Джон Адамс - Апокалипсис

• Название: Апокалипсис
• Автор: Джон Адамс
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Киберпанк
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9985-0451-8

Самая популярная тема последних десятилетий — апокалипсис — глазами таких прославленных мастеров, как Орсон Скотт Кард, Джордж Мартин, Паоло Бачигалупи, Джонатан Летем и многих других. Читателям предоставляется уникальная возможность увидеть мир таким, каким он может стать без доступных на сегодня знаний и технологий, прочувствовать необратимые последствия ядерной войны, биологических катаклизмов, экологических, геологических и космических катастроф. Двадцать одна захватывающая история о судьбах тех немногих, кому выпало пережить апокалипсис и оказаться на жалких обломках цивилизации, которую человек уничтожил собственными руками. Реалистичные и легко вообразимые сценарии конца света, который вполне может наступить раньше, чем мы ожидаем.

---

…она проснулась, посмотрела на Уэйна, сидящего у огня, и снова погрузилась в сон…

в новые сновидения (они зашли на станцию "скорой помощи" на Девятом шоссе — Джеки настояла, — чтобы пополнить запасы лекарств и перевязать кровавый зигзаг на плече Уэйна, что она и сделала гак хорошо, как только умела, однако оставалась опасность заражения: кожные покровы вокруг запекшейся крови стали желтовато-зелеными, и запах шел от раны какой-то сладковатый, вызывая у Джеки приступ тошноты; как минимум стоило раздобыть для него упаковку зитромакса; максимум — при наличии необходимых инструментов очистить зараженный участок (хорошо, когда твоя мама смыслит в медицине, пусть и не имея должного диплома); Уэйн уверял, что с ним все в порядке, и шел впереди, держа наготове пистолеты; Джеки еще не решила, способна ли она совладать с огнестрельным оружием, поэтому использовала большой технический фонарь, который они нашли в соседском доме, вместо дубинки; здешние коридоры были неплохо освещены, так что не пришлось тратить батарейки; флуоресцентные лампы, конечно, не горели, но сквозь открывающуюся через равные промежутки стеклянную крышу лился свет серого, дождливого дня, что значительно облегчало их поиски; что именно они искали, Джеки и не знала толком, что-нибудь, что подвернется в полумраке станции; она почти не сомневалась — теперь они понимают гораздо больше в повадках Своры (термин предложил Уэйн; несомненно, он имел отношение к какому-то неизвестному Джеки комиксу), так что не стоит волноваться, что они внезапно наткнутся на одного из рычащих ее представителей, уж скорее на охапку пурпурных цветов: все машины на Девятом шоссе были забиты ими; хотя, по сути, это было единственное место, где цветы встречались; в опустевших магазинах, куда Джеки и Уэйн заходили за едой, одеждой и прочими необходимыми вещами, не было никаких пурпурных растений (ей вдруг показалось, что она заметила какое-то движение боковым зрением, но, повернувшись, не увидела ничего; нервы совсем расстроились), хотя этот факт совершенно не успокаивал Уэйна, который отказывался давать команду "отбой", каждую новую дверь открывая крайне осторожно, выставляя перед собой оба пистолета, затем разводя руки в стороны и оглядываясь, потом сообщал: "Чисто", и Джеки находила его поведение весьма забавным, хотя и не должна была этого делать; осторожность, разумеется, была оправдана, и Уэйн не один раз проявлял завидную смекалку, начиная с того, что превратил дом Джеки в бомбу, сократившую численность Скоры вполовину, а может, и на шестьдесят процентов, и заканчивая тем, что вчера заманил одного из монстров в холодильник в "Макдоналдсе" и запер там; просто было в его поведении, действиях что-то необычное, будто бы он видел себя самого на страницах любимого комикса, созданного одним из любимых художников, — события прошлой недели, как раз со взрывом половины Своры, подействовали на Уэйна столь сильно, что любой бы заметил, даже не имея степени по психологии (правда, степень все же понадобилась бы, чтобы дать достойную интерпретацию); может быть, Джеки преувеличивала, наблюдая за изменениями, произошедшими в поведении Уэйна: безжалостная, бесконечно ужасная жестокость, с которой он расправлялся с преследователями; может быть, Джеки неверно понимала его реакцию на крайне тяжелые последние одиннадцать дней; но она была совершенно уверена, с неохотой признавала, что с личностью Уэйна случился раскол, какая-то невероятная реорганизация его психики, позволившая получить доступ к способностям, прежде дремавшим, подавленным воспитанием, социумом, религией, к какому-то совершенно другому, совершенно отличному от знакомого всем Уэйна "я", — будто бы он действовал но давно знакомому из комиксов сценарию, и, наверно, поэтому, на взгляд Джеки, невыносимая по тяжести психологическая травма, постоянный ужас и тревога привели к тому, что нынешнее положение доставляло Уэйну удовольствие; он получил невероятный шанс проявить компетентность и уверенность в действиях, не то что прошлое "амплуа" работающего за гроши неудачника с нулевой надеждой на блестящую карьеру; все теперь лежало на нем — поиски еды, убежища, нужного пути; в одном из кабинетов они обнаружили запертую дверь; Уэйн снес ее, и они увидели кладовку, забитую бутылями с антибиотиками и другими лекарствами, которые Джеки, не глядя, сгребла в пластиковый пакет из супермаркета; в другом кабинете нашлись металлическая банка, наподобие пенала для карандашей, полная скальпелей, шпателей, пинцетов, бутылки с физраствором и богатый ассортимент бинтов, марлевых салфеток и тампонов; "Джекпот", — сказала она (так ее звал отец, пока ей не исполнилось двенадцать и она отказалась впредь отзываться на прозвище; на глаза навернулись слезы, и Джеки пришлось подавить приступ ностальгии); она приказала Уэйну сесть так, чтобы рука висела над раковиной — туда будет стекать кровь, — и передала фонарь; необходимость на время расстаться с пистолетами ему не нравилась, но, поскольку иного источника света в кабинете не было (потолок здесь был самый обычный), пришлось смириться; для пущей надежности он все же положил оба пистолета на противоположный край раковины, наказав Джеки уносить ноги, если кто-либо проникнет в комнату, на что она ответила, что он может быть уверен, именно так она и поступит; затем смочила коросты на ране физраствором, чтобы размягчить, взялась за скальпель и зонд, снимая запекшуюся кровь, поддевая наиболее крепко держащиеся кусочки и удаляя их, и Уэйн втягивал воздух сквозь зубы; когда рана открылась, Джеки потратила добрую половину бутылки с физраствором, убрала остатки поврежденной плоти и попросила Уэйна придвинуть фонарь поближе, чтобы рассмотреть порез; зондом она действовала как можно аккуратнее, но свет фонаря все же немного дрожал; потом взялась за пинцет, проткнула мешочек гноя и извлекла оттуда нечто (что она приняла за обломок зуба одного из монстров и что с удовольствием изучила бы под микроскопом, но, конечно, не обмолвилась и словом об этом, поскольку Уэйн лишь намекнул бы, что Джеки всего лишь студент биологического отделения, а не всемирно известный ученый, способный почерпнуть из анализа образца что-либо полезное); промыла нагноение, осмотрела руку еще раз, пришла к удовлетворительному заключению, нанесла на рану солидный слой антисептической мази и приступила к перевязке, стараясь не поднимать глаз на Уэйна, чтобы не напортачить, пожалев пациента, чьи черты, она была уверена, искажены болью; однако, когда повязка была наложена правильно и плотно, не говоря уже о внушительной дозе лекарственной мази, которая предупредит распространение инфекции, Джеки успокоилась и посмотрела на него с улыбкой — и тут же шарахнулась в сторону, в ужасе от увиденного: лицо Уэйна исчезло, остался только рот, а выше темнела пустота, словно кто-то опрокинул ему на голосу ведро с черной краской; только, вместо того чтобы стекать вниз, черная масса оставалась на уровне лица; Джеки вылетела из кабинета в коридор, прижалась к стене; Уэйн кинулся за нею: "Что такое? Что случилось?", отчаянно шаря лучом фонаря по углам, потом посветил на нее; свет ослеплял, превращал Уэйна всего лишь в черный силуэт, позади и сверху от которого нависало нечто; сгусток мрака, словно развевающийся плащ или пара широких крыльев; одной рукой Джеки держалась за живот, другой прикрывала глаза, и Уэйн наконец опустил луч в пол, все допытываясь, что стряслось, и когда она рискнула взглянуть ему в лицо, оно вновь было прежним, ничего странного (если оно вообще было, это странное), как и за спиной Уэйна; она уронила руки: "Прости, я… просто перенервничала", — ответ, который, Джеки понимала, его не устраивает, но с которым он не станет разбираться, чтобы не терять времени, ведь Свора шла по пятам, — так что, насколько Джеки могла судить, Уэйн не догадался, что она видела то, что видела, — что бы это ни было…

