Владимир Набоков - Комментарий к роману "Евгений Онегин"

• Название: Комментарий к роману "Евгений Онегин"
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: Искусство-СПб / Набоковский фонд
• Жанр: Критика
• Год: 1998
• ISBN: 5-210-01490-8

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.

Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.

В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.

Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

---

1—7 Вдовы Клико или Моэта… того-сего… [см. также XLVI, 5, 6 — Аи] — Вольтер («Светский человек» / «Le Mondain») видит в «écume pétillante»[607] вина аи «l'image brillante» «de nos Français»[608].

Байрон («Дон Жуан», XV, LXV, 8) говорит о пене шампанского, «столь белой, сколь расплавленные перлы Клеопатры».

Баратынский в «Пирах» (стих 139) находит в шампанском «подобье жизни молодой» (см. ниже).

Фамилия Жана Реми Моэта (Jean Rémi Moët, 1758–1841), основателя знаменитой фирмы шампанских вин и добродушного maire[609]города Эперне, на русском рифмуется с «поэтом». Трема над е в Moët и над i в Aï во французском указывает на расщепление дифтонга на два слога (naïf, Baïf), и не следует путать ее с диакритическим знаком над i в моей транслитерации русских слов, выбранным произвольно, чтобы передать трансформацию и в его открытую разновидность — ы (tï, Krïm, Yazikov и т. д.). <…>

Название прославленного шампанского происходит от французского Aï или Ау — городка в департаменте Марна на севере Франции, где в бассейне реки Марны, близ Эперне, располагались первые виноградники.

Пушкинское примечание 25 — не что иное, как отрывок из послания, адресованного брату Льву (четырехстопный хорей, 36 стихов). Этот стихотворный набросок, написанный в начале декабря 1824 г., так и остался неоконченным. Начинается он так: «Что же? Будет ли вино?»

На первый взгляд кажется, будто Пушкину пришло в голову, что стих 7 строфы XLV гл. 4 может прозвучать как издевка над строчкой из «Пиров» Баратынского, чьи чувства им всегда ревностно оберегались; и он тактично и лаконично цитирует свои собственные прихрамывающие строки в качестве прототипических, с тем чтобы задним числом доказать, что ни в коем случае не имел в виду Баратынского.

Но тому может быть и другая причина, более тонкая.

Вот отрывок о шампанском из «Пиров» Баратынского (изд. 1821 г., стихи 129–139):

И между тем сынам веселья
В стекло простое бог похмелья
Лил через край, друзья мои,
Свое любимое Аи:
Его звездящаяся влага
Недаром взоры веселит
В ней укрывается отвага,
Она свободою кипит,
Как гордый ум не терпит плена,
Рвет пробку резвою волной,
И брызжет радостная пена,
Подобье жизни молодой…

При подготовке издания 1826 г. (то есть сразу после восстания декабристов) цензор не одобрил этой метафоры (стихи 135–136) с ее неуместными свободой и гордостью, и эти строки были заменены (возможно, Дельвигом, как полагает Гофман в своем издании сочинений Баратынского 1915 г.) на «Как гордый конь не терпит плена». Что позволено лошадке, то не позволено человеку.

(В последнем прижизненном издании 1835 г. стоит: «Как страсть, как мысль она кипит» и т. д.).

В одном из писем Баратынскому его друг Дельвиг, следивший за печатанием «Пиров» и «Эды» (публиковавшихся вместе), говорит о своих бесплодных попытках убедить цензора пропустить первоначальные строки: «Монах и Смерть Андрея Шенье перебесили нашу цензуру».

Вполне возможно, что Пушкин, состоявший тогда в переписке как с Дельвигом, так и с Баратынским, обозначил свою осведомленность о дурацкой поправке, требуемой полицией. В его лукавой строчке «подобием того-сего» — подразумевалась невинная на первый взгляд цитата, немедленно напомнившая посвященным о «Пирах».

«Андрей Шенье», упомянутый Дельвигом, — это элегия, сочиненная Пушкиным в начале 1825 г.; в ней оплакивается смерть Шенье под ножом гильотины в 1794 г., на закате эпохи народной тирании. Состоящая из 185 вольных ямбов, она обращена к Николаю Раевскому и впервые была напечатана 8 октября 1825 г. с цензорскими изъятиями более сорока стихов (21–64 и 150) в сборнике «Стихотворения Александра Пушкина», вышедшем в свет 28 декабря 1825 г., через две недели после декабристского мятежа. Злонамеренные или же наивные читатели пустили гулять по рукам списки стихов (в которых автор устами Шенье призывает «священную свободу» и свержение царей) под фальшивым названием (придуманным неким Андреем Леопольдовым, студентом Московского университета) «Четырнадцатое декабря»; по этой причине озадаченная полиция докучала Пушкину и арестовала владельцев списков. Эта элегия, включая и подвергнутый цензуре отрывок, в действительности не имеет никакого отношения к российским событиям, кроме случайной ассоциации: нападая на робеспьеровский режим террора, она восхваляет (как и ода «Вольность», 1817) Свободу, основанную на Законе.

2 Ср. у Вяземского, в четырехстопном стихотворении, посвященном поэту Давыдову (1815; стихи 49–52):

…дар волшебный
Благословенного Аи
Кипит, бьет искрами и пеной! —
Так жизнь кипит в младые дни!

5 Ипокрена — священный источник муз на горе Геликон в Беотии. Он был выбит копытом Пегаса — крылатого коня, символизирующего поэтическое вдохновение.

9 Последний бедный лепт… — Томашевский (ПСС 1957, с. 597) заметил здесь ироническое цитирование послания Жуковского «Императору Александру» (1814, стихи 442–443):

Когда и нищета под кровлею забвенья
Последний бедный лепт за лик твой отдает…

XLVI

Но изменяет пеной шумной
Оно желудку моему,
И я Бордо благоразумный
4 Уж нынче предпочел ему.
К Аи я больше не способен;
Аи любовнице подобен
Блестящей, ветреной, живой,
8 И своенравной, и пустой…
Но ты, Бордо, подобен другу,
Который, в горе и в беде,
Товарищ завсегда, везде,
12 Готов нам оказать услугу
Иль тихий разделить досуг.
Да здравствует Бордо, наш друг!

И эта, и предыдущая, XLV, строфы, обе пенящиеся привозными банальностями, весьма убоги.

3 …Бордо… — «Кроваво-красный пенистый сок» бордо пришелся по вкусу и Джону Гэю (John Gay, «Wine», 1708).

Дюси в стихотворении «Мадам Жоржетте В.» (Ducis, «A Mme Georgette W. С») восхваляет бордо примерно теми же словами (стихи 2, 8):

Oui, je bois [ses] coupes vermeilles;
…………………………………………………
Calme et vieux, c'est le vin des sages.[610]

5, 6 Аи — см. коммент. к XLV, 1–7.

11—14 Вот прекрасный пример отрезвляющего и притормаживающего эффекта, достигаемого целой вереницей скадов на второй стопе, после всплеска невероятного количества модуляций. <…>

XLVII

Огонь потух; едва золою
Подернут уголь золотой;
Едва заметною струею
4 Виется пар, и теплотой
Камин чуть дышит. Дым из трубок
В трубу уходит. Светлый кубок
Еще шипит среди стола.
8 Вечерняя находит мгла…
(Люблю я дружеские враки
И дружеский бокал вина
Порою той, что названа
12 Пора меж волка и собаки,
А почему, не вижу я.)
Теперь беседуют друзья:

4—7 В неопубликованной заметке (см.: ПСС 1949, т. 7, с. 171) Пушкин пишет:

«Наши критики долго оставляли меня в покое. Это делает им честь: я был далеко в обстоятельствах не благоприятных. По привычке полагали меня все еще очень молодым человеком. Первые неприязненные статьи, помнится, стали появляться по напечатании четвертой и пятой песни Евгения Онегина [в начале 1828 г.]. Разбор сих глав, напечатанный в „Атенее“ [в 1828 г., подписан „V“, написан Михаилом Дмитриевым], удивил меня хорошим тоном, хорошим слогом и странностию привязок. Самые обыкновенные риторические фигуры и тропы останавливали критика: можно ли сказать „стакан шипит“ вместо „вино шипит в стакане“? „камин дышит“ вместо „пар идет из камина“»?

9—13 Интонация этой ремарки в скобках очень напоминает замечание о Руссо в гл. 1, XXIV, 9—14.

12 …меж волка и собаки… — Привычный галлицизм, entre chien et loup, восходящий к XIII в. (entre chien et leu) и означающий сумерки — время дня, когда пастуху уже становится трудно отличить волка от собственной собаки из-за сгущающейся темноты. В этом выражении усмотрели к тому же и эволюционистский смысл, а именно постепенный переход дня в ночь, подобно промежуточной стадии между двумя близкородственными видами животных.

XLVIII

«Ну, что соседки? Что Татьяна?
Что Ольга резвая твоя?»
– Налей еще мне полстакана…
4 Довольно, милый… Вся семья
Здорова; кланяться велели.
Ах, милый, как похорошели
У Ольги плечи, что за грудь!
8 Что за душа!.. Когда-нибудь
Заедем к ним; ты их обяжешь;
А то, мой друг, суди ты сам:
Два раза заглянул, а там
12 Уж к ним и носу не покажешь.
Да вот… какой же я болван!
Ты к ним на той неделе зван. —

Варианты

10 В отдельном издании четвертой и пятой глав (1828) есть вариант: