Сергей Жигалов - Бродячие собаки

• Название: Бродячие собаки
• Автор: Сергей Жигалов
• Издательство: Вести
• Жанр: Природа и животные
• Год: 2002

Жестокая схватка с браконьерами — еще не главное испытание в жизни егеря Веньки Егорова.

Вожаком стаи бродячих псов становится его любимая собака — полуволк. Стаю обвиняют в людоедстве. Невиданная охота на «людоедов» с участием десантников на вертолетах и снегоходах оборачивается человеческой трагедией… О ней сообщают ведущие информационные агентства планеты…

Сергей Жигалов — член Союза писателей России. Автор книг «В зной на крутом льду», «Не пускайте собаку на минное поле», «Истребители волков», «Сбор кукол в окрестностях». «Бродячие собаки» — это его первый роман.

Псы, рассыпавшиеся, было, по кладбищу, опять цепочкой вытягивались за вожаком…

Лом выбрался из кабины, ветер трепал полы его длинного пальто. Он принялся палить в волчицу из пистолета. Со страху ему показалось, будто пули рикошетят от покатого лба, высекая желтоватые искры. — Мочи людоеда! — орал Шило.

Серебряный зверь мерцал желтыми зрачками в пяти шагах. Один бросок по насыпи — и он повиснет на горле…

---

И через день, и через неделю Найда, как привязанная, трусила за пастухом. На стойле, когда Подкрылок расседлывал лошадь, ложилась около мешка, клала морду на лапы и лежала недвижно. Коров она теперь рвала с неистовой злобой. Подкрылок не успевал отбрехиваться от возмущенных хозяек. Как ножом расхватила вымя Круторогой. Хозяйка подняла хай:

— Мало того, что молоко сдаивал, теперь вымя разорвал. Ни копейки за пастьбу такую не заплачу.

— Подавись ты своими деньгами, — бормотал себе под нос Подкрылок. Знала бы зевластая дура, какой радости он лишился… Теперь Круторгую, пока подживала рана, не гоняли в стадо. А потом корова перестала заходить в воду. Подкрылок видел, как сом подныривал под других коров, те шарахались. Сом бил хвостом и уходил в омут.

— Повесить бы тебя, суку гребаную на дереве, — ругался на Найду Подкрылок.

В лунные ночи Найда убегала к коровьему плесу, садилась над кручей и выла.

Осенью, когда обрушились недельные дожди с ветром, натрескавшийся для сугрева самогону Подкрылок потерял мешок вместе с седлом. Седло он потом нашел. Бечевка, которой был приторочен к седлу мешок, оказалась перегрызенной.

— Детьми клянусь, не продавал я ее, — рвал перед егерем халат Подкрылок.

Глава четырнадцатая

Окаменела, пошла трещинами от морозов земля. Под черный прозрачный лед, в самую пропасть омута ушел любимый Подкрылком сом-дояр. Стоял в бивших со дна ключах, обрастал слизью. Утянули из замерзающих полыней в теплые моря последние стайки жирных крякшей. А Найда все где-то моталась.

Честно сказать, егерь про нее вспоминал все реже. Не до нее сделалось. Подсолнухи проклятые весь белый свет ему застили.

… По весне молодой Комаровский предколхоза Щелоков засеял целых пятьсот гектаров на берегу Ветлянки подсолнухом. Плановал масла надавить и торгануть, а силенок не рассчитал. Солярка кончилась, убирать нечем. С укором мотали на ветру шапками брошенные в зиму подсолнухи. Слезами сыпали на мерзлую землю семя. Всю осень кормились тут грачи, вяхири, даже лисы грызли семечки. Раскушали это дело и кабаны. Как стемнеет, из крепей по льду переходят реку и жамкают, давят маслице не хуже пресса и жмых не выплевывают. А где зверь, там и браконьеры. Слух про добычливую охоту в момент до города доплеснулся. Понаехали. И спортсмены, и бизнесмены, и врачи, и фирмачи. Все с помповыми ружьями, с карабинами. Как стемнеет, над подсолнухами прожектора мечутся. Кабана гоняют. Пальба стоит. Местные бракуши поглядели на это побоище и ездить туда перестали:

— Натуральная Чечня. Без каски с бронежилетом там делать не хрена. За кусок мяса пристрелят.

Венька с ног сбился. Выпросил у главы райадминистрации наряд милиции. Пост гаишников выставили на дороге. Те какого-нибудь джипяру тормозят. Из-за стекла рука им в физиономию красное удостоверение тычет. Сержантик столбиком стынет:

— Проезжайте, товарищ полковник.

Три карабина, помповое американское ружье, мелкашку, четыре ижевки изъял егерь в этих подсолнухах. И полтора десятка протоколов насоставлял. Тьму врагов нажил.

Что ни рейд, одни и те же разговоры:

— Распишитесь в протоколе изъятия.

— Темно. Не вижу, где подписывать. Может, договоримся? — топтался охотничек. — Тебе новая служебная «Нива» нужна? С Алексеем Тимофеевичем договорюсь…

— Да мы уж с Вами обо всем договорились. Подписывайте, я щас фонариком посвечу.

— А чо ты себя так ведешь? — срывался на крик обиженный. — Гляди егерек, у тебя ведь не две жизни.

— Как другу тебе говорю, — усмехался в ответ егерь. — Я на сто метров двенадцатиколиберную гильзу с первого выстрела сбиваю. Пулей.

— Раз ты такой принципиальный, чего ж ты на тестя своего протоколы не рисуешь? — прямо в глаза лепили егерю односельчане.

— Попадется, нарисую, — отвечал егерь. Лишенный двустволки-кормилицы, обрезавшись о серую сталь егерских зрачков, верил: этот хоть на отца родного нарисует. Доходили эти угрозы и до самого тестя.

