Савва Успенский - Родина белых медведей

• Название: Родина белых медведей
• Автор: Савва Успенский
• Издательство: Мысль
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1973

В книге известного советского зоолога, исследователя фауны Арктики рассказывается о природе острова Врангеля, о его животном мире, об охране обитающих на Севере ценных зверей и птиц.

Источник: http://animal.geoman.ru/books/item/f00/s00/z0000004/index.shtml

---

Возможно, что возникновению здесь таких сообществ (а они характерны для Арктики, причем в других ее частях гуси гнездятся также по соседству с соколами-сапсанами, мохноногими канюками и даже крупными чайками) способствует краткость здешнего лета. И хищные птицы, и гуси имеют продолжительный гнездовой период и рано приступают к размножению, поэтому они вынуждены селиться вместе на первых же проталинах. И все-таки возможность защититься от песцов, несомненно, играет при этом важную роль.

Подтверждением тому было совсем недавно случившееся происшествие. Наши кинооператоры должны были снять гнездо совы и долго искали его. Но вот гнездо найдено. Анатолий Александрович ликовал: мало того что кадр захватывал и часть гусиного гнездовья, и живописные склоны горы Тундровой — совсем рядом с совой сидели на гнездах черные казарки и тихоокеанские гаги! Рассчитывая посвятить съемке не один день, кинооператоры вышли из лагеря, нагруженные снаряжением, продуктами и палаткой, которую они использовали в качестве засидки.

Вернулись они в полном унынии. Сову испугала, очевидно, слишком близко поставленная засидка. Она слетела с гнезда и больше не появлялась. На месте оставались лишь казарки и гаги. Надежда на возвращение совы, впрочем, не оставляла Анатолия Александровича, и еще через несколько дней он вновь побывал у гнезда. К своему удивлению, он не нашел не только совы или ее «подопечных», но и яиц в их гнездах. Вокруг была разбросана лишь яичная скорлупа с характерными следами тонких песцовых клыков…

От долины Гусиной уже рукой подать до побережья. Показывается море. Оно еще подо льдом, только льдины теперь посерели, торосы сгладились и уменьшились в размерах.

Какое-то время гусеницы тарахтят по гальке, и вездеход останавливается. Узкий пляж, зажатый с одной стороны прибрежными обрывами, с другой — ноздреватым ненадежным льдом, упирается в отвесные скалы. Дальше дороги нет. Впрочем, мы уже близки к цели. Над припаем виднеются черные волнистые цепочки пролетающих кайр. Встревоженные появлением людей, с клекотом проплывают в воздухе бургомистры.

Небо почти безоблачно. Пригревает солнце, и к нему, преодолевая порывы ветра, тянутся желтые цветы полярных маков. Их здесь так много, что прибрежные склоны будто позолочены. На льду повсюду нежатся нерпы. Лежа на боку, даже на спине, казалось бы, в самых непринужденных позах, они, однако, не забывают об осторожности. То один, то другой тюлень поднимает голову, оглядывается и вновь безвольно распластывается на льду. Иначе и нельзя: медведь, быть может, таится за ближайшим укрытием! Не удивительно и то, что больше всего тюленей лежит на ровных ледяных полях, вдали от торосов: подобраться незамеченным здесь хищнику труднее всего. Полной безопасности, конечно, нет и тут (иначе медведи в Арктике перевелись бы), но для достижения ее делается все возможное.

Мои товарищи расходятся кто куда. Ботаник с гербарной сеткой за спиной исчезает за увалами в глубине острова. Феликс где-то раскапывает лемминговые норы. Я иду к птичьим базарам и, поднявшись на ближайший утес, убеждаюсь, что льды в море тянутся без полыней и разводий до самого горизонта, по крайней мере на десятки километров.

Как же в таком случае и где кормятся кайры? Ведь эти птицы добывают корм — мелкую рыбешку, рачков и других беспозвоночных животных — в море, в толще морской воды. Кайры — посредственные летуны и вряд ли могут перелетать по нескольку раз в день на открывшемся где-то вдали полыньи. Такие перелеты, пожалуй, по плечу лишь их соседям по гнездовью — подвижным и крикливым чайкам-моевкам.

Отсюда, с высоты, пытаюсь проследить пути летящих на кормежку кайр, но замечаю на припае медведя, затем еще двух. Это семья: медведица и медвежата, родившиеся прошедшей зимой. Недавние малыши уже сильно подросли, достигли почти половины роста матери и в первый момент кажутся взрослыми зверями. Впрочем, сомнения тут же рассеиваются: мать ненадолго присаживается, и детеныши приникают к ее груди. Слабый ветер тянет в мою сторону, и звери меня не замечают.

