Александра Турлякова - Рифейские горы

• Название: Рифейские горы
• Автор: Александра Турлякова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

---

— А сам он мог меня предупредить? — Кэйдар справился со своим раздражением с большим трудом, ни о чём больше не спросив, вышел. Айна и Стифоя, проводив его глазами, переглянулись; лагадка, плечами пожав, опустила голову, а Айна принялась укачивать расплакавшегося Римаса. Он плакал, не переставая, с момента появления Кэйдара, долго не мог успокоиться и после его ухода.

— Тише, маленький мой… Мама никому тебя в обиду не даст, не бойся…

Даже внешнее сходство с Лидасом, прямо указывающее на его отцовство, мнения окружающих не меняло. С этим Римасу придётся жить, если, конечно, ему позволят жить. Бедный, бедный мальчик! Без вины виноватый! И всё за грехи своей матери, за её преступную любовь… И всё равно Айна не каялась ни в чём, что сделала, ни о чём не жалела, любила сына Лидаса с той же силой, с какой бы любила ребенка Айвара. А больше ни о чём не думала, ничего у Богини не просила.

* * *

Кэйдар и правда этой ночью почти не спал. Сначала всё с Тавинием возился, какой тут сон? Потом, когда объявился Лил, когда всё прояснилось более-менее, соседство виэлийки в одной комнате тоже мало способствовало отдыху. Девчонка эта уснула мгновенно, свернувшись клубочком и обхватив одной рукой мирно засопевшего Тавиния. Кэйдар же долго наблюдал за ними обоими, сидя в глубоком кресле. Видел, как чутко вздрагивает ресницами Ирида в ответ на каждое его движение. Боится его, но продолжает спать. Чудна́я она, эта виэлийка. Уставшее лицо, в грязных потёках, какие бывают после слёз, тени в глазницах, придающие лицу особую взрослость, и мягкие, чуть припухлые губы. Знакомое и одновременно чужое лицо. Но Кэйдар скучал без него, скучал по этой женщине и по её непредсказуемому нраву. Спраши-вал себя сам: что в ней такого, чего нет в других? Что в ней притягивает, не даёт забыть? Ведь злился же на неё, действительно готов был на всю жизнь в холодной сырой камере оставить. А сейчас вот сидишь и не решаешься лечь рядом, потому что знаешь, что она этого не потерпит, сбежит, скорее, на пол, в самый дальний угол, чем позволит тебе прикоснуться к себе.

Да, так оно и было ещё тогда давно, на корабле. Когда пять дней и ночей бок о бок жили в одном шатре, и ни разу она не спала на ложе рядом с тобой. На ковре, в углу, с руками под головой — лучше так, чем с ним рядом.

А Кэйдар постоянно чувствовал на себе её настороженный взгляд, даже сквозь сон улавливал его сковывающую силу. Она напоминала собой дикое пугливое животное, волею судьбы оказавшееся с человеком в одной клетке, и её хотелось приручить, было интересно сделать своей, послушной, ласковой, домашней. Поэтому Кэйдар все те пять ночей не позволял себе ничего, пальцем к ней не прикоснулся, да и занят был очень корабельными делами, и днём-то бывало пропадал подолгу.

Но приручить виэлийку своими силами не удалось, даже после, уже во Дворце, она чуралась своего господина, каждый его приход, каждую близость переносила, как пытку, со слезами, с проклятиями, с протестом. Потому и осталась какой-то чужой, с ней не получалось просто поговорить, на все вопросы она чаще отвечала молчанием или очередной нападкой с угрозами о смерти и проклятиями. И это тогда, когда любая рабыня чуть ли не таяла воском в его руках. Они все встречали его взглядами обожания и немого поклонения. Для них он был будущим Правителем, шансом получить привилегии, способом приобрести ценные подарки или свободу. И только для виэлийской принцессы он неизменно оставался грубым насильником, жестоким господином.

Всему виной та, первая их близость. Кэйдар часто мысленно корил себя за ту по-спешность, даже грубость, но сделанного не исправишь, прожитого не воротишь. Видно, придётся терпеть её дикий нрав, её страх и вечную настороженность.

Вот так, думая о многом и глядя на свою женщину и своего ребёнка, Кэйдар, почти не шевелясь, просидел до третьей стражи, подремал немного лишь перед самым рассветом, благо, солнце в декабре всходит поздно. Пошёл до Лидаса невыспавший-ся, разбитый и злой. На улицу сейчас, утром, идти не хотелось. Там с полуночи шёл сырой снег вперемешку с дождём, выл ветер с моря, и от этого ещё сильнее хотелось спать.

Идти себя прямо-таки заставил, а оказалось, что Лидас ушёл один. Решительность и настрой сменились разочарованием и обидой. Да ещё и раздражением на сестру. Хорошо ещё, что сказал ей не всё, что давно хотелось, тогда бы точно настроение себе на весь день испортил.

