Юлия Зонис - Дети богов

• Название: Дети богов
• Автор: Юлия Зонис
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39764-8

Москва, наши дни. Князь Подгорного Царства Ингве — преуспевающий бизнесмен, глава международной нефтегазовой корпорации. В результате совершенного на него нападения Ингве узнает, что в схватку за обладание давно утерянным наследием свартальвов — могущественным мечом Тирфинг — вступили новые силы. Оставив Москву и привычную комфортную жизнь, Ингве бросается на поиски меча. След приводит его на Тибетское нагорье. Здесь властны еще древние боги, голодные тени бродят по развалинам покинутых монастырей, а за чужаками пристально следит тот, кого местные называют Учителем или Охотником. Случайна ли встреча князя свартальвов и человека с серебряной катаной за плечом или это лишь первый ход в шахматной партии судьбы?

Текст романа взят с Самиздата и может отличаться от изданного.

---

— И поэтому, дорогой мой Карл, вы решили стащить у бедной Клары кораллы, девочку порешить, а с награбленным удалиться в некую островную страну с приятным континентальным климатом?

— Я повторяю, это не мы на вас наехали…

— Имя, сестра, имя.

И, после некоторых колебаний и легкого убеждения с моей стороны, он назвал имя.

И я бы оставил добрейшего Карла Марковича в живых, если бы не один давнишний инцидент. Тут, пожалуй, стоит перемотать время на пару лет назад, когда мы с моим нынешним хозяином повстречались впервые. Встреча состоялась на веранде ресторана «Москва-Сити», и присутствовал при встрече знаменитый посредник, который, как говорят, мог опосредовать все что угодно, включая переговоры Господа и Дьявола. Исходя из дальнейших событий, я нахожу, что персонаж этот все-таки зарвался: он вызвался вести переговоры между собственной жизнью и смертью, и стороны не сошлись по нескольким ключевым позициям. Однако в тот вечер Вано Джахарович был еще жив и светски-любезен, хванчкара и шампанское лились рекой, сама река то таинственно чернела, то поблескивала внизу в свете электрических цепочек, теряющихся в зеркале огней большого города.

Карл Маркович вел себя пристойно в течение всего нашего суаре, и лишь под конец, разгоряченный то ли вином, то ли открывшимися финансовыми перспективами, малость сплоховал. Перегнувшись ко мне через стол, он поинтересовался доверительным шепотом:

— Ингве Драупнирович, признайтесь: вы — вампир?

Я настолько обалдел от такого вопроса, что в ответ сумел лишь криво ухмыльнуться и спросить:

— А я что, по-вашему, похож на вампира?

— Нет, — раздумчиво сказал банкир, опускаясь на стул. — Вы похожи на своего папашу.

Чувствительный Вано схватился за сердце и кинулся подливать всем шампанского. Я ничего не сказал тогда, но запомнил.

У свартальфар есть один древний и уважаемый обычай, собезьянненый, впрочем, и некоторыми человеческими племенами. Если дитя урождается хилым — то есть если при ударе новорожденным младенцем о наковальню наковальня не трескается пополам, а, напротив, ребенок начинает плакать и жаловаться праотцу-Имиру на мучителей — так вот, хилое это дитя принято скидывать со скалы в пропасть. Не с какой-то жалкой Тайгетской скалы, а с одного из ледяных уступов Свартальфхейма, обрывающихся прямиком в Хель. Неплохой метод контроля рождаемости, учитывая, что срок жизни свартальвов ничем не ограничен. Так вот, подобная участь должна была постигнуть и меня. Мало того, что наковальню я своей круглой головенкой не расколошматил, так еще и широко открывшиеся от боли детские мои глаза оказались серыми — серыми! Ни у кого в нашем роду нет серых глаз. Отец, конечно, тут же свалил вину на матушку — мол, малопочтенные предки ее путались с ванами. Надо же ему было как-то объяснить родственникам эдакую незадачу. Однако все мои младшие братья и сестренка Нари уродились, как и положено, черноглазыми, и послушно разбивали головой цельнометаллические болванки. Обвинение в примеси ванских кровей было снято. А я так и остался непонятным выродком. О чем папаша не раз, и не два, и не три мне напоминал. Жаль, что мы, свартальфар, столь медленно входим в возраст — иначе злополучный взрыв на шахте, унесший жизнь моего отца и еще нескольких столпов Свартальфхейма, состоялся бы намного раньше.

В пасть своему хозяину я запихнул горсть хорошо отшлифованных брильянтов. Во-первых, на радость безутешной вдовице (если, конечно, камешки не приберут жадные до вещдоков следственные органы), а, во-вторых, всегда приятно создать небольшую путаницу в умах и сердцах заинтересованных сторон.

Нили у лифта раскладывал пасьянс «косынка». Из ванной доносились вопли и смачные шлепки — вояки все еще гоняли иллюзорного тараканищу. Я свистнул Нили, и мы тихо удалились. Консьерж на входе проводил нас затуманенным взглядом, и в зарослях сирени у забора залилась разбуженная нами птаха.

