Андрей Бугаев - День «N». Неправда Виктора Суворова

• Название: День «N». Неправда Виктора Суворова
• Автор: Андрей Бугаев
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Военное

Что есть истина, а что — ложь? Прав или не прав Виктор Суворов? Собирался ли Советский Союз в 1941 году нанести превентивный удар по гитлеровской Германии — или это послевоенные измышления нечистоплотных псевдоисториков?

Новая книга Андрея Бугаева дает убедительный ответ на все эти вопросы.

Эта книга блестяще написана.

Это исследование, при всей его основательности и исторической достоверности, читается как увлекательный роман.

Это — жесткая критика Виктора Суворова, нелицеприятный разбор сочинений самого популярного и одиозного историка Второй мировой войны.

Если вы читали бестселлер «Правда Виктора Суворова» — вы имеете право ознакомиться и с противоположной точкой зрения.

Это нужно знать каждому!

---

«До середины 1936 года агрессивная политика Гитлера и нарушение им договора[105] опирались-не на силу Германии, а на разобщенность и робость Франции и Англии… Каждый из его предварительных шагов был рискованной игрой, и он знал, что в этой игре он не сможет преодолеть серьезного противодействия. Захват Рейнской области и ее последующее укрепление были самым рискованным ходом. Он увенчался блестящим успехом. Противники Гитлера были слишком нерешительными и не могли дать ему отпор… Когда правительства Франции и Англии поняли, какие ужасные изменения произошли, было уже слишком поздно»[106].

Они наконец-то заявили о своей решимости отстоять мир силой оружия. Но Гитлера подобные, безнадежно запоздавшие, предупреждения остановить уже не могли, Вермахт перешел польскую границу на всем ее протяжении.

И Сталин не мог не подумать: а чем он, «гений всех времен и народов», хуже? Рисковать он, конечно же, не собирался, не тот это был человек. Но если Гитлер, имея лишь создающуюся армию, без борьбы занял Центральную Европу, то Сталин в любой момент мог выставить не один миллион хорошо вооруженных бойцов. Если Гитлеру удалось в две недели раздавить польское государство и англо-французы, несмотря на все их заверения, не тронулись с места, что могло помешать Сталину «помочь финскому пролетариату взять власть в свои руки»?[107] Если Польша, имевшая куда более многочисленную, нежели финская, армию, куда больший потенциал и могущественных союзников, не устояла против Вермахта, РККА должна была бы, как представлялось, подавить сопротивление финнов едва ли не в несколько дней. Так думал Сталин, в это хотелось ему верить, и никто, конечно, не возражал.

Военный конфликт с Финляндией, являясь одним из звеньев в цепи довоенных аннексионистских устремлений Советского Союза, все же стоит особняком и имеет свою предысторию.

Первое давление на финское правительство было оказано в апреле 1938 года, когда «посольство в Хельсинки… заявило правительству Финляндии о настоятельной необходимости улучшения советско-финляндских отношений и принятии таких мер, которые укрепили бы безопасность как Советского Союза, так и Финляндии. Финляндское правительство признало закономерной такую постановку вопроса и согласилось на соответствующие переговоры»[108].

При этом финны надеялись на содействие СССР в разрешении вопроса о ремилитаризации Аландских островов[109]. Советское правительство, по существу, потребовало предоставить ему план будущих оборонительных сооружений, и диалог завершился.

«В марте 1939 г.[110] все эти вопросы вновь были подняты в ходе советско-финляндских переговоров, протекавших через обычные дипломатические каналы. Советское правительство выдвинуло следующие предложения: СССР гарантирует неприкосновенность Финляндии и ее морских границ; предоставит Финляндии обязательства помощи против агрессии, вплоть до военной помощи;

заключит с Финляндией выгодный для нее торговый договор; поддержит ходатайство финляндского правительства о пересмотре статуса Аландских островов. Финляндия, со своей стороны, даст Советскому Союзу обязательство сопротивляться любой агрессии, отстаивать свой суверенитет и независимость[111], оказать Советскому Союзу содействие в укреплении безопасности Ленинграда, как с суши, так и с моря. Это содействие могло бы выразиться в предоставлении Финляндией Советскому Союзу аренды на острова в Финском заливе Сурсари (Гогладд), Лавансари, Сейскари, Тиуринсари сроком на тридцать лет.

Финляндское правительство не приняло советских предложений, а вопрос, о ремилитаризации Аландских островов внесло на рассмотрение Лиги Наций»[112].

И финнов можно понять. За перспективу вооружения расположенных у побережья нейтральной мирной Швеции островов пришлось бы расплачиваться возникновением советских военно-морских баз[113] у своего подбрюшья.

