Игорь Лалаянц - Чего не знал Дарвин!

• Название: Чего не знал Дарвин!
• Автор: Игорь Лалаянц
• Жанр: Прочая научная литература

---

Кювье выпустил свою знаменитую книгу «Революции земного шара» в 1821 году. Название подразумевало не только вращение Земли вокруг своей оси — в этом смысле название книги было созвучно коперниковскому труду «Де революционионибус орбиум», — но и революции, перевороты, катастрофы в истории животного и растительного мира нашей планеты.

Ламарк же в 1822 году закончил издание своего многотомного труда «Натуральная история беспозвоночных животных». В ней он писал о вымирании различных видов живых организмов, в том числе гигантских аммонитов, названных так за свою спирально скрученную раковину, похожую на рог барана, в честь древнеегипетского бога солнца Амона-Ра.

Аммониты были спирально-раковинными морскими моллюсками и вымерли 144 миллиона лет назад, почти на границе юрского и мелового периодов.

Своей эволюционной кончиной они подтвердили тот непреложный факт, что и в морях происходили какие-то необратимые изменения, которые приводили к вымираниям. Причем вымирание аммонитов произошло почти столь же внезапно, как и динозавров в конце мелового периода.

Таким образом, в конце XIX века среди французских зоологов установилось своеобразное «двоевластие» и плюрализм взглядов на пути метаморфоза, то есть преобразования животного и растительного царства Земли. Ламарк выступал за спонтанную генерацию видов и их постепенную трансформацию.

Кювье же был «катастрофистом», постулировавшим периодические кризисы, приводящие к вымиранию одних групп животных и растений и нарождению на их месте новых. Свято место, как говорится, пусто не бывает.

Чарлз Дарвин принял сторону Ламарка, у которого очень многое почерпнул. Помимо самого термина «эволюция», Дарвин заимствовал у француза идею происхождения человека в Африке. Именно Ламарк писал о том, что человек, наиболее вероятно, произошел от самой к нему близкой обезьяны, а именно шимпанзе. Шевалье, как уже говорилось, выступал за внезапность (спонтанность) возникновения новых видов и последующее их постепенное и медленное изменение — эволюционную трансформа цию.

Естественно, что Дарвин пошел дальше Ламарка в понимании механизмов эволюции. Все же между выходом «Философии зоологии» и «Происхождения видов» прошло полвека, за которые наука совершила большой скачок. Именно в «Происхождении видов» Дарвин впервые выдвинул свою теорию естественного отбора, суть которой можно свести к фразе: «Выживает сильнейший».

В 1833 году Дарвин совершил путешествие на Галапагосские острова, где увидел «гала-паго» (гигантских черепах) и игуан, давших название игуанодону, а самое главное, он обнаружил дивергенцию маленьких птичек вьюрков, т. е. эволюционное расхождение их видов.

Дарвин установил, что некогда на Галапагосы залетел с Кокосовых островов растительноядный вид этих птичек, питающийся там и поныне сочной тканью кактусов. Оказавшись за 650 км от родины, вьюрок быстро — на острове не было врагов и паразитов — размножился, но это привело к перенаселению и резкому сокращению количества пищи. Птицам грозила голодная смерть.

Но природа гораздо мудрее некоторых своих созданий. Она максимально использует все имеющиеся в ее распоряжении ресурсы. И при недостатке растительной пищи вьюрки довольно быстро переключились на насекомых, и «конфликт» был разрешен.

Подобное переключение мы видим и на примере динозавров, которые «начинали» как растительноядные, но затем некоторые виды стали хищниками.

Главным защитником Дарвина и теории естественного отбора стал Томас Хаксли, которого у нас на немецкий манер величают до сих пор «Гексли» (хотя его внуков зовут Хаксли — один из них знаменитый писатель Олдос Хаксли, автор романа «Новый смелый мир»). Хаксли набрасывался на противников Дарвина как бульдог. Это вряд ли являлось лучшим способом ведения научных диспутов и дискуссий. При таком подходе чаще всего побеждает крепость голосовых связок, а не основательность конкретных аргументов.

Т.Хаксли прославился своим знаменитым спором с епископом Оксфордским С.Уилберфорсом. Диспут состоялся в жаркий субботний полдень 30 июня 1860 года в зале Музея естественной истории, где проходило заседание Британской ассоциации содействия развитию науки. В душном зале набилось более семисот человек, к тому же в распахнутых окнах виднелись еще десятки голов. Дамы в легких летних платьях, обмахивающиеся веерами, перемешались со священниками и студентами теологического и геологического факультетов. В президиуме собрания среди приглашенных сидели Уилберфорс и Хаксли.

