Елена Прудникова - Ленин – Сталин. Технология невозможного

• Название: Ленин – Сталин. Технология невозможного
• Автор: Елена Прудникова
• Издательство: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп»
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978–5-373–02571–3

Большевики не верили в Бога и не любили Россию, однако на крутом переломе все же именно они ее и спасли. Когда обанкротились все, кто верил и любил.

Задачи, которые пришлось решать большевикам, оказались не под силу ни государственным деятелям царской России, ни опытным чиновникам и управленцам.

Между тем наследство они получили такое, на какое никто нормальный, в здравом уме и твердой памяти, не покусится. Для того клубка проблем, каким являлась послереволюционная Россия, сразу и названия не подберешь... Механизмы, запущенные в феврале 1917 года, надолго пережили правительство, которое их запустило. Все, кто хоть сколько-нибудь разбирался в экономике и государственном управлении, понимали, что Россия погибла...

Найдется немало желающих поспорить на эту тему, но факты таковы, что именно Ленин и Сталин спасли Россию.

---

«1) Виновный в публичном призыве к убийству, разбою, грабежу, погромам и другим тяжким преступлениям, а также к насилию над ка- кой-либо частью населения наказывается заключением в исправительном доме не свыше трех лет или заключением в крепости на срок не свыше трех лет; 2) Виновный в публичном призыве к неисполнению законных распоряжений власти наказывается заключением в крепости на срок не свыше трех лет или заключением в тюрьме; 3) Виновный в призыве во время войны офицеров, солдат и прочих воинских чинов к неисполнению действующих при новом демократическом строе армии законов и согласных с ними распоряжений военной власти наказывается как за государственную измену».

Как видим, большевики и тут не придумали ничего нового. Единственное их отличие от Временного правительства: будучи сильной властью, они сумели провести эти меры в жизнь, за что и были заклеймены позором.

Впрочем, правительство вело себя так, как и должно было. А вот как отреагируют Советы? Постановления правительства находились в полном противоречии с его же собственной декларацией от марта 1917 года, более того, оно само пришло к власти в результате точно таких же событий, как и те, которые сейчас осуждало.

Это был момент истины: проглотят ли правительственные меры «народные представители»?

Проглотили, и даже не жуя! В ночь с 9 на 10 июля, получив сведения о катастрофическом провале наступления на фронте, исполкомы всех Советов (рабочих, солдатских и крестьянских) собрались на совместное заседание, чтобы ответить на извечный русский вопрос: «Что делать?» Посовещавшись, решили провозгласить Временное правительство «правительством спасения революции» и дать ему полномочия для наведения порядка, в первую очередь в армии. В прокламации ЦИК по этом поводу говорилось: «Пусть правительство суровой рукой подавляет все вспышки анархии и все покушения на завоевания революции. И пусть проведет в жизнь все те меры, которые необходимы для революции». Как видим, и «борьбу с контрреволюцией» с помощью полиции и армии придумали отнюдь не большевики.

Вся эта история стала «моментом истины» для обеих властей. События 4 июля на самом деле были стихийными, и как Советы, так и правительство прекрасно об этом знали. Знали и то, что большевики сыграли нейтрализующую роль, возглавив выступление и удержав его хотя бы в каких-то благопристойных рамках. Репрессии были откровенной расправой с успешным политическим конкурентом. И когда большевики впоследствии, уже придя к власти, делали нечто подобное (кстати, с куда большим основанием), их клеймили позором как предателей социал-демократии. Ну, стало быть, предателями были и социалисты, нечего тут двойную мораль разводить...

Но предали они и Временное правительство, которому присягали на верность. Едва присвоив ему титул «правительства спасения революции» и выдав «карт бланш» на наведение порядка, господа социалисты тут же попытались этот процесс затормозить, потребовав соблюдения в репрессиях принципа личной ответственности. Мол, сажать можно только отдельных деятелей, замешанных в событиях, а всю большевистскую партию – ни-ни... Посечь «ужасного ребенка», конечно, надо, но в исправительное заведение запирать не следует. Не кто иной, как эсдеки подвергли министра Переверзева жестокой критике за то, что он распорядился обнародовать компромат на Ленина без санкции кабинета, и в итоге вынудили его уйти в отставку – а ведь он тем самым переломил настроение гарнизона и всех спас!

Стоит ли удивляться, что любимым эпитетом у большевиков для обозначения социал-демократов было «социал-предатели»?

Именно в июльских событиях кроется дальнейшая активная нелюбовь большевиков к бывшим братьям по революции. Эту нелюбовь ставят в вину почему-то исключительно Сталину. (Некоторые пишущие господа, начиная с незабвенного Эрнста Генри, договорились даже до того, что, запретив немецким коммунистам выступать вместе с социал- демократами, Сталин привел Гитлера к власти.) Но, во-первых, отсутствие любви было обоюдным. А во-вторых, если рассмотреть поведение социал-демократов летом 1917 года, сразу становится понятным, почему большевики их так неласково называли. И «вождь народов» хорошо помнил уроки того лета.

Но если бы это было все – так о чем и речь!

В данной июльской истории меня заинтересовал один маленький вопросик: откуда, спрашивается, взялись 4 июля стрелки на крышах? И вообще как-то уж очень хорошо все сошлось: сначала откровенно провокационные действия министерства внутренних дел по отношению к анархистам (а заодно и всей теплой компании, что собралась на даче Дурново). Потом очень своевременная провокация с «немецкими» связями Ленина. Впрочем, это могло совпасть, быть обусловлено ходом событий. Но стрелки, стрелки-то откуда?

Как за борьбой с анархистами, так и за историей с «немецкими связями» маячат одни и те же фигуры – министра внутренних дел г-на Пе- реверзева и Керенского, который в июне 1917 года был военным министром, а в июле стал председателем правительства. Контрразведка не могла дать ход следственным материалам без разрешения Переверзева, и совершенно не верится, что тот пошел на эту меру без санкции вышестоящего начальства, то есть Керенского.

Но есть и еще более любопытные моменты. Рассмотрим повнимательнее историю с «немецкими деньгами».

Нет, я вовсе не хочу утверждать, что Ленин не брал деньги у немцев. Он взял бы их хоть у черта – почему не брать, раз дают? Другое дело, что Ильич не собирался ничем поступаться – но у немцев были основания финансировать большевиков и без каких-либо условий, просто ради той бучи, которую они устраивали в России. А раз так, какие к Ленину могут быть претензии?

Речь-то ведь шла совсем о другом. Во-первых, вопросы финансирования в повседневной политической жизни являются в известной степени табуированными, и ясно почему – если начать разбираться, кто кому дает деньги, стронется такая грязевая лавина, что погребет под собой всех. Социалисты Переверзев и Керенский, нарушив это табу, поступили не просто не по понятиям, а откровенно похабно. Но главное не в этом, а в самом механизме провокации.

Строилась она так: в апреле в генштаб обратился некий прапорщик Ермоленко, который заявил, что завербован немецкой разведкой. На допросе он показал, что Ленин-де также немецкий агент. Ввиду «особой важности» информации троим членам кабинета министров – Керенскому, Некрасову и Терещенко[162] – поручили курировать расследование. Основное следствие вела контрразведка Петроградского военного округа – кстати, под это дело она установила слежку за большевистскими руководителями, прослушивала их телефонные переговоры. Что уж там она сумела найти – Бог весть, к июлю следствие закончено не было, но какие-то материалы имелись.

Вечером 4 июля представители нескольких полков гарнизона были вызваны в контрразведку. Им представили «дело Ленина», которое, как уже говорилось, шокировало неискушенных солдатиков и привело к тому, что части гарнизона заявили о лояльности правительству. Но и это еще не все. Решив развить достигнутый успех, контрразведчики через двоих «возмущенных граждан» – бывшего представителя большевистской фракции в Думе Алексинского и эсера Панкратова, решили передать часть материалов в печать.

Все бы ничего, если бы «дело Ленина» не совпадало в базовых пунктах с другим делом, несколько более ранним – полковника Мясоедова. И там тоже был «завербованный немцами» поручик, который обладал бездной не полагающейся ему по штату информации. Там тоже была шумная газетная кампания. Два раза суд оправдывал полковника, настолько липовым было обвинение, и лишь на третий раз, когда на судей уже конкретно надавили, Мясоедова все же приговорили к смертной казни. Приговор продавливал персонально великий князь Николай Николаевич... ну, это не слишком интересно, а знаете, кто составлял обвинительный акт по этому насквозь фальшивому делу? Гучков – тот самый, который был военным министром в конце апреля (когда прапорщик Ермоленко явился в генеральный штаб с разоблачением Ленина), сторонник выполнения союзнических обязательств во что бы то ни стало и председатель Военно-промышленного комитета. А сменил его на министерском посту Керенский, курировавший расследование по поручению кабинета, а также руководивший контрразведкой как военный министр. Правда, интересно? Оба дела были сляпаны по одному шаблону – а в Петрограде оставалось слишком много людей, помнивших, при каких обстоятельствах был повешен полковник Мясоедов.

И когда «дело Ленина» передали в печать – вот тут проняло уже и кабинет министров. Князь Львов лично обзванивал газеты и убеждал их снять материалы с обвинениями. Со своей стороны то же самое делал Чхеидзе. Публикации удалось перехватить – выступила только откровенно желтая газетка «Живое слово», – но вот слухи, которые пошли из полков, остановить было уже нельзя. Вскоре материалы «Живого слова» вышли на листовках, и газеты принялись их бурно обсуждать. В итоге Переверзев вылетел в отставку – но дело уже было сделано.