Ранним утром… в половине четвертого …Уэйн разбудил ее, чтобы она сменила его на посту… и Джеки уселась поближе к костру, уже превратившемуся в груду тлеющих углей, и закуталась в спальный мешок, потому что ночью температура опустилась ниже, чем она ожидала, гораздо ниже, чем еще совсем недавно (надвигается ранняя зима?!); ружье, чье название Джеки твердо вознамерилась узнать у Уэйна, — довольно мучиться любопытством, — лежало на земле у ее ног; каждые пятнадцать минут или около того она наводила оптический прицел на мост, на веревочную ловушку, но кроме пары машин, заслонявших "паутину", там ничего не было; огни на мосту по-прежнему мигали, перебирая весь спектр — от синего к красному и обратно; пару раз она проверяла, как там Уэйн: крепко спал, насколько могла судить Джеки; впечатления от собственных сновидений все не оставляли ее; уже не в первый раз она ловила себя на том, что пытается восстановить картину произошедшего с ним, анализирует движения тектонических плит в географии его психики, — он отказывался рассказывать о событиях, предшествовавших его появлению в доме Джеки, чьи кровь и кусочки плоти на его одежде, но она знала, что его мать должна была быть в тот день дома, и скорее всего там же были его отец и младшая сестра; поскольку Уэйн отмалчивался, когда Джеки о них расспрашивала, она пришла к выводу, что, возможно. Свора разорвала их на части прямо у него на глазах, что вызывало вопрос: как, собственно, он-то спасся? (не говоря уже о том, с какой стороны Свора пробралась в его дом); наверняка ему просто повезло, может, монстры зашли с заднего входа, что позволило ему воспользоваться парадной дверью. а может, он скатился с лестницы, ведущей в подвал, и оттуда проник в гараж, к машине; может быть, родители нарочно отвлекли внимание Своры, чтобы дать сыну возможность спастись, — вся эта травмирующая ситуация вкупе с другой тесной встречей с одной из тварей, убившей Гленна, должно быть, запустила некий компенсаторный процесс, соединила разрозненные шоком части разума в новую комбинацию, позволившую Уэйну выжить и остаться на плаву; да, Джеки с тревогой сознавала, что описывает какой-то зачин для типичного сюжета комиксов: предыстория супергероя, трагическая повесть, тяжелая душевная рана, дающая начало костюмированному альтер эго, но, возможно, Уэйну подобный сценарий подходил как нельзя лучше, чтоб удержать рассудок в сохранности; как теперь Джеки сожалела, что не посещала занятий но психопатологии, отложила на будущее, которое так и не наступило; хотя разве что-то в том курсе могло подготовить ее к происходящему? да и вообще, что за цель она преследовала? понять Уэйна или… излечить его? каким способом? вернув назад спокойного, общительного паренька, которого она знала вечность назад? могла ли она теперь гак рисковать? и разве смог бы прежний Уэйн оберегать ее и еще нерожденного малыша так, как это делает Уэйн теперешний (который напоминал кого-то среднего между Бэтменом и Тенью, хотя прозвища для него, она, разумеется, не придумала), который, кажется, помнил все хитроумные ловушки из серий "Солдат удачи" и "Расквитайся: полное собрание крутейших приколов"? — вопросы риторические; с другой стороны, была ли она в безопасности с человеком, чье "я" пустилось в путешествие по мраку (или чье второе "я" подавило первое?); с человеком, который… какое тут подходит слово? одержим? одержим чем? откуда бы ни взялась эта масляно-черная тень, укрывавшая его лицо, колыхавшаяся у него за спиной, словно плащ, как бы ни пыталась