Мэтью Бжезинский - Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма

• Название: Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма
• Автор: Мэтью Бжезинский
• Издательство: Фолио, Сова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94966-156-7

Молодой журналист оказался в посткоммунистической России в бурные 90-е годы, получив задание от редакции разобраться в обстановке и понять смысл событий на российских финансовых рынках. Он мгновенно окунулся в безумный мир русского капитализма, когда все было выставлено на продажу, целые состояния могли быть сделаны или утрачены за одну ночь, финансовые рынки контролировались коррумпированными московскими банкирами и американскими биржевыми спекулянтами. Очень остроумно, с едкой иронией, а порой и с горечью автор описывает то, о чем мы уже и сами знаем. Теперь же можем увидеть и оценить все происходящее в то время глазами человека со стороны – с Запада.

Книга наполнена забавными случаями и ситуациями, в которые Бжезинский буквально «вляпывался» в ходе своей репортерской деятельности.

---

Таким способом кремлевские руководители, находившиеся в полном отчаянии от невозможности быстро вернуть к жизни Чернобыль и обеспечить энергией свои военные заводы, заманили в Славутич двадцать четыре тысячи человек, делая ставку на материальные вознаграждения в образцовом городе и умалчивая о возможных опасностях для их здоровья.

– Нас уверили, что там все безопасно, – пожала плечами Светлана, когда я попросил ее подробнее рассказать о сделанном им предложении.

Она продолжала верить в то, что в городе все хорошо даже после того, как однажды в 1990 году, в разгар горбачевской гласности, в город прибыли бульдозеры и начали снимать верхний слой почвы сначала со школьной спортивной площадки, а затем и в остальных местах города.

– Они сказали, что это только мера предосторожности, – добавила она, как бы защищаясь от возможных обвинений в легкомыслии.

– И вы им поверили?

– Я, – она заколебалась, оставив свой воинственный настрой, – я хотела верить.

Ее дочь Лариса родилась через два месяца после появления в городе бульдозеров. Болотникова сказала, что, кроме постоянно повторяющихся головных болей, у ее шестилетней дочери все в полном порядке. Если это так, то Ларисе повезло. В зараженных районах Украины и Белоруссии, к северу от границы между ними, у населения в пятнадцать раз участились различного рода невралгические, эндокринологические, желудочные и урологические заболевания. Печальное положение сложилось в детских отделениях белорусских больниц: шестипалые дети, дети без рук или ног, дети с головой размером с баскетбольный мяч. Отмечены также тысячи случаев возникновения рака щитовидной железы у детей. Лариса определенно выглядела здоровой девочкой, она, стесняясь, продолжала цепляться за маму, когда они стояли в очереди в кассу, чтобы заплатить за сосиски и сыр. Продукты питания, как, впрочем, и почти все остальное, были в городе в достатке, магазины имели свой логотип из трех букв «ЧАС» (Чернобыльская атомная станция). А деньги, которыми пользовались в Славутиче, были не злополучные гривны, как теперь назывались недавно введенные на Украине денежные единицы, а специальные бумажные деньги компании (чеки).

Даже теперь, когда все потенциальные угрозы для здоровья были отражены в документах и открыто обсуждались в СМИ, золотые цепи, которыми вначале соблазнили людей приехать в Славутич, продолжали крепко удерживать их там. Славутич был оазисом относительного процветания в посткоммунистической Украине: привилегии Чернобыля предлагали убежище от экономического водоворота, который разорял остальную страну. Здесь каждый имел кабельное телевидение – роскошь, доступную лишь немногим богатым в Москве или Санкт-Петербурге. Высокая зарплата выплачивалась без задержек. Городские улицы были заполнены дефицитными в стране подержанными немецкими автомобилями, большинство из которых имели наклейки с буквой «D» (Deutschland), гордо оставленные на задних бамперах и лобовых стеклах. Новенькие снегоуборочные «мерседесы» очищали гладко заасфальтированные улицы, давая возможность пешеходам прогуливаться мимо сделанных в Дании киосков, в которых демонстрировались все виды импортных товаров.

Снегоуборочные машины, киоски, медицинское оборудование и некоторые продовольственные товары были переданы городу в дар от западных стран, хотя вам не удалось бы узнать об этом от заместителя мэра города Владимира Жигало, настроенного против Запада.

– Когда Запад оказывал давление на Украину, чтобы закрыть Чернобыльскую АЭС к 2000 году, – жаловался он, – никто не подумал о том, что будет с городом. Я скажу вам, что случится, – он умрет.

Муж Светланы Болотниковой был не менее расстроен перспективой закрытия АЭС. Потягивая пиво после двенадцатичасовой смены на станции, он недоумевал, где еще на Украине он смог бы найти работу с зарплатой в четыреста долларов в месяц и бесплатную квартиру с тремя спальнями.

– Нигде, вот где, – сказал он мрачно. – Это глупо. Чернобыль абсолютно безопасен. Украина нуждается в электроэнергии. Следовало бы ставить больше реакторов на круглосуточную работу, чем закрывать их.

