Владимир Набоков - Комментарий к роману "Евгений Онегин"

• Название: Комментарий к роману "Евгений Онегин"
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: Искусство-СПб / Набоковский фонд
• Жанр: Критика
• Год: 1998
• ISBN: 5-210-01490-8

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.

Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.

В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.

Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

---

намекая на то, что Пушкин здесь высмеивает помещиков, занимающихся в высшем свете хозяйскими разговорами, подсчетом, сколько у кого крепостных крестьян, и торгом по поводу цен на них! Конечно же, это полная ерунда — подобные разговоры были совершенно не типичны для высшего света. Кроме того, выражение «расчетов душ» невыносимо коряво и тематически нарушает сбалансированность «досадной пустоты» и неуточненных «разговоров».

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Эпиграфы

Москва, России дочь любима,
Где равную тебе сыскать?

Дмитриев

Как не любить родной Москвы?

Баратынский

Гоненье на Москву! что значит видеть свет!
Где ж лучше?
Где нас нет.

Грибоедов

Первый эпиграф взят из поэмы Дмитриева «Освобождение Москвы» (1795). стихи 11–12.

В начальных строках пушкинской «Вольности», наиболее значительной из русских од (сочиненной в 1817 г.):

Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица! —

наш поэт слегка переиначил стихи 3–4 ничтожного «Освобождения Москвы» Дмитриева (1613 г. — конец эпохи Смутного времени, освобождение от поляков и самозванцев, когда князь Дмитрий Пожарский разбил литовцев и первый Романов был избран на царство):

Не шумны петь хочу забавы,
Не сладости цитерских уз.

Поэма Дмитриева (162 стиха, написанных четырехстопным ямбом) печально знаменита, кстати, самым чудовищным во всей русской поэзии нагромождением согласных (стих 14):

Алмазный скиптр в твоих руках…

птрвтв!

Второй эпиграф седьмой главы — из «Пиров» Баратынского (1821), стих 52 (см. коммент. к гл. 3, XXX, 1).

Третий же взят из грибоедовского «Горя от ума» (законченного в 1824 г.), I, VII, ядовитый упрек Софьи и находчивая реплика Чацкого (см. коммент. к гл. 6, XI, 12).

По мере чтения комментария к этой главе читателю станет ясно, почему я полагаю, что Пушкин мог бы поставить и четвертый эпиграф — из «Княгини Натальи Долгорукой» Козлова, ч. II, строфа IV:

…Москва видна…
Уже в очах Иван Великой;
Как жар, венец его горит…

«Иван Великий» — название самой высокой колокольни в Москве: «…огромная колокольня Ивана Великого, воздвигнутая в ломбардо-византийском стиле Борисом Годуновым в 1600 году, достигает высоты 271 фута (318 футов вместе с крестом) и имеет множество колоколов, один из которых весит 64 1/3 тонны» (князь Петр Кропоткин и Джон Томас Билби в «The Encyclopaedia Britannica», 11 th ed., New York, 1911).

I

Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
4 На потопленные луга.
Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года;
Синея блещут небеса.
8 Еще прозрачные леса
Как будто пухом зеленеют.
Пчела за данью полевой
Летит из кельи восковой.
12 Долины сохнут и пестреют;
Стада шумят, и соловей
Уж пел в безмолвии ночей.

1—3 …вешними лучами… мутными ручьями — Ручьи эти текут из литературного, а не из природного источника. Во многих модных западноевропейских стихах того времени мы обнаруживаем подобные ручейки, например у Мура в «Лалла Рук» («Хорасанский пророк под покрывалом» / «The Veiled Prophet of Khorassan», 5th ed., London, 1817, p. 30): «…rills / Let loose in spring-time from the snowy hills» («…ручейки, что весною вырываются на волю с заснеженных холмов») Или более ранние: «Dissolving snows in livid torrents lost» («Тающие снега, теряющиеся в серо-синих потоках») — из «Весны» Томсона, стих 16. Но истинный их источник — Вергилий; ср.: «Георгики», I, 43–44:

Vere novo gelidus cams montibus humor Iiquitur…[736] —

или подражания ему:

«Au retour du printemps, quand du sommet des montagnes qu'elle blanchissait, la neige fondue commence à s'écouler…»[737]

4 На потопленные луга. II, 2 Весна, весна! пора любви! — Любопытная парафраза «Весны» Баратынского (шесть четырехстопных строф с рифмовкой abbab, впервые опубликовано в декабре 1822 г., в «Полярной звезде»), стихи 5—10, 28–30:

Земля воздвиглась ото сна
…………………………………
Текут потоками снега;
Опять в горах трубят рога;
Опять зефиры налетели
На обновленные луга.
…………………………………
О, если б щедростью богов
Могла ко смертным возвратиться
Пора любви с порой цветов!

