Станислав Пономарев - Гроза над Русью

• Название: Гроза над Русью
• Автор: Станислав Пономарев
• Издательство: Русс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1991

Станислав Пономарев вошел в литературу стремительно, буквально в течение пяти-шести лет издав в Самаре и Москве несколько исторических романов и повестей. Сфера его писательских интересов — художественное осмысление Киевской Руси. Роман "Гроза над Русью", посвященный драматическим событиям борьбы киевского князя Святослава Игоревича с Хазарским каганатом, издавался в Самарском книжном издательстве пробным тиражом и разошелся с книжных прилавков в считанные часы. Новое издание предпринимается с целью удовлетворить спрос любителей древней российской истории на книги тольяттинского писателя.

---

В центре вечевой площади возвышалась трехсаженная фигура Перуна. На грубо вырубленном лике его блестели серебряные усы, голову венчала железная шапка, и ноги у идола были тоже железными. В правой руке он держал огромный камень-чашу, а в левой, поднятой вверх, — пучок золотых стрел. В глазницах Перуна горели кровавым огнем два больших рубина. Восемь негасимых костров денно и нощно полыхали вокруг Перунова капища. Сегодня пламя костров было особенно высоким и неистовым — волхвы совершали жертвоприношения. Они резали белых петухов, сливали кровь в золотые чаши, развешанные на шестах, а тушки бросали в огонь вместе с пахучими травами.

Около грозного идола был привязан к столбу голый до пояса полонянник-печенег, вчера вечером захваченный сторожей города Роденя. Глаза кочевника тоскливо смотрели на юг, в сторону Дикого поля, которое простиралось где-то там, далеко за горами киевскими и лесами печорскими. По обнаженному телу пленника пробегали иногда быстрые трепетные волны.

Хазран-тархан с ужасом смотрел, как полубезумные жрецы неистово кружились вокруг жертвы, пели что-то хриплыми голосами. Иногда они все разом вздымали над головами посохи, украшенные человеческими скальпами, и в исступлении восклицали:

— Пер-рун!.. Пер-рун!.. Пер-рун!..

Гонцы гулко проскакали по взводному мосту в детинец. Закованные в железо стражники молча пропустили их, отогнав любопытных Древками копий.

Возле трехбашенного белокаменного терема с узкими, похожими на бойницы окнами сторожа спешилась. Пленника развязали, поставили на землю. Он со стоном упал на колени, и двое гридней, подхватив тархана, поволокли его по каменным ступеням в гридницу.

Как и все помещения подобного рода на Руси той поры, гридница походила на склад самого разнообразного оружия. Голые стены огромной залы украшали щиты и брони всех фасонов и цветов: мечи кривые — арабские, чуть загнутые на конце — хазарские, прямые и короткие — византийские, длинные и обоюдоострые — варяжские.

У входа, по обеим сторонам резной деревянной двери, украшенной золотыми фигурами грифонов, стояли истуканами две железные фигуры с длинными мечами в стальных руках. Броня германских воинов познала сокрушительные удары секир — затыльник одного из круглых шлемов был до середины разрублен поперечным ударом. Хозяева этих броней полегли в Новгородской земле от мечей и топоров удалых русских дружинников. Когда диковинный трофей доставили в великокняжескую гридницу, Святослав сказал, рассмеявшись:

— Не летала бы зозуля к кречету — не достались бы кречету перышки!..

Почти через всю гридницу протянулся дубовый стол, окруженный скамьями. Здесь на княжеской братчине, в добрые времена, одновременно водили трапезу до четырех сотен богатырей.

У противоположной стены, украшенной огромным персидским ковром, стоял на возвышении золотой трон византийской работы. Подлокотники и спинка его были инкрустированы слоновой костью, украшены яхонтами и жемчугом.

Когда-то этот трон византийский император Константин Багрянородный подарил печенежскому бек-хану Куре. То был не просто подарок, а своеобразная плата за предстоящий большой поход в русские пределы. Куря долго собирался с силами, да не успел собраться — Святослав нанес упреждающий удар, сокрушив печенежскую орду в Диком поле, захватив весь ее кочевой обоз. Сам бек-хан чуть было не попал в руки русским комонникам, гнавшим его до самого устья Днепра. Трон достался Святославу, и он водрузил его в гриднице княж-терема вместе с другими трофеями.

Сейчас на троне восседал сам великий князь земли Русской Святослав Игоревич. Был он среднего роста, широк в плечах. На сильной шее горделиво посажена русоволосая голова. Голубые глаза из-под насупленных широких бровей смотрят грозно. Подбородок брит, и лишь усы, густые и тоже русые, нависают над плотно сжатыми губами князя. В левом ухе сверкает золотом серьга с крупным рубином и двумя жемчужинами, а на голове искрится самоцветами княжья шапка, отороченная соболем. Широкую грудь князя-витязя облегает пластинчатый панцирь византийской работы. На панцире — стальной щит с золотым знаком — барс в прыжке над перекрестьем из трех молний. Поверх брони пристегнуто алое бархатное корзно[46]. На синем с алмазными брызгами широком боевом поясе висит короткий скифский меч-акинак...

