Татьяна Туринская - Сволочь ты, Дронов!

• Название: Сволочь ты, Дронов!
• Автор: Татьяна Туринская
• Жанр: Современные любовные романы

Повесть напечатана в литературном журнале Атланты "На любителя", № 28, 2007 г.

---

Кто знает? Может, так и надо было поступить. Но ведь она не знала! А если бы знала? Уехала бы? Конечно, теперь трудно с уверенностью сказать, как бы она поступила, но скорее всего, осталась бы с Дроновым. И до конца дней сомневалась бы — правильно ли поступила? Потому что все равно ощущала бы себя виновницей развода. Значит, хорошо, что уехала. Значит, так было нужно.

А Дронов? Каков, а? Ведь ни словечком же не обмолвился, ни намеком! Тогда какие претензии он ей может предъявлять, если кругом сам виноват? Почему не рассказал, почему не развелся сразу, еще при Альке, почему не приехал за ней в Москву? Конечно, нелегко бы им пришлось, Загоруйко не принял бы их двоих на постой в своей квартире. Но ведь у Дронова родители в Москве, а значит, у них бы не было непреодолимых препятствий. Мог, мог ведь приехать, просто не захотел! Потому что он — гордый! Он — гордый, а она — дерьмо собачье? Ну, хватит — она и так всю жизнь первая с ним мирилась. А теперь что, она опять должна бежать к нему побитой собакой?!

— Нет, мам, уже слишком поздно. Он сам во всем виноват. Уже ничего не исправить. Он, может, и развелся, зато я теперь замужем. Да и Матвей меня ведь наверняка ненавидит, и Маринка тоже, пусть даже он ей и не родной отец, потому что все равно из-за меня он с Валентиной развелся. Нет, мама, слишком поздно.

Анастасия Григорьевна рассердилась:

— Ах, так?! Ну и не зови меня больше, не жди. Не приеду. У тебя есть твой Загорулько, а у меня — Володя. Он обо мне лучше позаботится, чем ты. А ты… Вот и сиди тут с Загорулькой!..

Семейной жизнью Алька была довольна. Вернее, заставила себя быть довольной. Хотя и нелегко было после разговора с матерью вернуть себя к так полюбившемуся состоянию умиротворенности.

Наверное, если бы не частые гастроли, забыть материны слова было бы легче. Когда Загоруйко был рядом, Альке удавалось не вспоминать прошлое. Что ни говори, а заботился о ней Артем Николаевич, как положено. Единственная Алькина обязанность заключалась в том, чтобы беречь голос. А потому ни любимое мороженое, ни еще более любимые охлажденные газированные напитки употреблять не имела морального права. Как бы ни было жарко, нельзя было допускать сквозняков — Загоруйко очень строго отчитывал супругу за каждое нарушение порядка. Основные же житейские проблемы решал самостоятельно. Нет, он не занимался хозяйством, не изображал из себя Золушку — слава Богу, теперь они с Алькой могли себе позволить прислугу. А вот все серьезные вопросы, связанные с финансами и какими бы то ни было обязательствами, решал самостоятельно. И жили они уже давным-давно не в той тесной трехкомнатной квартирке, в которую он когда-то привел Альку. О той квартире напоминал разве что белый рояль, перекочевавший вместе с ними в новый дом.

А вот на гастролях Альке приходилось туго. По крайней мере, в первое время после памятного разговора с матерью. Дома всегда был Загоруйко, единый в четырех лицах, надежный как скала. А на гастролях Алька оставалась одна-одинешенька. Нет, конечно же, ее сопровождали музыканты, подтанцовка, бэк-вокалисты, администраторы — народу вокруг хватало. Но это ведь все суета. А по большому счету на гастролях Алька оставалась один на один со своими мыслями и воспоминаниями. И почему-то не мужа вспоминала каждый вечер перед сном, а… конечно же Дронова.

Вспоминала его руки. Какими разными они бывали! В первый раз — наглые и требовательные, такие беспардонные. Во второй — ласковые и нерешительные. Но всегда, с первого раза до последнего — всегда нежные. Алька даже удивлялась — как это у него получалось? Ведь даже когда ссорились, ругались, когда Дронов категорически не желал прислушиваться к Алькиному мнению, когда плевал с высокой колокольни на все ее 'не хочу' и добивался цели силой — руки его все равно были нежными, такими теплыми, такими родными…

Да, чаще всего Алька вспоминала именно руки Дронова. А лицо… странно — она почти не помнила его лица. Вернее, она прекрасно знала его лицо, узнала бы среди миллиона похожих и непохожих людей, но вот представить себе его лицо, вызвать в памяти его образ не могла. С нею всегда были только его руки. И голос, повторяющий тихонько ее имя. 'Аля'. Так, как он произнес его впервые: 'Аля'…

И все-таки жизнь берет свое. Невозможно жить воспоминаниями, какими бы замечательными они ни были. Рядом был другой мужчина. Не такой высокий, не такой спортивный. Пусть не такой ласковый, зато не менее заботливый. Надежный. А главное — только Алькин. И никто во всем белом свете не мог бы упрекнуть ее за то, что она похитила его, украла у жены, у детей. Нет, она владела им по праву. А потому могла смотреть в глаза окружающим прямо, не отводя взгляда от стыда. Нет, все правильно. Она была права.

