Станислав Пономарев - Гроза над Русью

• Название: Гроза над Русью
• Автор: Станислав Пономарев
• Издательство: Русс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1991

Станислав Пономарев вошел в литературу стремительно, буквально в течение пяти-шести лет издав в Самаре и Москве несколько исторических романов и повестей. Сфера его писательских интересов — художественное осмысление Киевской Руси. Роман "Гроза над Русью", посвященный драматическим событиям борьбы киевского князя Святослава Игоревича с Хазарским каганатом, издавался в Самарском книжном издательстве пробным тиражом и разошелся с книжных прилавков в считанные часы. Новое издание предпринимается с целью удовлетворить спрос любителей древней российской истории на книги тольяттинского писателя.

---

Святослав ударил булавой по медному щиту. Вошел отрок.

— Вуефаста покличь!

— Он здесь, пресветлый князь.

— Зови!

В гридницу стремительно вошел низкорослый воин лет пятидесяти: лицо изуродовано косым ударом сабли, левый глаз перевязан черной тряпицей; на грудь воеводы ниспадала густая черная борода без единой сединки.

Еще в бытность князя Игоря Вуефаст был воеводой города Киева и с рвением исполнял эту должность до сих пор. Весь израненный в походах и при защите городов русских Вуефаст тем не менее был легок на ногу, горазд на скорые дела и решения, чем нравился порывистому по натуре великому князю. Впрочем, симпатии их были взаимны. В редких сказках у походных костров воевода за глаза сравнивал Святослава с великим воителем древности Александром Греческим и прочил молодому князю-витязю сверкающую в веках боевую славу.

— Што поведаешь нам, Вуефаст? — спросил Святослав. Глаза его смотрели озабоченно.

Облик князя разительно переменился. Вместо сверкающих доспехов и роскошной одежды на нем была длинная, почти до колен, белая рубаха с вышивкой по вороту, рукавам и подолу. Широкие атласные шаровары заправлены в простые, грубой кожи сапоги. На поясе, ничем не украшенном, висел обоюдоострый русский меч. На бритой голове — клок длинных волос, указующий на знатность рода. Необходимый при встрече с хазарским тарханом торжественный парадный наряд был теперь ни к чему, и Святослав, верный своим привычкам, оделся в более удобное платье. Он вообще с пренебрежением относился к роскоши, предпочитая ей простоту и удобство...

— Все ворота в крепостях наказал закрыть, — начал Вуефаст. — Округ поставлена крепкая стража. Много сбегов[54] на горах Киевских. Яз посылаю их далее в леса, за Дорогожичи и Вышгород. Смерды и люд работный просит оружия для битвы с ворогом. Как быть, княже?

— Пускай отроки отбирают крепких мужиков, привычных к пешему строю, и комонников. Оружить всех, кто за землю свою постоять хочет!

— Опасно сие, князь... — заметил Асмуд. — Поостеречься бы надобно черного мужичья. Не ровен час — повернут копья.

— Напаскудили тиуны да мытники и воеводы иные. Дак что ж, нам теперь надлежит страшиться гнева народного более козар да печенегов? Не бойсь, дядька Асмуд, народ боль родной земли не хуже тебя и меня чует. Костьми черных смердов да простых ратников усеяны вес поля бранные. Богатый в полон попадет — казной откупится. А оратаю и откупиться нечем — либо победи ворога, либо смерть прими, либо неволю жестокую. Так что не бойсь, — повторил Святослав. — Народная грудь, она покрепче любой брони. Не пробьет ее ни копье печенежское, ни меч козарский не осилит!.. Оружи, Вуефаст, сторонников. А тебе, дядька Асмуд, надлежит взять их под свою руку.

— Сполню, княже, — коротко ответил старый воевода.

— Выводи воев своих за Щековицу, штоб грозить левому крылу орды степной, когда потечет она к Лыбеди и попробует ее перескочить. Помимо всего возьмешь тысячу могутов из моей дружины, а Вуефаст даст тебе тысячу-две коней. Посадишь на них смердов, привычных к седлу.

— Будет, как сказано, княже.

— Как справна дружина воев княжеских? — спросил князь Вус-фаста.

— Оружна и поставлена возле крепости Язина на Лыбеди-реке. Дубовый частокол на бреге ладят городники.

— Добро. Что еще?

— Твоим именем, великий князь, наказал яз пригнать две тысячи коней из твоих табунов. Тысячу спослал в Вышгород к княгине-матушке Ольге, в дружину ее. На другую тысячу сели отроки болярские да мечники[55].

— Надобно было всех взять, — заметил Святослав. — Вон и воевода Асмуд даст полторы тысячи коней. У меня забери всех — в табунах еще до двух тысяч будет. Оставь только жеребят да дойных кобылиц. На остальных посади смердов, дай им доброго тысяцкого да сотских побойчей, народом любых.

— Сполню, княже! Измыслю и воеводу сторонникам, — ответил Вуефаст и добавил: — Свой табун в тысячу коней яз тож наказал пригнать. Это помимо тех шести сотен, на коих сидят гриди Киевские.

— Добро! Иного не ждал... Гридей этих пошли вместе со сторонниками по окружным крепостям. Сам на Подоле станешь с дружиной. А коней пусть перегонят к Дорогожичам, там будет стан большого полка сторонников, ворогу неведомый.

