Карл Маркс - Собрание сочинений, том 8

• Название: Собрание сочинений, том 8
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Восьмой том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения, написанные с августа 1851 по март 1853 года.

---

«Некоторые лица подозревают их в том, что они дожидались окончательных сведений об успехе или неудаче восстания, готовые как разделить честь успеха, так и сложить с себя ответственность за неудачу».

Б. Семере, бывший венгерский министр, в письме, адресованном редактору «Morning Chronicle», протестует «против того, что Кошут незаконно узурпирует имя Венгрии». Он говорит:

«Тот, кто хочет составить себе мнение о Кошуте как о государственном деятеле, пусть внимательно изучит историю последней венгерской революции; а тот, кто хочет познакомиться с его талантом в качестве заговорщика, пусть бросит ретроспективный взгляд на прошлогоднюю несчастную гамбургскую экспедицию».

Что революция побеждает даже тогда, когда она терпит поражение, видно лучше всего по тому страху, который миланская echauffouree {безрассудная выходка; смелый, но неудачный поступок. Ред.} возбудила среди континентальных властителей, поразив их в самое сердце. Достаточно только прочитать следующее письмо, напечатанное в официальной «Frankfurter Oberpostamts-Zeitung»:

««Берлин, 15 февраля. События в Милане произвели здесь глубокое впечатление. Известия о них дошли до короля по телеграфу 9 сего месяца, как раз в момент самого разгара придворного бала. Король немедленно заявил, что движение связано с имеющим глубокие корни заговором, разветвления которого находятся повсюду, и что перед лицом этого революционного движения необходим тесный союз между Пруссией и Австрией… Один из высших сановников воскликнул: «Нам, быть может, придется защищать корону Пруссии на берегах По»».

В первую минуту тревога была так велика, что в Берлине было арестовано около двадцати жителей, и единственной причиной ареста явилось «глубокое впечатление» от миланских событий. «Neue Preusische Zeitung», ультрароялистская газета, была конфискована за то, что напечатала документ, приписываемый Кошуту. 13-го числа министр фон Вестфален внес в верхнюю палату наспех составленный законопроект, которым правительство уполномочивалось конфисковать все газеты и брошюры, изданные не в Пруссии. В Вене аресты и домашние обыски сделались повседневным явлением. Между Россией, Пруссией и Австрией немедленно начались переговоры о том, чтобы заявить английскому правительству совместный протест по поводу политических эмигрантов. Как слабы, как бессильны так называемые европейские «силы»! Они чувствуют, что все тропы Европы сотрясаются до самого основания при первых же предвестниках революционного землетрясения. Окруженные своими армиями, виселицами, тюрьмами, они содрогаются перед тем, что сами же называют «разрушительными поползновениями немногих подкупленных злоумышленников».

«Спокойствие восстановлено». Да, это так. То зловещее, страшное спокойствие, которое наступает между первой вспышкой бури и ее повторным мощным ударом.

От бурных сцен континента перейдем к спокойной Англии. Может показаться, что дух маленького Джона Предельной точки царит во всех сферах официального мира, что вся нация поражена таким же параличом, как и люди, которые ею управляют. Даже «Times» в отчаянии восклицает:

«Может быть, это — затишье перед бурей, может быть, это — дым, без которого не бывает огня… Характерной чертой данного момента является скука».

Деятельность парламента возобновилась, но до сих пор наиболее драматическим и единственно привлекающим внимание актом коалиционного министерства были трижды повторенные реверансы лорда Абердина. О впечатлении, произведенном программой лорда Джона на его врагов, можно лучше всего судить по высказываниям его друзей.

«Лорд Джон Рассел», — говорит «Times», — «произнес речь, в которой было меньше вдохновения, чем даже во вступительном слове рядового аукциониста перед распродажей старой мебели, испорченных товаров или лавочных принадлежностей… Лорд Джон Рассел вызывает чрезвычайно мало энтузиазма».

Как известно, новый билль о реформе был отложен ввиду наличия более насущных практических реформ, требующих более экстренного внимания законодателей. В настоящее время уже показан пример того, какой характер должны принять эти реформы, когда инструмент для проведения реформ, т. е. парламент, сам остается не реформированным.

