Иван Козлов - В крымском подполье

• Название: В крымском подполье
• Автор: Иван Козлов
• Жанр: О войне

Книга воспоминаний Ивана Козлова — это малоизвестные материалы о его героической юности в крымском подполье в годы Великой Отечественной войны.

---

«Маша» рассказала, что брат хозяйки, переводчик, согласился за плату давать ей уроки немецкого языка.

— Он говорит только, что очень занят, и просит ходить на уроки к нему домой.

Это было неплохо. Через переводчика можно было попытаться найти лазейку в немецкую комендатуру.

После заседания комитета я направился к своему бывшему квартирохозяину. Дом освободился, так как кавалеристы были куда-то переброшены. Я поручил «Николаю» на правах моего компаньона заняться оборудованием столярно-слесарной мастерской.

Хозяин видел, что я хочу как можно скорее получить помещение, и не замедлил этим воспользоваться. Он потребовал, чтобы мы отремонтировали весь дом. Когда все было готово, в двух комнатах поселился хозяин с семьей, а две комнаты сдал нам, получив плату за полгода вперед. Нас это вполне устраивало.

Комнату побольше мы отвели под мастерскую, а в маленькой поселился «Николай». Инструменты, привезенные мною из Симферополя, стекло, гвозди, полученные через Сироту, нам теперь очень пригодились, так как все магазины и рынки с приходом немцев были закрыты и в городе нельзя было ничего купить. На бочонках мы устроили верстаки, разложили инструменты, из разрушенных домов притащили старое железо, набрали досок, словом — вполне обеспечили себя нужным материалом.

Хозяин решил, что мы должны ему все делать бесплатно. С чисто кулацкой жадностью он натаскал нам целую кучу барахла для ремонта: три примуса, четыре кастрюли, ведро, чайник, бак для белья, несколько замков, даже проржавленную горелку для лампы. Этот хлам сразу придал нашей мастерской рабочий вид. «Николай» приступил к починке. Мне хозяин тоже нашел работу — исправить зимние рамы и дверь.

В хлопотах по оборудованию мастерской прошла целая неделя.

В это время уехал со своей частью Отто. Он сказал, что уезжает не надолго — готовится штурм Севастополя, и к рождеству, по приказу фюрера, город будет взят… Как досадно было, что обком не смог обеспечить нас рацией! Сколько интересных разведданных мы могли бы сообщить на Большую землю!

Я попросил Отто подарить что-нибудь нам на память. Он долго мялся. Пожалуй, и отказал бы, но Клера сказала, что все мы будем скучать по нем, попросила подарить фотокарточку и тут же подала ему чернила для надписи.

Отто размяк. Он достал из кармана фотографию, где был снят в парадной форме, с крестом на груди, и написал: «На память Клере от Отто». Мне он подарил маленький карманный немецко-русский словарь и написал: «На память Петеру от Отто».

Впоследствии эти подарки, как своеобразные талисманы, охраняли нас от набегов фашистских грабителей. Как только в нашей квартире появлялись немецкие солдаты, мы сейчас же показывали им подарки обер-ефрейтора, и немцы оставляли нас в покое. Сам Отто больше в городе не появлялся. Должно быть, он сложил свою самодовольную голову под Севастополем, который оказалось не так-то легко взять.

В нашу мастерскую стали приходить разные люди: соседи — чтобы познакомиться с нами; домашние хозяйки — с просьбой починить чайник или керосинку. Зашел однажды и брат Ларчика, симпатичный парень лет двадцати трех, тот самый, которому я посоветовал остаться на заводе. Он рассказал, что попытки немцев восстановить на заводе водопровод и электростанцию провалились.

— На работу выгнали человек полтораста. Но мы стараемся делать все так, чтобы пользы не было. Половина рабочих уже разбежалась, тем более, что денег не платят и обращение самое хамское. Чуть что — в морду заедут. А вы посмотрите, что за хлеб! — Он показал кусок черной массы, похожей на смесь земли и соломы. Помолчав немного, сказал: — Брат посоветовал к вам зайти, Я ведь слесарь неплохой.

Но мне хотелось сохранить этого парня на заводе, и я просил его пока обождать.

— Нам инструменты и материалы нужны, — сказал я на прощание. — Постарайтесь достать их и заходите к нам почаще. Друзей своих приводите. Может, целую артель организуем.

Как-то во двор зашли два немецких солдата. Лица — холеные, на петлицах — самолеты.

— Две ложки и тарелку, — приказал один, показывая на стеклянную банку с вареньем, которую держал в руках.

«Варенье сперли у кого-то, — догадался я, — и хотят сожрать тайком от товарищей».

Хозяин услужливо пригласил немцев к себе в комнату.

— И вы, Петр Иванович, зайдите. Мне спросить у них кое-что нужно.

Немцы сели за стол. Хозяин велел жене подать тарелки, ложки и прошептал мне на ухо:

— Не взята Анапа?