— Сполню, как велишь, великий князь!

— А теперь поведай, что доглядчики о печенегах сказывают. Велика ли орда? О козарах нам покамест ведомо.

— Под Роденем на валах Змиевых дружина воеводы Искусеви и вой русские держат покамест печенегов. Еще вчера утром спослал яз туда тысячу комонников в подмогу. Гонец сказывал, что зашли те комонники в левое крыло орды и многих степняков посекли. Печенеги отхлынули было, да воротились: больно уж сила велика — до двух туменов будет. Со слов полонянников выходит, что хоть тьма печенегов и не считанная, а стерегутся они тебя, княже. Страшатся степняки за спиной своей оставлять твердыню Родень, ежели им от Киев-града бежать доведется. Ибо вой крепости сей отрежут им сакму[56] в Дикое поле.

— Верно мыслят, лиходеи! — рассмеялся Святослав. — Чать, спины с прошлого лета до сих пор чешутся!

— А посему, княже, — продолжал Вуефаст, — печенеги поджидают хакан-бека козарского с его войском. Тогда осаждать тверди русские оставят они силы малые, а остальные тумены сюда поспешат.

— Аль мыслят печенеги, что мы хакан-бека убоимся? — прищурился князь. — Аль головы козарские крепше печенежских и русский меч их не возьмет? Веверица[57] наша, злато да полон застили очи их завидущие. Множеством неисчислимым норовят раздавить нас. Однако не множество к победе ведет, а хитрое измышление ратное. — Святослав поднял правую гзуку, раскинул ладонь. — Ранее гунны, обры, готы и те же козары брали славян по частям. — Он показал на пальцы руки. — Поляне, древляне, дреговичи, радимичи, уличи — всяк сам по себе. Вот и ломались, ако персты растопыренные на деснице. Ныне же Русь — един кулак! — Святослав так сжал пальцы, что побелели костяшки. — Поглядим, сдюжат ли бек-ханы печенежские да хакан-бек козарский удар сей десницы единорусской! — Он с силой ударил кулаком по столу: толстая дубовая доска дрогнула. — Сказывай, что еще? — спросил великий князь, переводя дыхание.

— Конунг варяжский Ольгерд скрытничает чегой-то. В двух дракарах[58] с коими он приплыл, до двух сотен варягов сидит. На вымоле подольском стали находники забижать гостей новгородских, смоленских да черниговских. Свара была. Варяги срубили отрока новгородского Тютю, а тот, отбиваясь ослопом, двух норманнов положил. Гости оружились и загнали варягов в дракары. Яз наказал дружине не пускать их на берег, а Ольгерду пригрозил потопить его воинство, ежели ослушается.

— Вот оно што! — поднял бровь князь. — Ну, а гости?

— Все гости русские, и чудь заволочская, и булгары, и черемисы, и мордва, что собрались на Подоле, челом бьют: просят пристегнуть находников. Велели сказать, ежели ты их не образумишь, то сами найдут на них управу. Варяги встали на стрежне Непры-реки, изготовились к защите. Верно, на степняков уповают. Но мыслю яз, ежели оружные гости разом пойдут на них, то вмиг перетопят ако котят... Мытники сказывали, мало товару у варягов. Мыслимо, што идут они для воровства и разбою, — заключил Вуефаст.

— По мне пускай... — усмехнулся Святослав. — Только на Русской земле пошарпать им не придется. А ежели варяги пожгут ромейские либо козарские берега да вежи, то нам любо. Однако свены любят взять там, где хозяин плохо свое бережет... — Он минуту помолчал, потом закончил: Не удалось покамест хакану Ураку повернуть мечи варяжские в нашу сторону: пожалел, собака, казны своей. А варяги народ алчный — ни один без корысти меча не подымет. Нам же землю свою сберечь надобно, и казны на то нам не жалко. В сей грозный час две сотни мечей свенских и то подмога! Позови ко мне Ольгерда.

— А как же с гостями быть? — спросил Вуефаст. — Обидим их крепко.

— Гостям передай мое княжье слово: за обиду окажу им милость. За отрока Тютю, в бою павшего, вели заплатить родичам его двенадцать гривен серебром, как велит обычай... Да упокоится душа его в садах Перуновых!.. Прикажи тотчас позвать Ольгерда! — повторил Святослав. — Да позови всех воевод и боляр ближних да чадь нарочитую[59] для беседы ратной. Сам тоже приходи.

Вуефаст вышел. За дверью вскоре раздался звон оружия и броней. В гридницу один за другим входили соратники молодого князя.

Последним вошел высокий ростом витязь в коричневом корзнс поверх стальной кольчуги. Погодок Святослава, румяный молодец с голубыми глазами казался смущенным. Прежде чем сказать смелое слово, краснел. Но все знали его неукротимый нрав в битвах. Стрелы, копья и мечи вражеские счастливо избегали витязя — из всех сражений выходил он пока без единой царапины. На широком боевом поясе богатыря по хазарскому образцу висели четыре подвески — знаки побед, одержанных в поединках. Несмотря на мягкий норов и даже застенчивость воина, бояре и воеводы относились к нему с заметным почтением. Звали по-дружески: «Наш храбр Добрыня». Был он родным братом второй жены Святослава Малуши, и приходился дядей княжичу Владимиру Святославичу.