– Мы хотели бы еще одного ребенка, – добавила печально его жена. – Но теперь, когда будущее станции становится неопределенным, мы не знаем.

Чернобыль стал для меня веским основанием, чтобы не иметь детей. Тем не менее Славутич хвастался тем, что в постсоветской Украине там был самый высокий уровень рождаемости. Странная ирония судьбы: здесь люди могли позволить себе иметь семью. Светлана Болотникова и другие горожане предпочли рисковать своим будущим ради нескольких лет спокойствия и материального благополучия.

Моральное и физическое разорение провинции было настолько безразлично Москве, что многих приехавших иностранцев, живущих в своих привилегированных поселениях, можно простить за их непонимание проблем Славутича или Сахалина. Для большинства из нас Москва была той же гостиницей «Санта» или «Лосиная голова», только больше. В нашей комфортабельной изоляции мы имели практически все: Джея Лено по спутниковому телевидению, пиццу «Сбарро» в мраморном Манеже и оздоровительный клуб в Пенте, если вас не заботила плата в сорок пять долларов за посещение бассейна и соседство в раздевалке с членами клуба, в чьих шкафчиках висели кобуры с пистолетами. В числе других привилегий были и просмотр премьерных фильмов на английском языке в собственном развлекательно-торговом комплексе компании «Кодак», и зимние распродажи в филиале известного нью-йоркского магазина «ДК», и огромные фруктовые магазины компании «Т. Г. И. Ф» на Тверской, и бары, где были суши и стейки, а также связь по сотовым телефонам, – иными словами, было все, чтобы мы могли развеяться и забыть, что находимся в России. Если же и этого было недостаточно, мы могли на выходные сгонять в Хельсинки, чтобы сбросить накопившееся напряжение, как это делали дипломаты в советскую эпоху. Делалось все, что только можно, лишь бы сделки не прекращались и деньги продолжали бы поступать.

Роберта заканчивала дела по строительству гигантского таможенного терминала, через который намечалось направлять в Москву большую часть импортного продовольствия, и в начале декабря мы поехали на строительную площадку. Она располагалась примерно в двадцати милях от МКАД, в скучном, пустынном городе Зеленограде. Когда-то Зеленоград был задуман как ответ СССР на американскую Силиконовую долину – высокотехнологичный район, где производились спутник, аппаратура для подслушивания и перехвата сообщений, а также компоненты компьютеров и телекоммуникационное оборудование для военных целей и нужд КГБ. Так же, как и в случае с владивостокским судостроительным заводом «Амур», военные заказы после 1991 года прекратились. Ученые улетели в Израиль, Иран и США или, соблазнившись выгодными предложениями, перешли на работу в частные службы безопасности олигархов, и этот оазис высоких технологий стал разваливаться.

По пути в Зеленоград мы проезжали мимо десятков людей, торгующих вдоль заснеженной дороги телевизионными антеннами и транзисторными приемниками. Это были техники, которым платили натурой, поскольку их заводы и научные институты не имели денег на выплату зарплаты. Подобное зрелище было столь общим для всего прежнего Советского Союза (за пределами Москвы, разумеется), что можно было с уверенностью определить день зарплаты по толпам людей, стоящих вдоль ближайшей дороги и пытавшимся продать автомобильные шины или мешки с сахаром и многое другое, что они получали вместо денег. Жесткая постсоветская действительность подошла так близко к столице, что сделала новенькую московскую МКАД чем-то большим, чем просто символическим, защитным от остальной России рвом.

Роберта была довольна тем, что инвестирует в город, который так остро нуждается в деньгах. Частное инвестирование, основанное на юридических нормах справедливости, отличалось от других форм управления фондами тем, что, инвестируя предприятия напрямую, Роберта создавала новые рабочие места и реальные объекты вместо спекуляций с акциями и долговыми обязательствами, которые приносили прибыль очень узкому кругу уже разбогатевших инвесторов. Однако эта форма инвестирования была непопулярна в России, поскольку государственная бюрократия была вовлечена в то или иное строительство, не говоря уже о политическом риске появления иностранной недвижимости в стране, где судебная система была открыта тем, кто предлагал наивысшую цену. Смекалистые инвесторы рассматривали Россию как некую игровую площадку для операций с акциями и долговыми обязательствами, где можно было быстро войти в игру и так же быстро из нее выйти, заработав при этом большой куш, если вы были достаточно умны.

Тем не менее Роберта еще сохранила в себе достаточно много черт от «лимузинного либерала». Ей самой хотелось видеть все стадии развития проекта, начиная с закладки и до того момента, когда, как говорится в пословице, «приливная волна поднимет все суда». На ее таможенном терминале смотреть пока было нечего – только каркас недостроенного склада, строительство которого было прекращено после развала Советского Союза в 1991 году, и застывшее на ветру поле с торчащими кое-где из снежных сугробов геодезическими линейками. Начало работ намечалось не раньше февраля или первого квартала 1998 года, как это недавно выяснила Роберта после попыток согласовать с Нью-Йорком финансирование ранее запланированных работ на первый квартал следующего финансового года. Тем не менее она была безмерно горда.