Иван Козлов - В крымском подполье

• Название: В крымском подполье
• Автор: Иван Козлов
• Жанр: О войне

Книга воспоминаний Ивана Козлова — это малоизвестные материалы о его героической юности в крымском подполье в годы Великой Отечественной войны.

---

В просторном шалаше метра в два с половиной высотой, устроенном из жердей, с небольшим отверстием для дыма, с очагом посредине, стояли по бокам три койки из хвороста. Кроме Павла Романовича и Лугового, здесь жил помощник командира по войсковой разведке.

Небольшой ящик служил столом, за которым мы и уселись — кто на койку, кто на обрубках деревьев.

Миша нажарил конины с картошкой. Но есть я не мог — кусок застревал в горле. Слезы навертывались и от радостной встречи с друзьями и от тяжелых дум о наших подпольщиках, попавших в гестапо.

В лесу, среди друзей, я почувствовал себя, как дома. Выстрелы уже не производили на меня никакого впечатления.

О нашем приходе в лес Павел Романович радировал на Большую землю и тут же получил указание: с первым же самолетом направить меня в Краснодар для доклада. В Краснодаре находился Крымский обком партии.

Но мое путешествие на Большую землю задержалось. Погода изменилась, повалил снег, начались бураны, казалось — снова наступила зима. Из-за плохой видимости и глубокого снега самолеты не могли приземлиться. Я даже обрадовался этому обстоятельству — очень уж не хотелось мне уезжать.

Из пришедших с нами подпольщиков все боеспособные мужчины и женщины были зачислены в отряды, а остальные поселились в гражданском лагере. Ольга стала работать секретарем штаба лагеря, а «Нина» — парторгом.

Мы с Павлом Романовичем подробно обсудили положение в Симферополе, подсчитали сохранившиеся там силы. В городе осталось еще много подпольщиков. Нужно было установить с ними связь и направлять их работу.

Причины провалов полностью выяснены не были. «Мусю», «Хрена», «Нину», Ольгу и «Савву» предали «Николай» и «Лесная». А кто предал «Луку» и Сергеева, которых ни «Лесная», ни «Николай» не знали? Кто предал Зою Рухадзе и Владлена Батаева?

Но, разумеется, подобные вопросы не выясняются в один день. Иногда нужны годы, чтоб распутать все нити таких предательств.

Дня через четыре мы послали «Павлика» для связи с «Анодием» и вывода подпольщиков, находившихся под угрозой. Вместе же с ними пошел и «Костя», чтобы привести в лес свою семью.

«Павлику» дали явку к Семену Антоновичу Нечепуруку. Через него нужно было разыскать «Савву».

Ребята вернулись на шестой день. Они привели из города еще двадцать два подпольщика, в том числе и свои семьи. К большой моей радости, с ними пришел и «Савва».

Из города мы получили новое тяжелое сообщение. После нашего ухода в лес были арестованы Филиппыч и Вася-сапожник со своими семьями.

Гестаповцы пытались арестовать и «Штепселя», но он успел скрыться.

Выяснилось, что на третий день после нашего ухода в лес и ко мне на квартиру явились гестаповцы. Подробно расспрашивали обо мне у соседей, забрали мой ящик с двойным дном. По расспросам гестаповцев было видно, что кто-то подробно описал им мою внешность.

— Ну, а тебе как удалось вырваться? — спросил я у «Саввы», когда он пришел в наш шалаш.

— В общем хорошо, — ответил он. — Меня предупредил отец. Скрывался я в наших каменоломнях. Потом за мной пришел Семен Антонович Нечепурук и сказал, чтобы я немедленно шел в Симферополь, где меня дожидаются из леса.

— Кто мог предать нашего Филиппыча, Васю-сапожника?

— Ничего не могу сказать! — с горечью ответил «Савва». — К Васе на квартиру нагрянула целая ватага немцев, поставили в воротах пулемет, и никого не выпускали со двора. Забрали его, жену и дочку лет двенадцати. В доме сидит застава. Как был арестован Филиппыч — не мог узнать.

Наступило тяжелое молчание. Павел Романович, сидя на своей койке, начал вдруг свирепо бить палкой по головешкам догорающего костра.

— А как у вас в Сарабузе? — спросил я у «Саввы».

— Все на местах. Своим заместителем я назначил учителя Массунова — «Зарю» — и дал задание. Восемнадцатого марта диверсанты минировали состав с боеприпасами. Взрыв произошел в Джанкое. Перед моим уходом ребята заминировали еще один эшелон с горючим и продовольствием.

Павел Романович расспросил «Савву», кто такой «Заря» и можно ли на него положиться. Мы тут же решили послать к «Заре» человека для связи.

— Мы проделали еще большую работу по разложению так называемого добровольческого батальона, — сказал «Савва». — Командир батальона — вполне наш человек. Я имел с ним свидание. Он хочет весь батальон в полном вооружении и с транспортом увести к нам. Просит дать проводника. Люди они в Крыму новые, дорог не знают.

— Сколько их? — спросил Павел Романович.

— Сто шестьдесят два человека.

— На провокацию не нарвемся?

— Командиру их я верю. Дал ему задание, чтобы для увода в лес он подобрал самых надежных.

Послать в Сарабуз решили комсомольца Виктора Телешева, сарабузского подпольщика, которого мы давно уже переправили в лес. Гриша Гузий подобрал ему напарника. На другой день Виктор пошел в Сарабуз с минами и литературой.

Через пять дней Телешев вернулся. В Сарабузе он виделся с «Зарей», передал ему мины, литературу, принес ценные разведданные и привел сорок два добровольца с командным составом и полным вооружением.

Все было подготовлено к отправке батальона, но в последний момент немцы подняли тревогу, началась перестрелка. На условленный сборный пункт пробилось лишь сорок два человека. Остальные разбежались по деревням.

Подпольщики добились своего: батальон удалось разложить и охрана железнодорожного пути была сорвана.

Отдохнув немного, Телешев снова отправился в Сарабуз. С подпольщиками он встречался в каменоломнях, где они скрывались сами и укрывали более двухсот жителей окрестных деревень. В каменоломнях имелся запас воды и продовольствия.

Сарабузские диверсанты заминировали два эшелона с боеприпасами. На аэродроме было взорвано четыре вагона с бочками бензина, а на станции уничтожены четыре бочки отравляющей жидкости, приготовленной немцами для порчи муки.

Я побывал в гражданском лагере и повидался с симферопольскими подпольщиками: «Тарасом» и руководителями патриотических групп «Муси» — Пахомовой, Усовой, Щербиной, Самарской и другими. В беседе с ними выяснил много важных деталей о положении оставшихся в городе подпольных групп. Сам «Тарас» ушел в лес из предосторожности. Он часто бывал на квартире «Луки» и боялся ареста. Все его подпольщики сохранились и остались на своих местах.

— А как произошел провал работников театра? — спросил я у него.

— Этого я не знаю, — ответил он. — Но до ареста я им предлагал уйти в лес. Артист Добросмыслов заявил мне так: «Наша группа должна остаться здесь до самого последнего момента. Без нас немцы могут сделать с театром все, что угодно. Нужен свой глаз». А Николай Андреевич Барышев, кроме этого, еще и потому не ушел, что не хотел оставлять старика-тестя, который из-за болезни в лес итти не мог.

После беседы с подпольщиками для меня стало ясно, что мы имеем все условия для продолжения нашей подпольной деятельности в Симферополе. Сохранились наша радиостанция, по которой «Анодий» продолжал регулярно нас информировать о положении в городе, радиоприемники, типография, нашлись новые конспиративные квартиры и связные, не менее двухсот подпольщиков остались на месте, не затронутые провалом, сохранились спрятанные в городской библиотеке двадцать мин, в Сарабузе имелись винтовки, гранаты и пулемет.

Гестаповцы нанесли нам сильный удар: из наших рядов вырван ряд прекрасных работников, но уничтожить подпольную организацию врагу не удалось. Подпольный горком партии проделал немалую работу. Под его руководством было совершено более шестидесяти диверсий, взорвано одиннадцать вражеских эшелонов с боеприпасами и техникой, склады снарядов и бомб в совхозе «Красный», уничтожено более тысячи тонн горючего, при взрывах убито и покалечено немало фрицев. Мы распространили по городу и железной дороге до пятидесяти тысяч газет и листовок, полученных из леса и отпечатанных в подпольной типографии. Проделана порядочная работа по разложению войск противника и по доставке штабу партизан ценных разведданных.

«Ради такой работы стоит рисковать!» думал я. Тяжело было мириться с мыслью, что перед решающими ударами Красной Армии по врагу подпольному горкому пришлось уйти из города. В памяти ярко вставали рассказы «Муси» и других подпольщиков о том, как трудно было им работать без постоянного партийного руководства на месте.

Я решил вернуться в Симферополь. Главной помехой в этом было то, что нам не удалось до конца установить предателей. Это, конечно, было самое страшное. Но меня успокаивала твердая уверенность в том, что я лично знал немало замечательных патриотов, на которых я мог вполне положиться. В случае необходимости я мог укрыться в тайнике «Анодия» или в сарабузских каменоломнях. «Да, я могу снова пробраться в Симферополь, — думал я, — но для этого мне нужно по-новому законспирироваться. В том виде, в котором я был до сих пор, мне уже появляться в городе нельзя. Нужна другая профессия, одежда, документы». Я решил вернуться под видом учителя; сбрить голову, сменить свои очки в железной оправе на пенсне, надеть хороший костюм, пальто, шляпу и запастись соответствующими документами.