10 …за данью полевой… — <…> Ср. у Жана Антуана де Баифа (Jean Antoine de Baïf, 1532–1589) в «Развлечениях» («Passetemps», bk. I: Du Printemps, st. IX):

Les ménagères avettes
………………………………
Voletant par les fleurettes
Pour cueillir ce qui leur duit.[738]

Это также результат внимательного прочтения Вергилия, а не собственных наблюдений.

11 …из кельи восковой. — Общее место как в английской, так и во французской поэзии. См., например, у Гэя «Сельские забавы, георгика… мистеру Поупу» (Gay, «Rural Sports, a Georgic… to Mr. Pope», 1713, can. I, 88): «[bees] with sweets the waxen cells distend»[739] — или y Андре Шенье в «Элегиях», I (ed. Walter; XVI, «OEuvres posthumes», 1826), «Sa cellule de cire»[740]; есть и другие примеры.

В своих комментариях к ЕО Бродский (с. 253) притягивает за уши некое «фольклорное» произведение, где упоминается «медовая келейка», явно принадлежащее перу какого-то захудалого русского пиита начала XIX в., начитавшегося французских поэтов или их русских эпигонов{149}.

13 Стада шумят… — Стада и гурты мычат и блеют.

II

Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна! пора любви!
Какое темное волненье
4 В моей душе, в моей крови!
С каким тяжелым умиленьем
Я наслаждаюсь дуновеньем
В лицо мне веющей весны
8 На лоне сельской тишины!
Или мне чуждо наслажденье,
И всё, что радует, живит,
Всё, что ликует и блестит,
12 Наводит скуку и томленье
На душу мертвую давно,
И всё ей кажется темно?

Есть некоторые аналогии (возможно, случайные или восходящие к Шатобриану) между строфами II и III и письмами XXII–XXIV из «Обермана» Сенанкура (например, конец письма XXII: «…tout existe en vain devant lui, il vit seul, il est absent dans le monde vivant»[741]; и XXIV: «…cette volupté de la mélancolie… printems. … Saison du bonheur! je vous redoute trop dans тот ardente inquiétude»[742]).

См. также пассаж из «Замогильных записок» Шатобриана, в главе о его пребывании в Джерси в 1793 г., написанной в 1822 г. («Mémoires d'outre-tombe», ed. Levaillant, pt. I, bk. X, ch. 3):

«Ce qui enchante dans l'âge des liaisons devient dans l'âge délaissé un objet de souffrance et de regret. On ne souhaite plus le retour des mois… une belle soirée de la fin d'avril… ces choses qui donnent le besoin et le désir du bonheur, vous tuent»[743].

2 См. коммент. к гл. 7, I, 4.

3 …темное… — В других изданиях: Какое томное волненье.

5 …умиленьем (тв. пад.). — Смысл этого слова точно передается только французским «attendrissment», которому английские словари предлагают чудовищное соответствие «inteneration» («разжалобленность», «смягченность»). Но русское слово скорее уж значит «melting mood» («растроганность»), «softheartedness» («мягкосердечность»), «tender emotion» («нежность») и т. п. Оно так же соотносится с «сочувствием», как «прелесть» — с «красотой» или как «увлажнившиеся глаза» — с «глазами, полными слез». См. коммент. к гл. 6, XIV, 9.

Вариант

12—13 В черновике строфы II (собр. Леонида Майкова, ПД 108) один из вариантов (очевидно, стихи 12–13) таков:

Отдайте мне мороз и вьюгу
И зимний долгой мрак ночей…

III

Или, не радуясь возврату
Погибших осенью листов,
Мы помним горькую утрату,
4 Внимая новый шум лесов;
Или с природой оживленной
Сближаем думою смущенной
Мы увяданье наших лет,
8 Которым возрожденья нет?
Быть может, в мысли нам приходит
Средь поэтического сна
Иная, старая весна
12 И в трепет сердце нам приводит
Мечтой о дальней стороне,
О чудной ночи, о луне…

См. мой коммент. к началу строфы II.