Собрание было посвящено книге «Происхождение видов». Оксфорд после прочтения работы раскололся на два враждующих между собой лагеря. На стороне Уилберфорса был профессор анатомии и зоологии Ричард Оуэн, выступивший против признания даже «вероятности хоть доли истины в теории Дарвина».

Выступал против Дарвина и профессор Обадиа Вествуд, предлагавший учредить в Оксфорде «Специальный курс для выявления несуразностей дарвинизма». Однако не надо думать, что вся церковь и следовавшие в ее русле профессора наук были против Дарвина.

Священник Чарлз Кингсли, например, считал, что эволюция является подтверждением «существования Бога и созидательной мощи Творца». А епископ Гор заявил даже, что «Бог и естественный отбор не являются врагами».

Надо признать, что, хотя Дарвин и писал об эволюции, он на самом деле произвел в умах тогдашней Англии самую настоящую революцию, заявив, что человек существует по крайней мере полмиллиона лет! Это было в сто раз больше того, что ему — человеку как виду — было отпущено в священном писании. И это тогда, когда в распоряжении Дарвина и науки еще не было практически ни одного костного остатка наших предков.

Но вернемся в зал Музея, где на трибуне витийствовал Уилберфорс, «подкованный» самим Оуэном. Надо признать, что епископ со свойственным ему умением разжигал ненависть публики к эволюции. Он не совсем понимал то, о чем говорил, но ораторского мастерства Уилберфорсу было не занимать.

Однако в финале своего выступления епископ, уже купавшийся в волнах дамского успеха, совершил тактическую ошибку, спросив Хаксли: «Хотел бы я знать, по какой линии — дедушки или бабушки — вы произошли от обезьяны?»

Зал ревел от восторга и сотрясался от грома аплодисментов. Но Хаксли только того и надо было. Сказав, что «Господь Бог передал мне этого дурака в руки», он вышел на трибуну.

Свое выступление Хаксли закончил словами о том, что ему не стыдно иметь своим предком обезьяну, «но неизмеримо позорнее быть в родстве с человеком, использующим свой большой дар для сокрытия истины!» Зал вновь разразился аплодисментами, на этот раз в адрес противника Уилберфорса. Так закончился знаменитый спор в Оксфорде. Победа Хаксли в нем обычно подается как победа дарвинизма…

Но на самом деле все было и остается гораздо сложнее. Наука не вера, и далеко не всегда ораторское искусство ученых обеспечивает победу в диспутах.

Главное в науке все же и факты, добываемые тяжким каждодневным трудом. К сожалению, со временем сам дарвинизм стал убежищем ортодоксов, не желающих сомневаться и признавать новые факты и положения.

Дарвин многого не знал, что мы знаем сегодня, но это простительно. В конце концов мы ведь тоже не на пустое место пришли со своими поисками и сомнениями. Гораздо менее простительно то, что Дарвин пропустил и «не увидел».

Он пропустил неандертальца, кости которого впервые нашел и описал немец Карл Фульрот в 1856 году, то есть за три года до выхода в свет «Происхождения видов». Затем в 1868 году случайно нашли костные останки кроманьонца, на которого английский эволюционист вновь не обратил внимания.

Последователи Дарвина позже, в 1912 году, сотворили подделку «эоантропа», то есть «человека зари», найденного будто бы палеонтологом-любителем Ч.Доусоном. На подделке сделал себе имя крупнейший «авторитет» А.Кейт, который, как теперь выяснилось, был «крестным отцом» всей этой неблаговидной аферы. Такие вот дела творились в стане дарвинистов.

Но, думается, самым серьезным просчетом Дарвина было то, что он не обратил внимание на работу некого августинского монаха из моравского города Брно, который десять лет пытался на грядках с горохом разгадать сокровенную тайну жизни. Звали монаха Грегор Мендель и установил он, что факторы, управляющие наследственностью у гороха, стабильны и неизменны в поколениях. Они не «разжижаются» и не смешиваются друг с другом, а раз за разом выскакивают вновь и вновь, как чертик из табакерки, являя миру свое скрытое существование в виде белых цветков и сморщенных горошин.

Мендель установил, что если в скрещивание вступает пара признаков, например, красные и белые цветки горошка, то в первом поколении все цветочки будут красными. А во втором на каждые три красных цветка будет приходиться один белый. Подавляемый, рецессивный признак вновь проявляется в отношении 1:3. Подобное распределение Мендель назвал расщеплением. Расщепление 3:1 стало «фирменным» знаком трудолюбивого монаха, который сумел вырваться вперед всей науки чуть ли не на полвека. Никто в европейской науке — и Дарвин в том числе — не сумел его в то время понять. Понадобилось еще целое поколение ученых, а то и два, чтобы «августинское» послание дошло до их сознания. Только в самом начале нашего века Менделя переоткрыли вновь.