее образование должно завершаться к двадцати одному году.

87. Наблюдаются три стадии снисходительного отношения к самому себе: детство, отрочество и предвзрослость (период между восемнадцатью и тридцатью). Мы воспитываем и обучаем ребенка, избавляя его от детских мифов и детского однообразного эгоцентризма; но все меньше и меньше находится тех, кто отваживается корректировать подростков, и уж совсем никто не берется корректировать предвзрослых.

88. Наша чрезмерная почтительность к пред-взрослым — отчасти пережиток тех времен, когда физическая энергия и сила этого возраста обладали повышенной ценностью с точки зрения выживания; когда все зависело от умения убивать и резво бегать; и отчасти это симптом нашего неукротимого желания стать безвозрастными.

89. У каждого возраста своя взрослость. Ребенок вполне может быть взрослым в его собственном детском мире. Но сегодня наиболее развитые общества учат подрастающее поколение быть взрослыми, когда они еще только подростки. Подростки, «тинэйджеры», начинают с поразительной ловкостью имитировать взрослость, и в результате многие взрослые по годам люди на самом деле остаются вечными подростками, имитирующими взрослость. Разные факторы социального давления останавливают их развитие на стадии псевдовзрослости и вынуждают их надеть маску, которой они поначалу пользуются, чтобы выглядеть взрослыми, а после носят уже не снимая.

90. Взрослость не есть некий возраст: это состояние, когда человек познал себя.

Адам и Ева

91. Мужское и женское начало — два мощнейших биологических принципа; их бесперебойное взаимодействие в обществе — один из главных признаков общественного здоровья. С этой точки зрения, наш мир, несмотря на теперь уже всеобщее политическое раскрепощение женщин, демонстрирует явные приметы нездоровья; и нездоровье это по большей части вырастает из эгоистической мужской деспотии.

92. Миф об искушении Адама я интерпретирую следующим образом. Адам есть ненависть к переменам и бесплодная ностальгия по невинности животных. Змей — воображение, способность сопоставлять, самосознание. Ева — это принятие человеком ответственности, необходимости прогресса и необходимости прогресс контролировать. Райский сад — недосягаемая мечта. Грехопадение — неотъемлемый processus эволюции. Бог в Книге Бытия — персонификация Адамовой злой обиды.

93. Адам — это «стасис», или консерватизм; Ева — «кинесис», или прогресс. Адамовы общества — те, в которых мужчина и отец, мужские божества, требуют беспрекословного подчинения общественным институтам и нормам поведения, что и наблюдалось на протяжении большинства периодов истории нашей эры. Типичный такой период — викторианская эпоха в Англии. Евины общества — те, в которых женщина и мать, женские божества, всячески поощряют новаторство и эксперимент, как и обновление понятий, целей и способов чувствования. Типичными примерами могут служить эпоха Возрождения и наша собственная эпоха.

94. Есть, конечно, и Адамо-женщины и Ево-мужчины; среди прогрессивных художников и мыслителей мировой величины по пальцам можно пересчитать тех, кто не принадлежал ко второй из означенных категорий.

95. Мелочный, злобный и все еще господствующий антифеминизм подвластного Адаму человечества — это не затухающий отсвет некогда действительно важного мужского превосходства в физической силе и полезности в условиях борьбы за выживание. Для «Адама» в мужчине женщина — всего лишь вместилище, которым, если надо, можно овладеть силой. Эта мужская ассоциация всего женского с объектом допустимого насилия выходит далеко за пределы женского тела. Можно взять силой прогресс и новаторство; да вообще все, что не основано на примитивной грубой силе, можно изнасиловать. Все прогрессивные философские течения феминистичны. Адам — князек в замке на горе; военные набеги и фортификационные сооружения, собственная сила и собственный престиж: вот все, чем он одержим.