14 февраля лорд Крануорт изложил в палате лордов свою программу реформ в области права. Большая часть его многословной, скучной и туманной речи состояла в перечислении тех многих вещей, которых от него ожидают, но которых он еще не готов выполнить. Он оправдывался тем, что сидит на мешке с шерстью[354] всего лишь семь недель. Однако, как замечает «Times», «лорд Крануорт прожил уже 63 года на этом свете и из них 37 лет состоял адвокатом». В истинно вигском духе он из сравнительно больших успехов прежних мелких реформ в области нрава делает тот вывод, что было бы нарушением всяких правил скромности продолжать проводить реформы с тем же рвением, как и раньше. В истинно аристократическом духе он не хочет заниматься церковным правом, ибо «это слишком шло бы вразрез с законно обоснованными интересами». На чем основаны эти интересы? На ущербе для общества. Только два следующие мероприятия, подготовленные лордом Крануортом, имеют некоторое значение. Во-первых, «билль об облегчении передачи земли», главные особенности которого состоят в том, что он еще больше затрудняет передачу земли, увеличивая связанные с этим издержки и технические препятствия, но не сокращая волокиты и не упрощая сложной процедуры передачи собственности в другие руки. Во-вторых, предложение создать комиссию, которой надлежит систематизировать статутное право[355] и вся заслуга которой должна свестись к составлению указателя ко всем сорока фолиантам статутов. Лорд Крану-орт, несомненно, может защитить свои мероприятия от нападок самых закоренелых противников реформы в области права с помощью того же оправдания, к которому прибегала одна бедная девица, заявившая своему исповеднику, что хотя она, действительно, и родила ребенка, но этот ребенок очень маленький.

До сих пор единственными интересными дебатами в палате общин были дебаты, вызванные запросом, который г-н Дизраэли сделал 18 сего месяца министерству по поводу отношений между Англией и Францией. Дизраэли начал с Пуатье и Азенкура[356] и кончил избирательной кампанией в Карлайле и речью в Клос-холле в Галифаксе. Его целью было обвинить сэра Джемса Грехема и сэра Чарлза Вуда, непочтительно отозвавшихся о Наполеоне III. Дизраэли не мог более наглядно продемонстрировать полное разложение старой торийской партии, как выступая в роли апологета Бонапартов, этих наследственных врагов той самой политической касты, вождем которой он является. Он не мог начать свою оппозиционную деятельность более неподходящим образом, как оправдывая теперешний режим во Франции. Слабость этой части его речи обнаруживается уже при кратком анализе ее.

Когда он пытался объяснить причины беспокойства, испытываемого публикой по поводу состояния теперешних отношений между Англией и Францией, он вынужден был признать, что главным источником этого служат как раз те большие вооружения, которые были начаты во время его собственного правления. Несмотря на это, он старался доказать, что увеличение и усовершенствование средств обороны Великобритании имеют своим единственным основанием лишь те крупные изменения, которые вызваны современным приложением науки к военному искусству. Ведущие авторитеты, заявил он, уже давно признали необходимость подобных мероприятий. В 1840 г., в период министерства г-на Тьера, правительство сэра Роберта Пиля приложило некоторые усилия к тому, чтобы, по крайней мере, положить начало новой системе в области национальной обороны. Но эти усилия оказались тщетными. В 1848 г., когда на континенте разразилась революция, тогдашнему правительству снова представился случай придать общественному мнению желательное направление в той мере, в какой дело касалось обороны страны. Но опять-таки безрезультатно. Вопрос о национальной обороне окончательно созрел лишь к тому времени, когда он и его коллеги были призваны стать во главе правительства. Принятые ими меры сводились к следующему:

1) Была создана милиция.

2) Артиллерия была приведена в надлежащее состояние.

3) Были приняты меры для того, чтобы полностью укрепить арсеналы страны и некоторые важные опорные пункты на побережье.

4) Было внесено предложение о дополнительном наборе во флот 5000 матросов и 1500 солдат морской пехоты.

5) Были приняты меры к восстановлению былой мощи путем создания флота Ла-Манша, состоящего из 15–20 линейных кораблей, соответствующего числа фрегатов и более мелких судов.

Из всех этих утверждений следует, что Дизраэли доказал как раз обратное тому, что он хотел доказать. Правительство не смогло осуществить увеличения вооружений в момент, когда сирийский и таитянский вопросы угрожали нарушить entente cordiale {сердечное согласие. Ред.} с Луи-Филиппом[357]; оно не в состоянии было сделать это и тогда, когда революция распространилась по всему континенту и, казалось, угрожала самым коренным британским интересам. Почему же это стало возможным только теперь и почему это было сделано как раз правительством г-на Дизраэли? Именно потому, что теперь Наполеон III дает основания больше опасаться за безопасность Англии, чем когда-либо раньше, начиная с 1815 года. Кроме того, как правильно замечает г-н Кобден: