Виктор Шурлыгин - Космонавт Сергеев

• Название: Космонавт Сергеев
• Автор: Виктор Шурлыгин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1982

В повести «Космонавт Сергеев» рассказывается о становлении покорителей космоса. Герой книги — летчик Саня Сергеев — проходит трудный путь, прежде чем становится кандидатом в отряд советских космонавтов. Трудности закаляют молодого офицера, формируют его характер. Из недавнего мальчишки вырастает нравственно чистая, сильная личность, которой в будущем предстоит провести вне Земли недели и месяцы, обрести счастье, найти свое место в жизни.

---

Глава 6

Подсобный рабочий

Саня всегда считал Командира эталоном справедливости. Непревзойденным асом воздушного боя. Наставником и покровителем молодых летчиков. Непогрешимым авторитетом. Восхищался им, копировал походку, манеру говорить; как подарок, как высшую благодарность, принимал из уст Командира замечания и пожелания. Даже три внеочередных дежурства — три дня отлучения от неба — принял с сердечным трепетом и ликованием! А что оказалось на поверку? Никакого благородства, жалости, сострадания!

Три дня назад, как положено, Саня явился на СКП, наивно считая, что отбывать наказание ему придется в кресле дежурного штурмана. Так было всегда. Проштрафившийся летчик дополнительно, попросту — вне очереди, отрабатывал на СКП одну-две смены и возвращался в строй. Плановое дежурство за штрафником сохранялось. А тут вдруг новые порядки! Офицера, первоклассного военного летчика сделали мальчиком на побегушках! Подсобным рабочим! Посмешищем всего полка! Всей авиации!

— Вот что, Сергеев, — бесстрастно сказал Командир, когда старлей доблестных ВВС доложил, что прибыл отбывать наказание. — Я тут подумал и решил: вам будет полезно узнать всю кухню и технологию Стартового Командного Пункта. Увидеть его жизнь как бы изнутри. Назначаю вас офицером для разных поручений. Это означает: вы будете выполнять все мои просьбы и приказания. Кроме того, подмените заболевшую официантку Клаву и обеспечите доставку и раздачу на СКП летных завтраков. Будете следить за чистотой помещения и влажностью воздуха. Вам все ясно, старший лейтенант Сергеев?

— Так точно, товарищ полковник, — уныло ответил Саня. — Все ясно.

И началось.

— Сергеев, кальку!

— Сергеев, к перископу!

— Сергеев, на крыше флаг задуло, сходи расправь!

— Сергеев, отгони ворон от антенны!

— Сергеев, свежести не хватает, вымой пол!

— Сергеев, отнеси окурки!

— Товарищ старший лейтенант, принесите, пожалуйста, воды из холодильника!

Сергеев!.. Сергеев!.. Сергеев!..

И он отгонял ворон, расправлял авиационный флаг, по четыре раза за смену проветривал помещение, выносил горы окурков, чистил пепельницы, таскал из холодильника запотевшие бутылки «Боржоми», привозил из столовой летные завтраки и полдники — крутился как белка в колесе. За смену так умаивался, что, возвращаясь домой, трупом падал на кровать и сразу засыпал тяжелым, тревожным сном.

— Саня, — встречая его утром, хохотали на весь военный городок летчики, — расскажи, как Командир обедает! Расскажи, Сань, не скупись!

Он только огрызался — не было пытки страшнее и мучительнее, чем кормить Командира. (Тут уж бедной заболевшей Клаве не позавидуешь!) Во-первых, все шесть часов, пока продолжались полеты, Командир ни разу не вставал со своего вращающегося кресла, ни разу не поворачивал головы. Санька видел только его затылок, и это раздражало. Но Командир головы не поворачивал. Как аккуратный макет распростерся перед ним аэродром. Дальний конец полосы упирался в самое небо. По бетонке белыми тенями проносились самолеты — Санькиной машины среди них не было, это терзало. Но Командир головы не поворачивал. Следил только за самолетами, слушал только короткие доклады с бортов, только на них отвечал. Обедал он прямо за пультом. В первый раз, когда Саня поставил перед ним тарелку с горячим ароматным антрекотом, Командир, не отрывая взгляда от полосы, привычно ткнул в тарелку вилкой и, почему-то побагровев, бесстрастно сказал:

— Сергеев, нарежьте мясо маленькими кусочками!

— Что? — взвился Санька. — Я не денщик!

— Нарежьте, пожалуйста, мясо маленькими кусочками, — попросил Командир, не поворачивая головы. — И поставьте тарелку по правую руку. И не гремите ножом. И не топайте ногами.

Саня нарезал мясо маленькими дольками.

Командир ел на ощупь, не глядя на тарелку, но всегда точно накалывая мясо вилкой; на ощупь взял стакан с кофе, на ощупь нашарил пачку с сигаретами.

— Замените, пожалуйста, пепельницу, Сергеев!

Саня заменил пепельницу с окурками, поставил чистую. Волна негодования, протеста, жгучая, как в детстве, обида захлестнули его, жгли изнутри, и ничего с собой поделать он не мог. Третий день не мог. Забившись в угол, точно загнанный зверек, он глядел на темное пятно, расползающееся по рубашке своего мучителя, ждал.

— Сергеев, — деспот, видимо, изобрел новую пытку. — Возьмите мою машину и мигом доставьте на СКП начальника штаба. Заболел лейтенант Хромов, надо перекраивать плановую.

— Есть доставить начальника штаба.

И он доставил начальника штаба, проветрил помещение, освободил пепельницы от окурков, отогнал ворон, притащил планшетисту бутылку «Боржоми» и вдруг поймал себя на мысли, что злится-то он напрасно. Напрасно злится Саня Сергеев, получивший всего три внеочередных дежурства и разнос на собрании за серьезное нарушение воинской дисциплины. Он поднял глаза и увидел согнутую, усталую спину Командира, темное, расползающееся пятно на рубашке. Шестой час Командир не разгибал спины. Огромное воздушное пространство было перед ним; из всех точек этого пространства к Стартовому Командному Пункту — мозгу военного аэродрома, — как нервы, тянулись доклады с самолетов, стоящих на земле и несущихся в воздухе. Не выключаясь, хрипел динамик громкой связи. Саня прислушался.

— Семьсот пятнадцатый, — он узнал голос майора Громова, — работу закончил!

— На точку, семьсот пятнадцатый! — приказал Командир.

— Восемьсот пятый зону занял!

— Работа, восемьсот пятый!

— Четыреста седьмой — курс триста тридцать два.

— Четыреста седьмой, займите эшелон восемь. Курс — двести девяносто четыре!

— Понял, эшелон восемь, курс двести девяносто четыре.

— Пятьсот девятый, — резко сказал Командир, — долго вы будете молчать?

— Я — пятьсот девятый. Беру КУР ноль.

— Будьте внимательны, пятьсот девятый!

— Понял, прошел дальний!

Неожиданно тонким дискантом зазвонил один из многочисленных телефонов. Дежурный офицер связи снял трубку.

— Да… Да… Нет… Не могу. — Он посмотрел на Командира. — Если срочно — найдите замполита, решите вопрос с ним. Нет, с Руководителем полетов я вас соединять не буду — идет работа!

Командир даже не взглянул в сторону связиста, не поинтересовался, кто звонит, какой вопрос необходимо срочно решить, — Командир руководил полетами. Только ему одному было дано право поднимать в небо реактивные стрелы, изменять их курс, разрешать или запрещать посадку. Он отвечал за каждый самолет, за каждого летчика, за каждое мгновение той напряженной работы, что, не прекращаясь, шла в огромном воздушном пространстве. Он отвечал за все. Глядя на усталую спину, Саня вдруг с ужасом и каким-то затаенным страхом понял, что Командир не имеет права ошибаться. Не дано Руководителю полетов такого права. В любой, самой сложной и невероятной ситуации он должен принять единственно правильное решение. Холодно и бесстрастно просчитать, проанализировать в считанные секунды обстановку и немедленно выдать результат. Ошибись РП — и его будут судить. Самым суровым судом — такая огромная ответственность лежала на плечах человека за пультом. Несравненно большая ответственность, чем на любом из летчиков и на всех, вместе взятых. Эта ответственность не позволяла ему вставать из кресла, не позволяла поворачивать головы: на Командире, на нем одном, замыкалась вся жизнь огромного реактивного цеха. Когда Саня это понял, все встало на свои места. И пепельницы, и проветривание помещения для свежести, и мясо, которое надо нарезать маленькими дольками, потому что человек за пультом не имеет права отвлекаться; и мокрое пятно на рубашке, выступившее от гигантского нервного напряжения.

— Товарищ Командир, — сказал Саня. — Я принесу вам холодной воды.

И осторожно, ступая на цыпочках, метнулся в бытовую комнату к холодильнику. Командир не повернул головы, ничего не ответил. Он глядел в бескрайнее осеннее небо, в просветы облаков, из которых молниями появлялись самолеты. Он предупреждал летчиков о встречном ветре, о падении атмосферного давления, уводил машины на новые высоты, давал советы, изменял скорости. Но теперь Саня смотрел на него другими глазами. Эталон справедливости, непревзойденный ас воздушного боя, наставник и покровитель молодых летчиков — все, чем был для него Командир прежде, воскресло, ожило, осветилось неподдельным восхищением и уважением. Саня был готов выполнить любой приказ этого бесстрастного человека, пойти за ним в огонь и в воду, отдать, если потребуется, жизнь. Бесшумной юлой кружился он по залу СКП, благодаря судьбу за три внеочередных дежурства, за три прекрасных дежурства, позволивших ему понять что-то очень важное, значительное, нужное.

— Восемьсот пятый, — сказал Командир. — Посадка!