Я находился как раз посреди разработки плана, как добраться до Имени — в отличие от моего свежепокойного партнера по бизнесу, Имя обитало за городом, на бывшей аппаратовской даче, крышуемой не только ведомственной охраной за крепким забором, но еще и свирепого нрава собачками — так вот, я был примерно посреди разработки операции, когда Имя добралось до меня само. Прозвонилось по мобиле. Имя оказалось не абы кем, а густоголосым полковником ФСБ Касьяновым Матвеем Афанасьевичем. АКМ рассыпался в извинениях, где часто фигурировали слова «недоразумение» и «ошибка некомпетентных товарищей», и пригласил меня к себе домой. С дружественным, так сказать, визитом. И я поехал.

АКМ оказался достаточно щепетилен, чтобы для нашего свидания выбрать вечернее время. То есть, после заката. Шины моего Кэдди мягко шурхнули по гравию и остановились перед будкой охраны. Из будки высунулась та еще будка, козырнула и протянула лапу за документами. Из-за забора заливались собачки. Собачки меня, как правило, не любят, кроме совсем особых собачек, но о них разговор позже. Проверка прошла без сучка, без задоринки, и мы вкатились под сень листвы. А, точнее, хвои.

Дом был неказист — всего два этажа, выкрашенных облупившихся зеленой краской — зато сложен из крепких бревен. Хозяин принял меня в беседке, в саду. Здесь уже был накрыт стол, где традиционно зеленели свежие и подмаргивали соленые огурчики на белейшем фарфоре, где краснота помидоров соперничала в свежести с пучками зеленого лука, а рядом и буженинка, и сыр козий со слезой, и народная колбаска, и колбаска совсем не народная, и икорка в хрустальных розетках. Молчаливый буфетчик — хотя, может, и ординарец — принес запотевшие с холода графины с водкой и так же беззвучно растворился в сумерках. Да, это вам не нуворишевский пионерский горн и экран с фальшивым Хокусаи, это было настоящее, русское, на чем великомучимая земля сия испокон веку стоит.

Водку по стопкам разливал сам АКМ. Вместо правой кисти у него была черная кожаная перчатка протеза. Впрочем, перчаткой этой он орудовал довольно ловко, умащивая между пальцами стопку с водкой.

— Ну, за здоровье дорогих гостей! — провозгласил Афанасьич.

— За него.

Выпили. Конечно, до той браги, что гонят из костей почивших гримтурсов в родных моих подземных чертогах, ей было далековато, но вообще хорошая водка, финская. Закусили.

— Что это у вас с рукой? — спросил я. — Боевые раны?

— Да нет. Не поверите, со зверюгой одной не поладили.

— Крупная же была зверюга.

— Да уж не маленькая.

— Не боитесь вот так, на отшибе? — невинно поинтересовался я, оглядываясь (или, скорее, приглядываясь).

В саду было хорошо. Не жарко, но и не слишком прохладно. От грядок тянуло сыростью и землей, тонко пахли астры. Под потолком беседки в свете электрических фонариков вилась поздняя, не успокоившаяся к сентябрю мошкара. За оградой вздыхал лес, и отсюда видны были темные кроны сосен, поглаживаемые ветром. Нили, которого я уговорил остаться в машине, из машины все же выбрался и сейчас неумело прятался за толстой елью в десяти саженях от беседки.

— А чего бояться? — крякнул полковник, махнувший уже третью стопку. — Живем однова. Да вы пейте, пейте. И закусывайте. Только для горячего место оставьте.

И так полковнику, невысокому, но крепкому, коренастому, с крепкой же лысиной и кавалерийскими усами все это шло, что можно было подумать — не ФСБэшная крыса передо мной сидит, а хлебосольный русский помещик, какой-нибудь Мефодий Сельянинович Зябликов, прямо сейчас готовый уступить по дешевке дюжину мертвых душ. Впрочем, я был достаточно взрослым, чтобы понимать — крыса останется крысой и с огурчиками и с водкой, а собственная мертвая душа хозяину еще пригодится на этом их Страшном Суде.

— Закормили, — проворчал я, когда давешний ординарец приволок блюдо с шашлыками в обрамлении петрушечных и укропных зарослей.

— Дорогому гостю не пожалеем, что в погребах имеем, — радостно срифмовал хозяин.

Знаю я, что там у вас в погребах — как бы не предыдущие дорогие гости. Впрочем, мой визит крысюку и впрямь встанет дорого.

— Что там у вас за петрушка в ведомстве? — недовольно спросил я, зажевывая духовитый петрушечный стебель.

Афанасьич сокрушенно покачал лысой башкой.

— Кадровые перестановки, то да се. Старая метла совсем не то мела, чего надо бы.

— А чего надо?

— Надо нам… Шашлыка-то возьмите еще, мясо свежее, мой Нуриев сам утром барашка резал.

Я отодвинул тарелку и, обтерев пальцы салфеткой, сцепил их в замок. Хозяин вздохнул.

— Надо бы нам с вами работать. Налаживать, так сказать, плодотворные и взаимовыгодные контакты.

— Взаимовыгодные?

Я задрал бровь. Их-то выгода была более чем очевидна — в нашем холдинге крутилось столько, что хватило бы на покупку Москвы со всей областью впридачу. И еще осталось бы на Питер и парочку мелких европейских стран. Не говоря уже о том, с какой эффективностью наши инженеры обнаруживали новые месторождения. А вот в чем тут моя выгода…