Святославу не исполнилось еще и двадцати двух лет, но выглядел он значительно старше: постоянные походы и бранная жизнь наделили его чертами мужества и осуровили взор.

Сидел Святослав прямо, смотрел перед собой в пространство с непроницаемым лицом, словно отрешенный от всего земного.

По правую руку от него стоял седой как лунь, с белыми длинными усами, воевода Асмуд — советник молодого князя. Годы не согнули старого воина, Асмуд был по-юношески строен и прям. Он был в полном вооружении русского витязя: кольчуга с поперечными стальными пластинами на груди и продольными на плечах. Ее дополняли железные наручи и поножи. Голубое шелковое корзно было застегнуто на правом плече золотой пряжкой — единственным украшением его сурового наряда. На простом широком кожаном поясе висел обоюдоострый прямой русский меч в потертых от времени ножнах. Шлема на голове не было, серебристые кудри старика волнами ниспадали на плечи.

Позади трона застыли два рослых гридя в посеребренных кольчугах. Обнаженные двуручные мечи лежат на правом плече каждого; в неподвижности воинов угадывалась скрытая сила сжатой до предела стальной пружины.

Пленника приволокли, поставили в пяти шагах от трона. Хазран-тархан, собрав всю свою волю, стоял гордо не шелохнувшись.

— Развяжите ему руки! — распорядился Асмуд.

Колюта кинжалом разрезал сыромятные путы. Затекшие руки хазарина выпрямились не сразу, однако он даже не поморщился, не подал вида, что ему больно.

— Сказывай! — кивнул Асмуд Колюте.

Тот обстоятельно повторил рассказ о сече в Диком поле, обо всем, что поведал ранее воеводе Слуду.

— Великий князь Святорусский! — закончил Колюта, не отрывая глаз от Святослава. — Воевода наш сказывал, што хан сей козарский сродственник самого хакана Урака и ведает много тайного.

Святослав сидел все так же неподвижно и молча, только коротко кивнул головой.

— Великий князь Киевский и всея Руси, — торжественно проговорил воевода Асмуд, — жалует тебя, гридень Колюта, златой гривной на шею[47] и переводит в свою старшую дружину сотским!

— Исполать тебе, великий князь и осударь! — поклонился удалой разведчик и, сняв шлем, коснулся им носка своего запыленного сапога.

— А покамест пойди к отрокам. Омой раны свои да отдохни малую толику...

Когда Колюта, сопровождаемый отроками, вышел, воевода, повернувшись к пленнику, спросил по-хазарски:

— Желаешь ли чего сказать, хан? Тот презрительно отвернулся.

Искра вспыхнула в глазах Святослава и тут же погасла. Асмуд продолжал:

— Значит, ничего сказать не желаешь... Ну, воля твоя. Эй, отроки! — громко крикнул он по-хазарски, как бы забывшись. — Покличьте в гридницу волхва бога Перуна. — И пояснил: — Мы поступим с тобой, князь Хазран, как некогда поступили предки твои с агарянским[48] воеводой Рахманом.

Ужас мгновенно исказил доселе невозмутимо-надменное лицо хазарского военачальника. Как его предки поступили с арабским полководцем Абд-ар-Рахманом, он помнил хорошо, хотя более трехсот лет прошло с тех пор. Тогда, в 654 году, арабы стремительно прорвались в земли Северного Кавказа и обложили богатый хазарский город Беленджер. Случилось упорное и кровопролитное сражение. Пришельцы были разгромлены. В битве погиб предводитель арабов Абд-ар-Рахман, а вместе с ним и четыре тысячи его воинов. Около пятидесяти тысяч чужеземцев попали в плен, и почти столько же с боем ушли восвояси.

Труп ранее очень удачливого арабского военачальника хазары забальзамировали, посадили в огромный глиняный кувшин и более ста лет возили с собой в походы, веруя, что непогребенный дух врага-героя помогает им одерживать победы.

Хазран-тархан понял, что руссы хотят теперь и с ним проделать то же самое. Лестно конечно, что тебя так высоко ценят, но ведь тогда он, бек хазарский, помимо своей воли станет помогать врагу.

— Ты не сделаешь этого, каган Святосляб, — прерывающимся голосом заговорил доселе упорно молчавший Хазран-тархан. — Я мусульманин и Аллах не... — он запнулся, поняв, что говорит что-то не то.

Воевода Асмуд с усмешкой пояснил ему:

— Рахман был еще большим исмаильтянином, чем ты, и бог ваш, аллах, отвернулся от него. Нам нужна победа, а...

Глаза хазарского военачальника безумно блуждали по лицу русского воеводы. Потом они все же обрели осмысленность. Хазран-тархан обернулся, как бы ища поддержки у неведомого защитника, потом простер руки к Святославу и с дрожью в голосе сказал по-русски: