Н. Урванцев - Таймыр - край мой северный

• Название: Таймыр - край мой северный
• Автор: Н. Урванцев
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

Урванцев Н.Н. знаменитый геолог, открывший норильские угольное и медноникелевые месторождения — написал эту книгу о своих путешествиях и исследованиях Полуострова Таймыр, книжка естественно не до конца искренняя — нет ни слова о том, что с 38 года по 45 исследования проводил — зек Урванцев, осужденный как член вредительской организации. Но описание путешествий весьма интересное.

---

Отдохнули и на другой день вернулись обратно к палатке. Нягда попил чаю и ушел. Я остался один. Ночей теперь нет. Круглые сутки светит солнце, то поднимаясь на юге, то опускаясь почти к горизонту на севере. Хорошо, в любое время можно работать. Никто не спит. На озере галдят гуси, утки, пронзительно вопят гагары, кричат чайки, в камнях свистят пищухи, в небе парят канюки. Всё живет полной жизнью, всё торопится вывести, выкормить потомство. Лето на Севере быстролетно и коротко.

Проспал почти сутки. Вышел из палатки и был поражен сменой погоды. Пасмурно, ветер дует с севера, падает редкий снежок. А я хотел было пойти в маршрут, сделать описание горных пород слагающих здесь борт долины. Придется подождать. Вчера сильно кричали и летали гагары. Явный признак плохой погоды. И верно снег повалил гуще. Пришлось опять залезть в мешок и спать. Это самое лучшее сейчас. Проспал долго, встал, вышел из палатки Кругом все бело. На деревьях пласты снега. Все мертво, и только ручей еще живет, журчит по камням. Зима, настоящая зима. А ведь сейчас середина июля, самого теплого месяца в Арктике. Однако зима длилась недолго. Ветер переменился, перешел на южный, пазу потеплело, и снег быстро стаял.

Осмотр бортов долины ничего интересного не дал. Лавы и туфы послойно сменяют друг друга. Моих студентов все еще нет. Решил поплыть на "ветке" их поискать. Палатку и вещи пока оставил. Взял плащ, чайник, ружье и немного сухарей. Оставил записку, что еду на восток вдоль южного края озера. Пока плыл под защитой берега, все было хорошо, но, как только выбрался на открытый плес, подул свежий ветер с востока, который развел вдоль озера довольно крупную волну. У меня мелькнула мысль вернуться, но "авось" пересилило.

Плыву дальше, ветер крепчает, волны растут и, самое главное, идут поперек моей скорлупки. На гребнях появились "беляки", стало захлестывать. Вот тут-то и подумал: утонешь, и никто не узнает. До берега еще километра три, вода ледяная — не выплыть. Но нет, надо выбираться. Назад не повернешь, зальет. Стал выгребать переменными галсами. Как волна подходит, быстро поворачиваю поперек гребня. Прошла волна — поворачиваю вдоль, гребу изо всех сил к берегу. Наконец добрался весь мокрый, измученный. Спички были в шапке. Развел костер, обсушился, попил крепкого чайку и поплыл на "ветке" дальше.

До восточного конца озера добрался уже далеко за полночь. Никого не встретил. Поднялся по склону повыше и стал осматривать берег в бинокль. Ни лодки, ни палатки нигде не видно. Только в самом конце озера как будто мерцает огонек. Поплыл туда, взял ружье и высадился; покрикивая, осторожно подошел. Никого. Горит маленький костерок, на прутике жарится хариус, а людей нет, нет и чума. Видно, испугались и убежали. Потоптался, походил, покричал, но напрасно, так никто и не вышел. После мне долганы говорили, что то был "дикий" человек. Оказывается, в глубине гор, по озерным долинам, в те времена располагались чумы людей, живущих первобытно. К русским на фактории они не выходили, а только у долган выменивали добытую пушнину на порох и простейшие предметы обихода.

Вернулся обратно и вскоре встретил Павловского с Рожковым. Они рассказали, что нашли еще выходы вкрапленных сульфидных руд норильского типа, но бедные, не промышленные. Значит, процесс рудообразования наблюдается и здесь, по западной кромке озер, вдоль окраины гор Сыверма. Поэтому решили осмотреть еще и озеро Глубокое.

Чтобы туда попасть, надо вернуться назад в озеро Мелкое, найти там устье речки, вытекающей из Глубокого, и по ней подняться до озера. Речка Глубокая в отличие от Ламы оказалась узкой, с быстрым течением и многочисленными перекатами, которые с трудом преодолевал наш поношенный мотор даже с помощью весел. В одном месте двоим пришлось взяться за бечеву, и только таким образом мы смогли преодолеть быстрину. На озере нас встретил шторм, еле удалось найти бухточку, чтобы укрыться. Тщательно обследуем ручьи и речки по западной кромке плато, между озерами Глубокое и Лама. Бедное сульфидное оруденение попадается нередко, но более богатого не встретили.

В 40-х годах, при детальных исследованиях на речке Имангде, между озерами Глубокое и Кета были найдены выходы сульфидных руд уже с большим содержанием металлов. Их потом обнаружили также и на речке Микчанде, впадающей в северо-восточную часть озера Лама.

Во время пешего перехода на озеро Мелкое, осматривая склоны гор в бинокль, мы увидели в одном месте, недалеко от Норильска, большие охристые осыпи, которые могли образоваться только от выветривания сульфидных руд. Потолковали между собой и решили, что там, вероятно, должно быть новое месторождение. Однако проверить это не удалось. Летом следующего 1926 года я там побывал и действительно нашел месторождение, которое назвал Норильск II.

По Пясине к морскому побережью на рыбачьей лодке

Участники Пясинской экспедиции: С.Д.Базанов, Н.А.Бегичев, Б.Н.Пушкарев и Н.Н.Урванцев (Рис. 10) Радиостанция на острове Диксон в 1922 году (Рис. 11).

Зимние съемки и промеры глубин озера Пясино и реки Норилки в 1921 — 1922 году показали, что они вполне судоходны. Глубин меньше полутора метров не было, хотя промеры велись в период, когда уровень вод бывает минимальным. Теперь надо исследовать реку Пясину, особенно ее устье и выход в море, где, может быть, есть мелководный бар.

Артель рыбаков в устье реки Агапы (Рис. 12) Остатки старинного кладбища у станка Кресты (Рис. 13) Доска от знака Минина, 1738 год (Рис. 14) Останки погибшего норвежца у острова Диксон (Рис. 15).

Купленную в Дудинке рыбачью лодку завезли в апреле во Введенское, расположенное в 25 километрах от истока Пясины. Там в промысловой избушке летом живет крестьянин Филипп Никитич Лаптуков, по прозвищу Лимка. У него и сложили нужное для экспедиции снаряжение и продовольствие. Кроме большой лодки взяли для разъездов легкую долбленую "ветку". Из снаряжения — две палатки с брезентовыми полами, брезент, чайник, ведро, топоры, пилу. Для ремонта лодки завезли листовое железо, гвозди, смолу, вар. Путь будет дальний и, конечно, нелегкий, всякое может случиться. Из продовольствия берем сушки, сухари, крупу и кирпичный чай. Масла, сахару тогда везде было мало, не много их было и у нас. В основном мы рассчитывали на охоту, для чего имели дробовое ружье и две винтовки.

Пирамида астрономического пункта у истока реки Пясины (Рис. 16) Лодка в полном снаряжении (Рис. 17).

Состав партии определился уже давно: Сергей Дмитриевич Базанов в качестве топографа, Борис Николаевич Пушкарев будет заниматься ботаническими и зоологическими сборами и я — геолог. Ввиду того что, возможно, придется идти морем, четвертым спутником пригласили бывшего моряка с гидрографического судна "Вайгач" Ивана Васильевича Борисова, работавшего в Дудинке. В 1918 году "Вайгач" в Енисейском заливе сел на подводную скалу. Снять его не удалось. Все радиооборудование было демонтировано, доставлено в Дудинку для радиостанции, которая начала там работать с лета 1920 года. Персонал ее состоял из экипажа "Вайгача".

В конце апреля, последним санным путем, во Введенское из Норильска уехали Базанов и Пушкарев, захватив все оставшееся продовольствие и снаряжение. Я же намеревался выехать позднее из Дудинки вместе с Борисовым.

Наш завхоз Андрей Иванович Левкович, вернувшийся из Дудинки, где он вел подготовку последних грузов к отправке, передал мне желание Н.А.Бегичева (бывшего боцмана яхты "Заря" полярной экспедиции Российской Академии наук 1900 — 1902 годов под руководством Э.В.Толля) принять участие в экспедиции. Бегичев собирался организовать артель для промысла песца в низовьях Пясины или на морском побережье, где, по слухам, много зверя. Ему хотелось осмотреть эти места в летнее время и выбрать наиболее удобный участок для зимовки. Андрей Иванович советовал принять предложение, так как Бегичев — человек бывалый и для такой трудной экспедиции, как наша, будет полезен.

Особой нужды в пятом члене экспедиции у нас не было. Однако поступаться таким человеком, как Бегичев, не следовало. Я его принял на должность проводника. Экспедиция предполагалась сравнительно краткосрочной, зимовки не предвиделось.

В конце мая, распростившись со всеми оставшимися в Норильске, я приехал по довольно еще крепкому насту в Дудинку. В эту пору в Норильске уже сильно таяло, появились первые гуси, но в тундре стояла зима. Днем снег подтаивал, оседал под оленями и санками, а ночью основательно замерзал. Ехать было легко, и мы добрались до Дудинки за один переход.

28 мая, как только пришли олени из экспедиционного стада, стоявшего на моховых пастбищах в 40 километрах на северо-восток от Дудинки, мы сразу же, пользуясь ночными морозами, выехали к чуму нашего старшего пастуха Исаака Михайловича Манто. Я и Бегичев ехали на отдельных санках, а Борисов — вместе с пастухом Михаилом Манто, так как сам править оленями не умел. Ехали налегке, быстро и к утру были уже в чуме.