Мех мишек сейчас грязный, бурый. Когда они оказываются против солнца, то выглядят и вовсе темными, почти черными. Звери высматривают нерп (медвежата, конечно, тоже не вегетарианцы, и материнское молоко для них, очевидно, нечто вроде легкого завтрака). Охотится, собственно, одна медведица. Она то привстает на задних ногах, то забирается на торосы. Молодые идут сзади, точно повторяя ее действия. Однако на торос они карабкаются лишь после того, как мать успела осмотреться. Похоже даже, что они ждут внизу ее специального разрешения.

Сон у нерп и впрямь очень чуток. Там, где недавно прошли медведи, не видно ни одного тюленя. Семейство переходит на новое ледяное поле, и оно также моментально пустеет. Но охота все-таки началась. Мать скрылась за торосом, затем стало видно, что она крадется, проползая от укрытия к укрытию. Где-то залегли и исчезли медвежата. Медведица все удаляется от берега. Бурое пятно на льду то показывается, то скрывается. Вот несколько заключительных прыжков — и… неудача: нерпа успела скатиться в лунку. Медведица стоит на месте, затем идет, уже не прибегая к маскировке; рядом показываются медвежата. Семья уходит в сильно торошенные льды, и я теряю ее из виду.

Дальше моими попутчиками становятся моевки. Непрерывно, стайка за стайкой они летят со стороны речной долины, неся в клювах клочья травы. Эти птицы по понятной причине молчаливы. Зато визг, торопливые выкрики несутся из встречного потока: клювы чаек пока пусты. Чем ближе к птичьим базарам, тем сильнее становится шум. Показываются первые колонии моевок, их гнезда, прилепившиеся на узких выступах и в трещинах скал. Здесь еще не закончился строительный сезон (потому-то чайки и носят траву), продолжаются драки из-за удобных для гнездовья мест. Постепенно, но все настойчивее в разноголосый хор вплетаются грубые, раскатистые крики кайр.

Пора приступать к работе.

Мне нужно было провести учет обитателей базаров, нанести птичьи колонии на карту, получить представление о сроках размножения птиц и их питании. Обычно это делается с лодки или катера, плывущего морем вдоль скал. Сейчас работа упрощалась; можно было ходить под базарами по льду, подниматься с него на любой интересный участок.

Дело уже подходит к концу. Берег круто поворачивает на восток, птичий базар кончается, и я в последний раз забираюсь на карниз скалы. Испуганные кайры, неохотно оставляя свои яйца, лежащие прямо на голом камне, слетают. Уже в воздухе они выстраиваются цепочкой и, достигнув ближайшей гряды торосов, начинают резко снижаться. За торосами одна за одной скрываются и другие стайки кайр. Оттуда же они летят в сторону базара.

Что все это значит? Не там ли и находится птичья «столовая»?

Догадку можно проверить, если подняться повыше, и я карабкаюсь на новые карнизы.

Сомнений почти не остается. Только корм может собрать такое множество птиц. Бесчисленные черные точки усеивают ограниченное пространство льда, вереницы кайр тянутся оттуда к птичьему базару. И опять видна медвежья семья, скорее всего старые знакомые. На этот раз каждый зверь действует самостоятельно и, похоже, не без успеха. Во всяком случае, то один, то другой из них врывается в самую гущу птиц. Такое видишь не каждый день, и, не приди конец пиршеству мишек, я бы еще долго не спускался со скалы. Нарушает его гул мотора. Вездеход далеко, шум его едва доносится, но медведицу он сразу настораживает. Звери недолго стоят без движения, а затем быстро уходят вглубь льдов.

Заработавший мотор — это сигнал общего сбора у машины. Приходится и мне спешить: ведь нужно еще побывать у «столовой», выяснить, наконец, что же съедобного птицы находят на льду.

Кайра. Фото автора.

С кайрами я встречаюсь не впервые. Мое знакомство с ними началось когда-то на Новой Земле, затем мне пришлось обследовать их колонии на Мурмане и Новосибирских островах, на Курилах и Сахалине. Однако открывшееся здесь передо мной зрелище было совершенно необычным. Кайры большими стаями сидели в лужицах, образовавшихся вокруг нерпичьих лунок или имевших на дне естественные промоины и соединявшихся с морем. Они протискивались сквозь эти отверстия под лед, добирались до воды и ловили сайку. У выныривавших птиц из клюва нередко торчал хвост этой рыбки, самой обычной и массовой в арктических морях. Отверстия во льду были узки, птиц много, и, чтобы нырнуть, они подолгу дожидались своей очереди (а она как-то поддерживалась), негромко переругиваясь при этом с соседями. Да, корм давался им теперь нелегко!

Зато медведи нашли легкую поживу. Кайры могут подняться в воздух лишь после продолжительной пробежки по воде (на птичьем базаре они набирают подъемную силу за счет падения с карниза). С небольших луж взлетать им было трудно, да еще, видимо, и голод лишал птиц осторожности. На льду лежали растерзанные останки птиц, расплывались пятна крови.