Овидий Горчаков - Прыжок через фронт

• Название: Прыжок через фронт
• Автор: Овидий Горчаков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Автор известных читателю книг «Вызываем огонь на себя», «Лебединая песня», «Падающий дождь», «Максим» не выходит на связь» писатель Овидий Горчаков в своей новой книге остается верен главной теме собственного творчества, вновь обращаясь к героическим советским разведчикам, к их боевой работе на фронтах Великой Отечественной войны.

В центре внимания писателя — войсковая часть 9903, которую прославили Зоя Космодемьянская, Леля Колесова, Вера Волошина, Борис Крайнов, Константин Заслонов, Григорий Линьков и многие другие.

В рядах этой части начал свой трудный боевой путь разведчика и сам О. Горчаков, прошедший по тылам врага от Десны до Одера — на Брянщине и Смоленщине, в Белоруссии и на Западной Украине, в Польше и в «имперской провинции Вартеланде» — в Германии.

---

— Н-да! «Люблю грозу в начале мая»!.. Метеосводка такая, хоть в пехоту просись! Видать, Илья-пророк с Берлином пакт заключил…

И Африкант Платонович, низенький, плотный, взмахивая казачьим чубом под щегольской фуражкой с небесно-голубым околышем, пел не лишенным приятности баритоном:

Наши грозные «Иль» роют фрицам могилы,
А наш быстрый «Як» с неба фрица бряк!..

Я быстро подружился с Африкантом Платоновичем, потому, может быть, что он — случай весьма редкий — открыто восхищался разведчиками, а свою службу ни во что не ставил.

— Какой я летчик! — сокрушался он, подходя со мной к своей «уточке». — Был летчиком, верно, когда на «Яке» летал, а сейчас, после ранения, — воздушный извозчик, и только иногда мне кажется, что я экс-сокол, бывшая птица, вроде новозеландского киви или домашней курицы! Я летал на лучшем в мире, самом маневренном истребителе «Як-3». Ну, перевели бы меня на «летающий танк» — «Ил-10» или, куда ни шло, на самый надежный из самолетов «Ла-7»!..

— Когда-то и я мечтал стать летчиком, — признался я.

Он посмотрел на меня, сощурив острые глаза.

— Нет, на вашу работу я ни за что бы не пошел, — самая трудная у вас работа! У нас сделал дело и гуляй смело: завтрак, обед и ужин по пятой норме, постель чистая да мягкая, девчата гарные рядом в селе. А у вас — бр-р-р!.. Как подумаю, что собьет меня фриц и попаду я в тыл врага, — волосы дыбом становятся! А вы туда сами лезете!

Я же, наоборот, всегда восхищался нашими соколами, завидовал асам. Но мы не только обменивались комплиментами, но и старались побольше поучиться друг у друга. Я рассказывал Африканту Платоновичу по его просьбе, как лучше вести себя в тылу врага сбитому летчику, а он мне расписывал свою профессию с красноречием, достойным Антуана де Сент-Экзюпери.

Особенно интересовал меня самолет «У-2», которому мы вверяли свою судьбу и судьбу всей операции.

— Этот двухместный летательный аппарат, — с насмешкой в голосе объяснял мне капитан Ерофеевский, стоя под дождем у своего неказистого, выкрашенного в защитный цвет биплана с множеством залатанных пробоин, — сконструировал дедушка Поликарпов, Говорят, с этого года сей самолет будут именовать не «У-2», как прежде, то есть «Учебный-2», а «По-2» по имени конструктора. «Старичок» родился в 1927 году, испытывал его тогда великий летчик нашего времени Громов. Сделан из того же в принципе материала, что и метла Бабы-Яги. Склеен столярным клеем из фанеры, сосновых реек, полотна и проволоки, а весит около тонны. Значит, эта «уточка» вшестеро легче слона и вчетверо — гиппопотама. Максимальная скорость просто фантастическая, почти сверхзвуковая — почти сто пятьдесят километров в час!

Африкант Платонович пнул носком сапога колесо «уточки».

— Используется эта воздушная колымага, — продолжал он, — как учебный самолет, — все мы на нем учились летать. Как наблюдатель, разведчик, связник, транспортер, корректировщик, санитар, аэрофотограф. Мне он заменяет легкий ночной бомбардировщик — поднимает до трехсот килограммов бомб. Вооружение — один мой пистолет ТТ. Машина вроде музейная, а по правде сказать — незаменимая. Король легкомоторной авиации! Кстати, машины нашей разведывательной эскадрильи все снабжены шумопламегасителями, что очень важно для нас…

— Слышал я, как тарахтят ваши бесшумные «кукурузники»!

— Тебе приходилось летать на других самолетах? — спросил Африкант Платонович.

— Я прыгал в тыл врага с «Дугласа», — ответил я.

— Отличная машина. Двухмоторный транспортный — самолет «Ди-си-сорок семь», «Дуглас корпорейшн». Мощные моторы Прэтта и Уитни. Поднимает десять тонн. Первый пилот, второй пилот, штурман…

— И вышибала, — добавил я.

— Именуемый официально инструктором парашютно-десантной службы. Да, брат, мировой самолет! Но ведь его на той полянке не посадишь. Ни один другой самолет не годится для вашего задания — сесть и взлететь ночью на пятачке во вражеском тылу!

И все-таки я разглядывал «уточку» с некоторым сомнением. Она смахивала на музейный экспонат времен первой мировой войны, на какой-нибудь «ньюпор», «альбатрос» или «фоккер», Рисунками таких бипланов я исчерчивал в детстве, к великому неудовольствию учителей, свои школьные тетрадки.

В отеле «Веселая жизнь», в офицерской столовой, расположенной в большой палатке рядом с аэродромом, много услышал я разных рассказов о боевых делах Африканта Платоновича и его товарищей по полку. Летчики часто вспоминали погибших на войне друзей, и мое разгоряченное их рассказами воображение рисовало мне всяческие ужасы. Воздушные катастрофы стали сниться мне чуть не каждую ночь.

Хотя весной 1944 года советская авиация намного превосходила гитлеровские «Люфтваффе», в полосе Белорусских фронтов немцы не раз добивались временного превосходства на отдельных направлениях, пользуясь тем, что наши ВВС еще не успели перебазироваться на освобожденные земли, где гитлеровцы, отступая, разрушили все аэродромы. Именно так и обстояло дело в районе Полесья.

Когда я в первый раз добровольно вызвался лететь в тыл врага, я был еще, признаться, мальчишкой и, как все мальчишки, втайне, подсознательно верил в свою неуязвимость, в свою звезду. Теперь же, после трех заданий в тылу противника, после двух ранений, одно из которых было тяжелым, я сознательно шел на смертельный риск, прекрасно понимая, что такое страх смерти и на что я иду.

Из радиограмм Каплуна, сообщавших о жарких боях с «викингами» 3 и 4 мая, было ясно, что нам предстоит лететь в пекло.

Самолет не вернулся на базу

Как только выдохся гнев Ильи-пророка, мы решили лететь. Превозмогая недуг, решил лететь и подполковник Леонтьев. Это было в пятницу, 5 мая. Поздним вечером провожали нас на аэродроме. Майор Савельев обнял нас, поцеловал. Пилоты включили зажигание, моторы работали на малых оборотах. Заканчивали последние приготовления к полету летчики знаменитой 5-й гвардейской особого назначения эскадрильи ночных дальних разведчиков из полка ночных бомбардировщиков. Наши пилоты — отборные мастера своего дела, заслуженные офицеры с довоенным опытом.

— Надень подшлемник! — сказал мне майор хрипловато. — Фуражку снесет.

Командир эскадрильи капитан Владимир Александрович Пуцаев помог Тамаре отрегулировать длину привязных ремней.

— Поскорее, ребята! — сказал он пилотам, взглянув на часы. — Луна скоро выйдет.

Почти ровно в 22.00 первым взлетел самолет с подполковником и радисткой. За ним, поместившись в тесной задней кабине за пилотом, старшим лейтенантом Семеновым, вылетели и мы с «Вовой» — старшим радистом лейтенантом Киселевым.

Сразу стали подниматься на большую высоту — кругом в лесах прятались бандеровцы и бульбовцы. В конце февраля эти бандиты смертельно ранили генерала Ватутина, командующего 1-м Украинским фронтом. Часто стреляли они по нашим самолетам.

Я не думал о бандеровцах. В первые минуты я наслаждался полетом. В этих полетах в открытой кабине была ни с чем не сравнимая прелесть. Никогда не был так близок к птице человек, как на заре авиации.

Нашу тысячекилограммовую «уточку» кидало из стороны в сторону. Она то и дело проваливалась в воздушные ямы. Дул сильный встречный ветер. Выли на ветру стальные ленты стяжек. Боком проходила грозовая туча. Я разглядел внизу справа темную ленту Припяти. В кромешной тьме майской ночи то и дело угасал мерцавший впереди голубоватый огонек — струя раскаленного газа, вырывавшегося из выхлопного патрубка мотора летевшей впереди «уточки». Как правило, летчики полка не садились на незнакомые площадки в тылу врага, а тщательно изучали их особенности во время выброски груза на парашютах. Нам же предстояло сесть в Михеровском лесу с первого раза.

Место для перелета через линию фронта было выбрано такое, где у немцев не было 88-миллиметровых зенитных пушек, стрелявших по вертикали до 11 000 метров со скорострельностью до 15 выстрелов в минуту. Немецкие зенитки меньшего калибра нам были не очень страшны: 20-миллиметровые райнметалловские пушки имели вертикальную дальность стрельбы до 4000 метров, а 37-миллиметровка — всего 3000 метров. На четырехкилометровой высоте без происшествий перелетели мы линию фронта. Вначале мы хорошо видели ведущего, но, снижаясь в косматые облака, скоро стали терять его из виду. Потом огонек, светивший нам путеводной звездой, совсем пропал в рваных облаках. Над лесом нас бросало в воздушные ямы так, что заходилось сердце.

Посадочная площадка в Михеровском лесу находилась в сорока пяти километрах юго-восточнее Бреста. Но как ее найти?

Долго кружили мы над темным урочищем, где должны были гореть партизанские костры. Взошла луна — была третья ночь полнолуния. Лес внизу осветился призрачным сиянием. Самолет с подполковником и радисткой куда-то пропал. Где же сигнальный квадрат из четырех костров? Как ни таращил я глаза, свесив голову, никаких костров и вообще ничего не увидел внизу. Только молодая листва, развеваемая ветром, вспыхивала в лунном свете. С тяжелым сердцем крикнул я пилоту, чтобы ложился на обратный курс.