Воспоминания о Дронове не исчезали, но постепенно бледнели, расплывались под воздействием новых впечатлений и привычек. И Алька вновь научилась чувствовать себя умиротворенной. И все вокруг было прекрасно, мир был удивителен и ласков к ней. Но вдруг в ее благополучие ворвался противный голос благожелательницы:

— Альбина? Пока вас не было, Артем Николаевич приводил в дом юную красотку!

Колени подогнулись. И почему-то стало ужасно стыдно. Так стыдно, как будто это не Загоруйко, а ее, Альбину Рябинину, кто-то застукал за изменой. Даже нет, не за изменой, а за чем-то в тысячу крат более постыдным.

Конечно, Алька могла бы сделать вид, что этого звонка не было, что все хорошо. Но жить нормально, зная о вероломном предательстве, не получилось бы. Какой там жить, если дышать полной грудью не получалось?!

— Артем, — спросила она. — А кого это ты приводил к нам домой?

Вопреки ее ожиданиям, Загоруйко улыбнулся:

— О, уже доложили, уже нашептали! Вот и попробуй в таких условиях заведи любовницу! Ну что ты, милая, что за подозрения? Это была всего лишь Лиля Подгорная.

Он говорил так уверенно и спокойно, что его спокойствие тут же передалось Альке. Нет, не может человек, пойманный на горячем, говорить таким голосом. Было бы рыльце в пушку — обязательно бы дрогнул, или взгляд отвел. В любом случае вел бы себя иначе. Но нет же — смотрит прямо в Алькины глаза и улыбается так хорошо, так уютно. Нет, глупости. Это была просто Лиля Подгорная, одна из его новых подопечных. Алька-то в его услугах уже не сильно и нуждалась, запросто могла обойтись собственными силами — давным-давно ушла в самостоятельное плавание по волнам шоу-бизнеса. А деньги ведь для семьи на ком-то зарабатывать надо? И Алька успокоилась. Только спросила, чтобы развеять последние сомнения:

— А домой-то ты ее зачем приводил?

— Аленький, — мягко укорил ее Артем Николаевич. — Ну что за сомнения?! Просто надо было забрать бумаги — ну не оставлять же человека в машине! Да и в воспитательных целях полезно — чтобы видела, к чему стремиться надо.

Потом были еще какие-то намеки от так называемых друзей — какие друзья в шоу-бизнесе? Довольно грязные, надо сказать, намеки. То в ресторане его с Лилей видели, то в ночном клубе. Но Алька не принимала всерьез все эти инсинуации. Уверена была — мужик работу работает. Что поделаешь, если у него работа такая? Ему нужно девочку в свет выводить, без этого никак. Ведь и ее когда-то точно так же на эстраду проталкивал. Тут потусуешься, там засветишься — глядишь, и стала новая мордашка узнаваемой. Не с этого ли все начинается? Глупости, все глупости. Артем — серьезный мужик, заботливый надежный муж. Глупости, глупости, глупости…

— Артем?

Алька хотела сказать мужу, что его разыскивал коммерческий директор. Обошла все закулисье концертного зала 'Россия', прежде всего, конечно же, заглянула в буфет. Загоруйко нигде не было. Кто-то из музыкантов ехидно намекнул:

— Кажется, он в Лилькину гримерку зашел.

Ох уж эти доброхоты! Хотела было Алька сказать шутнику все, что о нем думает, да время поджимало — вот-вот по внутренней трансляции объявят ее выход, а она еще не нашла супруга. Заглянула в гримерку Подгорной:

— Артем?..

Загоруйко стоял, прислонившись к туалетному столику. У его ног в одних колготках на корточках сидела Лиля, ритмично окунаясь симпатичной мордашкой в область расстегнутой ширинки продюсера…

Алька не хотела плакать, но независимо от ее желания глаза были полны слез. Дорога в свете фар расплывалась, мельтешили рваными лучами фонари вперемежку с огнями светофоров. Алька рассердилась: да что же это такое, не хватало из-за этой сволочи еще разбиться! Нет, какой же все-таки Молдаков придурок!

Прием с Молдаковым, однако, переставал действовать. Хоть тысячу раз скажи 'Молдаков', мысли помимо воли возвращались к весьма откровенной картине, которой она стала свидетельницей. Тут уже до Молдакова никакого дела не было. Пусть себе закрывает сколько угодно концертов, пусть хоть каждый месяц устраивает прощальные туры. Какое ей дело до Молдакова, если ее только что предали?!