— Ага, замучается рисовать. Я калека по производству, — обижался Сильвер. — Поганец, кропчил бы трохи для сэбе. Ребенок без теплых ботинок в зиму. Денег у него нету. Гирой!

В тот раз вернулся Венька с подсолнухов под утро. До подушки дотронулся и отрубился. Разбудил его жуткий Танчурин визг. Вскочил. В комнате уже было светло. Как был в трусах, босой, кинулся во двор. Танчура навстречу, чуть не свалила. Обхватила его за шею, ледяной курткой прижалась. Вся трясется, кричит:

— Там-м… там-м на крыльце… Там лежит… Господи, я как увидела, обмерла…

— Найду убили, подбросили… — догадался егерь.

— Ой, дурак, Найда одна у него на уме, — в голос закричала Танчура.

— Найда, где Найда? — зашлепали по полу босые ножонки. На кухню в одной рубашенке с голым пузишком выкатился Вовка. — Найда?

— Господи, да что ж вы помешались на этой суке! — Танчура кулаками пристукнула егеря в грудь. — Венок тебе подбросили.

— Какой венок?

— Круглый, какой! Иди вон, глянь. Я обмерла. Выхожу, а он на крыльце лежит, черная лента шевелится. Я думала: змея.

— Чо ты городишь? — Венька насмыгнул колоши на босу ногу, как был в трусах, вышагнул наружу. На припорошившем крыльцо снежку стоял прислоненный к корыту могильный венок из бумажных лиловых цветов. Ветерок шевелил концы черной ленты. Егерь нагнулся, расправил ленту и прочел надпись: «В. Егорову от охотников».

— Пап, а Найда где? — услышал он за спиной Вовкин голос. Подхватил сына на руки. — Пап, пусти. Эт чо там? Цветы красивые. Эт ты их сделал? Пусти, я ими поиграю…

— Нельзя играть этими цветами.

— Почему?

— Они ядовитые.

— Как змея?

— Иди заяви в милицию, — наступала Танчура. — Щас же иди!

— Ладно тебе. Пацаны дурачатся.

— Ага, пацаны тебе будут. Венок-то новенький. Пацаны тебе напишут. Эт же заказывали. Пусть найдут, кто. За такие шутки судить надо. Шутки. У меня чуть сердце не остановилось. Как в грудь ударило.

— А что эт так вкусно пахнет, а Тань?

— Иди сперва штаны надень. Раки бесштанные. Сюрприз вам приготовила. — Танчура фартуком вытерла слезы. — Ну, Вовец, зубы чистил, руки мыл? Давай шементом! И за стол.

— Я не хочу есть. У нас в садике на завтрак мой любимый компот.

— Дома поешь, я деликатес приготовила. А в садик к обеду пойдешь.

— Я щас пойду. Не хочу есть. Хочу в садик. Теть Наташа мне два компота любименьких нальет. Вотаа-а.

— Тёть Наташа. Она тебе за папаню… — звенящим голосом выговорила Танчура и осеклась. — Руки помыли, садитесь, ешьте без разговоров. — Выставила на стол сковороду шкваристящей печенки. — Давай тебе, Вован, на тарелку, а то обожгешься.

Венька пожевал кусочек жарева, вскинул глаза на жену.

— Эт откуда у тебя?

— Пока вы спали, с утра пораньше на охоту сходила. Вкусно?

Ты говорил, что соскучился по мясу. Ешь.

— Тань, я посерьезну спрашиваю. Откуда кабанятина?

— Ой, только не смотри на меня так.

— Тань, откуда?

— Около магазина вечером какая-то женщина продавала. Я ее не знаю. — Чего-чего, а врать Танчура не умела. Егерь встал из-за стола. Надел сапоги, куртку.

— Я с тобой. Хочу компоту. Теть Наташа сказала — из волшебных ягод.

— Сиди ешь, — прикрикнула Танчура. — Вень, не ходи. Мне мама дала. Им кто-то принес. Что, ты их допрашивать будешь?

— Я на работу. Вовка, ешь быстрей, и я тя заодно в садик отведу.

— Токо ты до воротцев. А там я сам.

— Все с тарелки съешь, тогда до воротцев.

У садика Венька подождал, пока парняга добежал до входной двери. В замерзшем окне мелькнул белый силуэт: Наташа!

«Неизвестно еще на чью могилу раньше венки понадобятся. А щас послушаем песню про печенку», — засмеялся егерь и легко так пошагал к Сильверу. На ходу потонакивал:

— Мимо тещиного дома я без шуток не хожу. То кирпич в окошко брошу, то ей кукиш покажу!

Во дворе под навесом стоял тестев инвалидский «Запорожец». Углядел егерь клок мха под бампером, стылые бусинки крови на крышке багажника. В сенях на прислоненном в углу «охотничьем» тестевом протезе (у него их было несколько: охотничий, сельскохозяйственный, парадный, рыбацкий…) тоже клочек мха прилип.

— Чо ты стучишься как чужой? — подсовывая костыли подмышки, поднялся с дивана Сильвер. — Заходи, как домой. Тут все твое. Мы с бабкой помрем, все вам достанется. На внука все подпишем.

Поручкались, сели на диван. Теща, еще ядреная с румянцем во всю щеку, закружилась по дому.

— Как там Вовочка? Перестал кашлять? На ночь надо травкой, медком. Молочком горячим с маслицем. Мы Танечку в детстве так лечили.

— Ты нам лучше, мать, с Вениамином что-нибудь на стол сообрази, чем балаболить. Вовка-то в садике?

— Отвел щас.

— Капустку, Вень, будешь? Из погреба достану.