Заключительный раунд переговоров состоялся в октябре. Теперь, после падения Польши и раздела ее территории, советская сторона требовала уже обмена Карельского перешейка на вдвое большую территорию в Карелии и аренды полуострова Ханко. Подобный обмен был невозможен. Карельский перешеек был превращен к этому времени в мощную оборонительную линию. С переходом основной и единственной оборонительной полосы в чужие руки Финляндия становилась беззащитной. «13–14 октября в Финляндии была объявлена мобилизация запасных и введена всеобщая трудовая повинность, началась эвакуация населения Хельсинки, Выборга, Тампере, зоны Карельского перешейка и побережья Финского залива. Управление страной перешло к военному кабинету… Не ограничиваясь вызывающими действиями на дипломатическом фронте, правительство Финляндии приступило к осуществлению ряда военных мероприятий»[114]. Сталин понял, что процесс «мирного присоединения», столь успешно развивающийся в Прибалтике[115], здесь не пройдет. Но он еще не верил, что это — серьезно.

Последняя попытка «договориться», по существу, представляющая собой ничем не прикрытый шантаж, была предпринята в конце октября. 26-го числа на Карельском перешейке в районе деревни Майнила в результате короткого артналета было убито четверо и ранено девять советских солдат и офицеров. В тот же день В. Молотов[116] направил" финской стороне ноту, в которой предложил финляндскому правительству «незамедлительно отвести свои войска подальше от границы на Карельском перешейке — на 20–25 километров…». Подобный отвод войск означал бы оставление укреплений линии Маннергейма пустыми как раз в тот момент, когда угроза вторжения становилась реальностью. В ответной ноте финское правительство утверждало, что орудийный огонь по советским позициям был произведен из советского же тыла, и предлагало произвести совместное расследование. Финны даже соглашались на отвод войск, но с обеих сторон. Однако Сталин посчитал, что разговаривать уже не о чем. Ослабить Финляндию перед вторжением не удалось, задавим и так. «…На границу с Финляндией был послан замнаркома обороны и начальник Главного артиллерийского управления Г. И. Кулик, который должен был произвести артиллерийский обстрел территории Финляндии. Предполагалось, что после этого обстрела Финляндия сразу же спасует и запросит пощады. Но после наших выстрелов финны тоже ответили артиллерийским огнем»[117].

30 ноября 1939 года Красная Армия перешла границу.

«Вера в то, что война будет завершена буквально в течение нескольких дней, у Сталина была настолько сильна, что начальника Генерального штаба даже не поставили в известность о ее начале: Шапошников в это время был в отпуске»[118].

И эта уверенность базировалась, конечно же, на подавляющем превосходстве в силах и средствах. Все население Финляндии, немногим больше трех миллионов человек, не превышало населения-Ленинграда[119]. При этом не следует забывать, что в боевых действиях приняла участие значительная часть кадровой армии, почти вся авиация, Балтийский и Северный флоты. Вот что пишет по этому поводу один из непосредственных участников прорыва линии Маннергейма К. А. Мерецков[120]:

«Когда я стал говорить, что несколько недель на операцию такого масштаба не хватит, мне заметили, что я исхожу из возможностей ЛВО (Ленинградский военный округ. — А.Б.), а надо учитывать силы всего Советского Союза в целом»[121].

Вдоль границ Финляндии было развернуто четыре армии: 14-я в составе двух стрелковых дивизий — в Заполярье, 9-я (три стрелковые дивизии) — в Карелии, 8-я (четыре стрелковые дивизии) — северо-восточнее Ладожского озера, 7-я (шесть стрелковых дивизий и части усиления[122]) — на Карельском перешейке[123].

И если на севере несколько сот финнов не могли противостоять двум стрелковым дивизиям РККА и вынуждены были отступать в глубь страны, то наступление 8-й и 9-й советских армий развивалось не столь успешно. Вот как описывает тактику немногочисленных финских отрядов сам В. Суворов:

«Советская колонна танков, мотопехоты, артиллерии. Вправо и влево сойти нельзя мины. Впереди — мост. Саперы проверили — мин нет. Первые танки вступают на мост и вместе с мостом взлетают в воздух: заряды взрывчатки были вложены в опоры моста еще во время строительства… Итак, советская колонна во много километров длиной, как огромная змея, остановлена на дороге. Теперь наступает очередь финских снайперов. Они не спешат: хлоп, хлоп. И снова все тихо в лесу. И снова: хлоп, хлоп… Снайперы бьют только советских командиров: хлоп, хлоп. И комиссаров тоже. Прочесать лес невозможно: мы же помним — справа и слева от дороги непроходимые минные поля. Любая попытка советских саперов приблизиться к взорванному мосту или обезвредить мины на обочинах дороги завершается одиночным выстрелом финского снайпера: хлоп! 44-я стрелковая дивизия, запертая на трех параллельных дорогах у трех взорванных мостов, за день боя потеряла весь командный состав. И в других дивизиях — та же картина: замерла колонна, ни вперед ни назад. А ночью по советской колонне — минометный, налет откуда-то из-за дальнего леса. Иногда ночью по беспомощной колонне — длинная пулеметная очередь из кустов — и все тихо.