Борис Воробьев - Искатель. 1971. Выпуск №1

• Название: Искатель. 1971. Выпуск №1
• Автор: Борис Воробьев
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1971

На 1-й стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА к повести Б. Воробьева «Легенда о Гончих Псах».

На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к повести Н. Кравцовой «Вернись из полета».

На 3-й стр. обложки — рисунок В. ВАКИДИНА к повести Ж. Сименона «Мегрэ и строптивые свидетели».

---

Да, надо! Он всегда скептически относился к этому слову. Ему казалось, что необходимость выбора в девяноста девяти случаях зависит прежде всего от логических просчетов самих людей. Обстоятельствам отводился всего один процент. Что и говорить, маловато. Он брал цифры с потолка.

— Давай покурим на дорогу, Женька.

— Давай. И перестань думать о своей ноге. Мы дойдем, вот увидишь!

Сумрак наступившего нового дня ослепил их. После темноты окопа глаза отказывались воспринимать даже серые тона, их заломило, как от вспышек электросварки.

Прислонившись друг к другу, чтобы не упасть под наскоками ветра, они несколько минут стояли, привыкая к свету и загораживая лицо руками. Потом плечом к плечу пошли навстречу тяжелым снежным завесам, мчавшимся по равнине с грохотом товарных порожняков. Совсем ополоумев, ветер задирал им на головы малицы.

Боль в ноге с первых же шагов отрешила Кирилла от действительности. Он сосредоточился на ней, не замечая ни ветра, ни клубящегося, как дым, снега, ни холодных водяных струек, которые потекли за шиворот, когда набившийся в капюшон снег начал таять. Перенося тяжесть тела на здоровую ногу, Кирилл с ужасом думал о том, что следующий шаг нужно начинать с больной, и каждый раз боялся, что этот шаг будет последним.

Женька под руку поддерживал Кирилла.

Оставляя в насте дыры, которые тут же заносились снегом, они, словно на дно загрязненного водоема, погружались в беспросветную серую муть. Вскоре она целиком поглотила их, перепутав всякие представления о времени и пространстве. И то и другое вдруг перестало существовать; и хотя с момента, когда они покинули окоп, прошло не больше пятнадцати-двадцати минут, Кириллу представилось, будто они уже целую вечность блуждают по этой кочковатой безжизненной равнине; что они уже прошли поселок и теперь уходят от него в глубь острова.

Кирилл остановился.

— Женька! — крикнул он.

Женька обернулся, приблизив к Кириллу лицо. Оно было покрыто сплошной коркой льда и напоминало белую гипсовую маску, на которой неестественно краснела узкая щель рта. Промерзшая малица стояла на Женьке колом, из нее нелепо торчали в стороны руки. Вместо головы на плечах у Женьки покоилось подобие медного водолазного шлема, и Женька был похож на марсианского бога, изображение которого дотошные археологи обнаружили в пещерах не то Японии, не то Ближнего Востока.

Кирилл подумал, что и он, наверное, выглядит не лучше.

— Мы заблудились, Женька!

Женька замотал головой.

— Все правильно! Смотри!

Он опустился на колени и разгреб рукой снег. Под ним на насте, точно струпья на шкуре старой собаки, виднелись пересекающие друг друга полосы — следы от нарт. По сторонам во множестве были раскиданы оставшиеся от сырой погоды размазанные слепки собачьих лап.

Женька был прав: они ни на йоту не ушли в сторону, и Кирилл не понимал, каким образом Женька ухитряется находить дорогу в этом взбаламученном до самого неба крошеве.

— Как нога?

— Лучше!

— А я что говорил!

Грохот порожняков не ослабевал, и им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.

Кирилл соврал. Хотя нога больше и не мерзла, но она уже не просто болела — ее жгло огнем.

— Передохнем!

Кирилл хотел ответить поговоркой, суть которой сводилась к игре слов «передохнём» и «передохнем», но раздумал. Не хотелось лишний раз открывать рот и наглатываться холодного, вперемешку со снегом воздуха. Стараясь не сгибать ногу в колене, он как куль плюхнулся рядом с Женькой. Тот переменил позу и сел так, что загородил собой ветер. Возле Женьки стал быстро вырастать сугроб.

Запустив руку под малицу, Женька извлек на свет заветный термос. Рюкзак с продуктами они не взяли, он остался лежать в окопе до лучших времен, но термос запасливый Женька успел когда-то запихать за пазуху.

Морс был как нельзя кстати: Кирилла мучила жажда, а снег, который он глотал, ее не утолял. Видно, у него поднималась температура.

Женька открутил крышку и протянул термос Кириллу. Отодрав от бороды и усов лезшие в рот сосульки, Кирилл приложился к горлышку. Кисло-сладкий горячий напиток действовал как волшебный эликсир: с каждым глотком Кирилл чувствовал, что силы возвращаются к нему. Даже показалось, что поутихла боль в ноге.