Джеки убедить себя, что то была всего лишь галлюцинация, уже не важно: она видела то, что видела, нечто, явившееся из глубин, в которых пряталось, подстегнутое физической болью и стрессом Уэйна, когда ему пришлось держать фонарик над обрабатываемой Джеки раной; спустя две с половиной недели она все еще тешила себя надеждой вновь увидеть это, но единственный раз, когда ей улыбнулась удача, был на прошлой неделе; Джеки тогда с криком проснулась от очередного сна о смерти Гленна и увидела Уэйна, прислонившегося спиной к стене, а над ним расстилалась огромная густая тень; Джеки резко села, с колотящимся сердцем, и вдруг поняла, что это всего лишь игра света (так она решила), — во всяком случае, Уэйн и виду не подал, будто знает, что знает она; впрочем, где гарантии? и знал ли он вообще, что с ним творится нечто необычное? что за ирония — неужели она всерьез полагает, будто здесь, сейчас, в стране вечных ценностей, она спросит Уэйна, что происходит, и он ответит ей со всей честностью и прямотой, но нет, она не посмеет так рисковать его доверием и чувствами, не позволит думать, что она разгадала секрет, который он хотел бы скрыть, потому что не знает, что делать, если Уэйн бросит ее; нечто подобное было, когда Джеки узнала, что беременна, бледно-голубой крестик убедил ее в том, о чем желудок пытался сообщить в течение нескольких недель; можно было бы предположить, что за этим последуют тяжелые объяснения с Гленном, тяжелые разговоры с родителями о том, что действительно важно, но на деле вышло все иначе: Гленн оказался неспособен выдавить хотя бы слово, потому что опасался любых рассуждений в их ситуации, которые могут привести к краху, так что отступил, отдав предпочтение инфантильным заверениям о счастливом будущем и любой возможности заняться с нею сексом, раз уж в контрацепции Джеки больше не нуждалась, — она и без того давно прекратила заботиться об этом, — даже если они находились в его машине, припаркованной у колледжа; лишний повод ощутить единение; что до родителей — они отошли от первого шока и (пусть с неохотой) готовы были помочь всем необходимым; самое смешное, именно отец Гленна высказал им все, что думал, наорав и выставив из дома, а потом звонил каждую неделю узнать, как дела и все ли хорошо, пожалуй, он был единственным, кто оставался честным во всей этой ситуации, кто беспрепятственно выражал свои чувства; нет, тяжесть последних событий вовсе не сводила на нет тяжесть общения; по сути, только усугубляла, делала просто невозможным; все, что Джеки могла утверждать с полной уверенностью, — тень Уэйна связана с другим: с чумой, с пурпурными цветами, со Сворой (на мучительные вопросы о которой она не находила ответа: кто это, откуда, как вдруг оказались в Северном Нью-Йорке; какие бы гипотезы ни приходили на ум, они не отличались смыслом; Джеки часто смотрела передачи о животных и природе, поэтому знала, что хищникам таких размеров и активности требуется огромное количество еды, в которой, как можно было судить, Свора испытывала жестокую нехватку: за время всего путешествия им с Уэйном попалось только несколько человеческих трупов (остальные люди, должно быть, стали жертвами вируса, сжигавшего человеческую плоть подчистую, — как показывали в новостях Си-эн-эн, но это уже другая беда), и этого явно бы не хватило, чтобы поддержать силы даже поредевших наполовину преследователей; интереса к растительной пище они не проявляли; может, это было возможно в теории; какой смысл преследовать их с Уэйном так настойчиво — ни одним бы Свора не насытилась, и этим животным (?) давно бы пора начать ассоциировать преследование с болью и смертью; все это напоминало второсортную фантастическую картину, в которой логика и правдоподобие принесены в жертву зрелищности и напряжению: "Последняя битва со Сворой" или что-нибудь в этом роде); словно рассыпанный пазл, коробка от которого потерялась; почти всю ту неделю, когда хляби небесные разверзлись с такой силой, что из окна дома, в котором они укрылись (и подъездная дорожка к которому была заблокирована мини-вэном с самыми большими из прежде виденных пурпурных цветов), можно было увидеть только плотную стену ливня, а крыша откликалась жутким треском на каждый порыв ветра, Джеки с Уэйном отвлекали себя тем, что гадали над причинами, сокрушающими мир, и чем вычурнее были те причины, тем интересней: скажем, Господь решил, что сценарий, описанный в Откровении, более не актуален, так что присвоил парочку из популярного чтива для пущей изощренности, поэтому монстры ворвались в этот мир из зеркал, этакая "кислотная" Алиса в Зазеркалье; или наша планета в какой-то момент пересеклась с другим измерением, с другой Землей, или несколькими Землями, совершенно отличными, и наступил хаос (Уэйн предпочитал называть подобный сценарий термином "квантовый разрыв"); или коллективное бессознательное, Spiritus Mundi, дало трещину, изрыгая кошмар за кошмаром в убийственных дозах; в каком-то смысле эта забава напоминала возрождение прежнего Уэйна, с которым Джеки могла разговаривать часами на любые темы, поэтому она спешила выразить словами ощущение, не покидавшее ее с момента начала всех этих катастрофических событий: все происходящее лишь случайность, дурное стечение обстоятельств, и перемены пока еще обратимы; для пущей убедительности она провела параллель с гибелью ее лучшей подруги Элейн Браун год назад; ее сбил пьяный водитель, когда она возвращалась домой с работы; день спустя родители Джеки посадили ее перед собой на кухне, чтобы поведать трагическую новость, но Джеки почему-то оставалась полностью уверена, что смерть Элейн — это еще не конец, что можно повернуть время вспять и изменить ход событий, если только знать, как это сделать; да, она была потрясена, однако происшествие как будто приблизило ее к сути механики мироздания, позволило приоткрыть завесу тайны взаимозависимостей событий и последствий — и вот нынешнее чувство отличалось от того, годовой давности, лишь масштабами и продолжительностью: когда погибла Элейн — это все равно что простоять рядом с работающим мотоциклом двадцать четыре часа; сейчас — возле железной дороги, по которой с грохотом катится трехмоторный товарный состав, днем и ночью, неделя за неделей; Уэйн предположил, что это "квантовое расхождение" (в тот день всего квантового было очень много); звучало впечатляюще, но на самом деле не имело ничего общего со смыслом, который он сам в этот термин вкладывал; Джеки утверждала, что это как получить возможность понимать способ, каким мойры меняют узор полотна событий; впрочем, каким бы ни был источник подобного осознания, было ли это нечто большее, чем своеобразная реакция на сильнейший шок, более мягкая версия трансформаций, обуревавших Уэйна (как было известно Джеки, хорошо описанный в источниках механизм при психических травмах), но, похоже, мало было пользы от понимания, что товарный состав событий идет совсем в другом направлении, нежели альтернативные сценарии: как она могла воспользоваться своим знанием? Возможности изменять прошлое у нее не было, приказывать мойрам распустить то, что они напряли, и соткать заново — тоже (хотя втайне она размышляла, нет ли где двери, которая ведет назад, в привычный ей мир); продолжая настаивать на ином названии, Уэйн не знал более, что сказать по поводу ощущений Джеки, и разговор перешел на другие темы, к ребенку; сколько еще осталось до родов и что они будут делать, когда начнутся схватки? К тому времени, она надеялась, им удастся добраться до госпиталя Вассара, куда они должны попасть, если сохранят темп, как раз к сроку разрешения от бремени; и если Свора будет уничтожена, если им удастся перебить всех до последнего, то не будет нужды задерживаться в госпитале; последнее обсуждалось не раз; но продвигались они быстрее, чем Джеки рассчитывала, и монстры проявляли все больше коварства и ловкости, избегая пронзительный визг, перекрывающий выкрики Уэйна; без сомнения, то были насмешки, попытки заставить монстров кинуться на него (и Джеки думала, с какой стати это сработает, с чего бы зверью реагировать на оскорбления, и были ли это животные, а с чего она взяла, что не животные, как-то трудно представить машину, реагирующую на колкости, и что же остается? люди? это же нонсенс).