— Скоро закончится война? — спросил я у солдат.

Те переглянулись и ничего не ответили.

— Один мой знакомый, обер-ефрейтор Отто, давно говорил, что война скоро кончится, а она все продолжается…

— Должна скоро кончиться, — нехотя отозвался один из них, круглолицый, с румяными щеками и еле заметным пушком над верхней губой.

— Япония объявила войну Америке и Англии, — добавил второй солдат, с бледными, впалыми щеками и большими серыми глазами. — Теперь вместе с Японией мы скорее победим всех.

Япония вступила в войну. Это новость!

— Ну как, Петр Иванович, Анапу взяли? — допытывался хозяин.

— Старик спрашивает, взяли ли вы Анапу. У него там дом свой, хочет поехать туда.

— Анапа? А что такое Анапа? — спросил с изумлением круглолицый.

— Это город на Кавказе.

— Нет, Кавказ возьмем после Москвы.

— После Москвы? — изумился я. — Отто давно говорил, что Москва окружена.

— А кто вы такой? — вдруг спросил меня сероглазый.

— Я хозяин мастерской, а Отто — мой хороший друг, а вот его подарок, — сказал я гордо, показывая им словарик с дарственной надписью немца.

Оба они внимательно посмотрели на надпись, потом на меня.

— Стекла вставлять умеете?

— Могу, но стекла нет.

— Пойдемте с нами.

Я подумал: «Ну влопался со своими расспросами!» Но делать было нечего. Я зашел в мастерскую, взял стеклорез и наскоро рассказал «Николаю», куда иду. Он очень встревожился.

Когда я выходил с солдатами, меня нагнал хозяин:

— Петр Иванович, а как же с Анапой?

— Да подождите вы с вашей Анапой! — раздраженно ответил я. — Вы видите, я с ними иду, чего же пристаете?

Солдаты привели меня во двор на берегу пролива. На деревянной вышке торчала пушка. Около нее стояли два солдата.

«Тюрьма», мелькнула у меня мысль.

Мы вошли в дом, где находилось человек двадцати солдат. Круглолицый что-то тихо сказал, солдаты обступили меня и начали расспрашивать, кто я, чем занимаюсь, откуда знаю немецкий язык. Я рассказал им о себе то же, что рассказывал Отто, добавив, что теперь, с помощью обер-ефрейтора, я открыл свою мастерскую.

Вдруг раздалась тревога, солдаты выскочили во двор и, вбежав на вышку, начали стрелять из пушки, оказавшейся зенитным орудием. Тут только я понял, что это не летчики, а зенитчики.

Когда тревога кончилась, два уже знакомых мне солдата вернулись в дом. Один принес какую-то раму со стеклами и показал на окно, забитое фанерой:

— Вставляй!

Я занялся работой, ожидая, что будет дальше. Солдат достал с этажерки большую книгу в красном переплете. Я сразу узнал первый том «Истории гражданской войны в СССР».

— Ленин? — немец ткнул пальцем в портрет Ильича.

— Ленин.

— Хороший человек Ленин? — пристально глядя на меня, спросил немец.

«Вот и допрос начался! — подумал я. — Что же им ответить? Сказать „плохой“ — язык не поворачивается».

Передо мной встал живой Ильич, каким я видел его в Цюрихе во время первой мировой войны. Мы говорили о моем возвращении в Россию на подпольную работу. «Отдохните немножко, тогда и поедете», сказал Владимир Ильич.

— Да, хороший человек Ленин, — ответил я решительно.

— Почему хороший? — допытывался немец.

— Ну как же! Раньше в России был царь, земля была у помещиков, рабочие работали по пятнадцати часов. Народ был темный, неграмотный. При Ленине земля перешла крестьянам, рабочие стали работать восемь часов, все дети учатся, культура стала подниматься. В Германии тоже высокая культура, — добавил я, чтобы смягчить разговор.

— Да! — самодовольно переглянулись солдаты.

— Сколько членов в партии большевиков? — спросил солдат.

— Не знаю. Я беспартийный. Читал в газете, будто шесть миллионов.

— Большевиков шесть миллионов, а населения сто девяносто миллионов. Почему же все солдаты дерутся за Сталина?

— Молодые русские очень любят драться, — ответил я серьезно. — Я сам, будучи мальчишкой, любил драться. Бывало из носу кровь бежит, а все дерешься.

Немцы переглянулись.

— А далеко до Урала? Холодно там?

— Очень холодно. Я там был. Сбежал от холодов. Но как же вы на Урал попадете? Надо сначала Москву взять.

Солдат сказал развязно:

— В Москве большевики потопили три миллиона жителей. Фюрер приказал нашей армии отойти от Москвы на тридцать километров и не входить в нее до тех пор, пока иностранные журналисты не приедут в Москву, чтобы убедиться в варварстве большевиков.