— Подъем! — сказал Женька, когда термос вновь перекочевал к нему за пазуху.

Он помог Кириллу подняться, и они пошли дальше, ложась грудью на упругий, как натянутый тент, ветер.

…Близко — Кириллу показалось, под боком — завыла собака. Низкий, вибрирующий вой перекрыл шум пурги и тут же угас, растворился в нем.

Кирилл поднял голову и напряг слух, стараясь определить, откуда донесся этот вой, но, кроме грохота и свиста, не услышал ничего. Ветер. Разве существует в мире еще что-нибудь, кроме ветра…

Они лежали на середине тягуна, там, где свалился вконец обессиленный Женька, и снег заносил их.

Случилось то, что неминуемо должно было случиться, — нога отказала. На дне распадка протекал ручей — дрянной, мелеющий летом ручеек, в котором даже живности никакой не водилось. Но в нем хватало камней, пудовых, обкатанных водой голышей. Под снегом их было не видно; покрытые наледью, как горшки глазурью, они только и дожидались, когда на них наступят. Нога соскользнула, и Кирилл упал как подкошенный. И больше уже не встал. Он наступал на ногу, но она отказывалась выполнять свое назначение. Она подвертывалась, и он ничего не мог поделать с ней. И тогда Женька понес его и тащил, до этого места, где они лежат сейчас и где, наверное, так и останутся…

Еще бы сто метров… Если бы не было пурги, с вершины сопки они увидели бы поселок. И даже столб перед Женькиным домом, на который его загнали тогда собаки… Женька выдохся. У него не легкие, а кузнечные мехи, но все равно он выдохся. Он же не трехжильный. Как еще он донес его сюда…

Женька зашевелился.

— Вставай… — прохрипел он. — Еще немного…

Это было последнее, что помнил Кирилл. Он еще чувствовал, как Женька пытается поднять его, затем свет померк, и, когда временами он начинал ощущать, в уши ему снова врывался рев ветра и мерещились разноцветные, вспыхивающие в разных местах огни. Потом они погасли, и он опять услышал вой и увидел белую собаку, мчавшуюся к ним громадными прыжками…

* * *

Дрова были сухие, без сучьев и кололись, как сахар. Куча поленьев росла, но Кирилл продолжал без устали махать топором. Конечно, колкой можно было и не заниматься, дров у них было заготовлено до второго пришествия, но Кириллу до смерти надоело ничегонеделание. Проваляться месяц в постели, рассматривая потолок, — тоже что-нибудь да значит. Мозоли на боках натер. Да, попали они тогда… Страшно вспомнить. Как его Женька донес, никто не знает. Нога омертвела, и проброди они еще чуть-чуть — пришлось бы заказывать деревяшку. А их искали. Все два дня искали. Шеф поднял на ноги весь поселок. Люди обвязывались веревками и искали. Но разве найдешь в такой пурге?! Можно рядом пройти и не заметить. Если бы не Ытхан, им была бы крышка. Вот пес так пес! Действительно, цены нет, как говорит Женька.

Расколов очередное полено, Кирилл бросил топор и разогнулся: все-таки он отвык от работы за этот месяц, спина ноет. Да и нога еще не совсем прошла — болит, когда приседаешь.

Сняв шапку, Кирилл расстегнул ватник и, как в шезлонге, устроился на чурбаках.

Солнце припекало совсем не по-курильски, и за домом было тепло, точно в оазисе.

Весна брала свое: снег на сопках посинел и набряк, отчего сопки потеряли плавность линий, скрытые под снегом ручьи источили склоны, как гусеницы источают капустное поле, и Кирилл подумал, что, если дело и дальше пойдет такими же темпами, недельки через три начнется навигация.

Занятый своими мыслями, Кирилл не заметил, как к дому подошел Побережный, и вздрогнул от неожиданности, услышав над ухом его раскатистый бас:

— Жирок нагуливаешь?

— Ага, — сказал Кирилл, не меняя позы.

— Ну давай, давай… Женька не приезжал?

— Нет, — ответил Кирилл.

— Пора бы, — сказал Побережный.

Он тоже снял шапку и, обмахиваясь ею, присел на козлы, отчего те во всю мочь заскрипели. Лицо Побережного было красным и блестело, как медный таз, в котором вытапливали шкварки. И только в глубоких морщинах на шее да под волосами на лбу виднелась белая, не тронутая ни ветром, ни весенним загаром кожа.

— Дорога, шеф, — сказал Кирилл. — По такой размазне шибко не разбежишься.

— Дорога, — согласился Побережный. — Все равно пора бы.

Он достал расческу и причесал влажные, прилипшие ко лбу волосы, затем поднялся с козел.

Кирилл взял топор и с удвоенной энергией принялся за работу, прислушиваясь к звону закаленного до синевы лезвия и безотчетно радуясь этому звону.