Пока сходил на конюшню, отменил распоряжение насчёт поездки, пока позавтра-кал — в полном одиночестве за огромным столом, день значительно продвинулся к полудню. Пришёл к себе, а Ирида уже на ногах.

Чистый паттий с тёплой шалью на плечах, сырые волосы длинными прядями — её было не узнать. Тут же подхватила Тавиния на руки, будто боялась за него. И опять настороженный взгляд с опаской.

— Как он? — Кэйдар спросил первым, не ожидая от неё ни приветственных слов, ни поклона; сел в кресло у стола с документами.

— Нормально. Как всегда…

— А как поел?

— Как всегда…

— Думаешь, я знаю: как всегда?! — Кэйдара разозлили эти односложные ответы, хотя он всё утро настраивал себя быть терпеливым и спокойным, не раздражаться попус-ту. Но нет же! У этой Ириды просто талант. — Не по твоей ли вине я был лишён этого права, видеть своего ребёнка, знать, как он растёт, как он питается? Ты украла у меня почти пять месяцев его жизни! Ты виновата в том, что мой сын родился и рос среди нищеты, не имея нормальных игрушек, нормальной одежды, нормального обхожде-ния, приличествующего его положению!.. И даже сейчас, когда я спрашиваю, как он, ты отделываешься двумя словами. — Кэйдар порывисто выпрямился, так, что Ирида отпрянула испуганно, отступила, прижимая мальчика к себе ещё сильней. Тот личи-ком вжался в мягкий козий пух, из которого была соткана шаль.

— Не надо кричать, он боится… — Ирида глянула на Кэйдара, как на врага: исподло-бья и без всякого желания понять его слова.

— Меня он не боится! И никогда не боялся. Я не угрожал ему ножом, не пытался убить…

На эти слова Ирида не нашлась, что ответить, только отвернулась, поджав губы, отошла к противоположной стене.

— Возможно, мой Тирон и не имел дорогих пелёнок из тончайшего полотна, воз-можно, его приходилось кормить из простой глиняной чашки простой деревянной ложкой. Признаю, что не всегда он был накормлен сразу же, как только заплакал, но его там любили по-настоящему, как ребёнка, как моего ребёнка, а не как возможного Наследника, как право на получение верховной власти. Думаете, я не знаю, что он нужен был вам лишь для того, чтоб получить право наследования, что ваш отец…

— А вот это тебя не касается, милая моя! — Кэйдар перебил Ириду, неприятно удив-лённый тем, что в словах рабыни есть немалая доля правды. Да, так оно и было. Но поначалу. А потом… Потом Отец изменил своё решение, безоговорочно передал власть наследования родному сыну, а не зятю.

— Неправда! Я давно мечтал о сыне! А ты!.. Ты украла его у меня!..

— Пожалуйста! Можете казнить меня как преступницу. Но я хоть не увижу, как мой сын превратится в подобие своего отца. В грубого, в жестокого, в ненавистного всем…

— Замолчи! Не смей! — Кэйдар решительно надвинулся на неё, яростно сверкая гла-зами, стиснув кулаки. Вот-вот — и ударит! Их взгляды встретились, но не Ирида, а Кэйдар первым отвёл глаза, посмотрел на мальчика с незнакомой лаской во взгляде, в изгибе губ. Ирида аж опешила, моргнула несколько раз удивлённо.

— Он выглядит лучше, чем все дни до этого… — заметил Кэйдар, меняя тему.

— Он мало спал этой ночью, — Ирида переложила Тирона на другую руку. Тот тол-кался ножками ей в живот, тянулся к Кэйдару, радостно улыбался ему в ответ влаж-ными губами. Он любил Кэйдара, с недовольством отметила про себя Ирида. Совсем не этого она ждала. Как может её ребёнок любить этого человека? Да, он отец, но не более того. Ни на что другое пусть не рассчитывает.

— Дай мне! — Ирида долго колебалась в ответ на этот приказ, стояла полубоком, закрывая ребёнка собой, будто надеялась, что Кэйдар передумает и уберёт свои руки, опустит их. Кэйдар повторил, не повышая голоса:- Дай!

— Он — мой! Это мой сын! — отступила на шаг, прижалась спиной к стене, встретила взгляд Кэйдара своим протестующим возмущённым взглядом.

— Думаешь, если я выпустил тебя, то и дальше позволю своевольничать? До моего прощения ты ещё нескоро дослужишься… — он вырвал ребёнка из её рук: Ирида сама ослабила хватку, как только почувствовала, что они могут причинить боль Тирону своими перетягиваниями.

Смотрела с тревогой и с испугом, но малыш легко пошёл к Кэйдару на руки, даже не понял, что чуть не стал предметом раздора. Обиженно закусив губы, упрекнула:

— Ему никто не нужен, кроме меня… Мой Тирон ни в чьей любви больше не нуж-дается…

— Я не для этого допустил тебя к нему! Чтоб ты вцепилась в него мёртвой хваткой? Нет уж! Я и без тебя смогу воспитать своего сына достойным венца Воплощённого.