Дмитрий Малько - За рычагами танка

• Название: За рычагами танка
• Автор: Дмитрий Малько
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Дмитрий Иванович Малько родился в 1916 году в городе Запорожье. В 1938 году в числе советских добровольцев сражался с франкистами в Испании, затем, в 1939-м, с японцами на реке Халхин-Гол, участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию и в советско-финляндской войне. С первых дней Великой Отечественной на фронте. Воевал в Белоруссии, под Москвой и Сталинградом, победу встретил в Восточной Пруссии старшим лейтенантом, заместителем командира танковой роты. В настоящее время — на заслуженном отдыхе. Живет в Минске, ведет большую общественную работу. Награжден орденами Отечественной войны I и II степени и многими медалями.

---

Весной 1938 года наша группа добровольцев-танкистов вернулась домой. Я по-прежнему продолжал службу в 21-й мехбригаде.

Однако недолго довелось заниматься мирной учебой. Союзники германских и итальянских фашистов по антикоминтерновскому пакту — японские милитаристы нагло пытались прощупать крепость наших дальневосточных границ, захватить советские земли и территорию дружественной нам Монгольской Народной Республики. В 1938 году они напали на наши пограничные заставы у озера Хасан, но получили достойный отпор. А летом 1939 года японские агрессоры вторглись на территорию Монголии. Там развернулись ожесточенные бои советских и монгольских войск против захватчиков. Туда была переброшена и наша часть.

Началась для меня вторая военная кампания.

На берегах Халхин-Гола

Бои на территории Монголии против японских агрессоров были трудными и кровопролитными. Стянув крупные силы, японцы собирались внезапным ударом разгромить советско-монгольские войска, сосредоточенные в районе реки Халхин-Гол, и создать себе благоприятные условия для расширения агрессивных действий. В ночь на 2 июля 1939 года они форсировали реку и попытались продвигаться вперед. Особенно яростные бои развернулись в районе горы Баин-Цаган. В них с обеих сторон сражалось около четырехсот танков и бронемашин, более трехсот орудий и несколько сот самолетов.

Участвовать в этих боях мне довелось в составе 11-й танковой бригады, которой командовал отважный воин и талантливый командир комбриг М. П. Яковлев. Песчаный грунт делал местность труднопроходимой даже для танков, и нам, механикам-водителям, приходилось особенно нелегко. К тому же стояла сильная жара, нещадно палило солнце, и в машине чувствовали мы себя как в печке.

На второй день боев наш танковый батальон был выдвинут на одно из важнейших направлений действий бригады. Прозвучала команда, и я повел на врага свой танк, постоянно маневрируя, но стремясь выдерживать указанное направление. Командир танка метко поражал цели. Вот замолчало одно орудие впереди нас, потом было уничтожено другое. Сквозь пелену дыма и пыли я видел в смотровую щель, как падали японские пехотинцы. Наш стрелок поливал их огнем из пулемета.

Грохотали взрывы. То справа, то слева от танка взлетали фонтаны земли, по броне барабанили осколки. Вдруг машину сильно тряхнуло, она остановилась, загорелась.

— Покинуть машину! — приказал командир.

Мы выбрались из танка и отползли в сторону.

— Быстро в воронку! — опять раздался голос командира экипажа.

Под прикрытием дыма от танка, который уже был объят пламенем, мы быстро добрались до воронки и спрыгнули в нее. Повизгивали пули, недалеко гремели взрывы. Я высунул голову и осмотрелся. Справа дымил еще один наш танк, а слева горели два японских. Впереди передвигались цепи противника. И тут я понял, что мы вырвались далеко вперед и оказались в окружении врага. Доложил об этом командиру. Он тоже приподнялся над краем воронки, быстро оценил обстановку:

— Будем держаться до подхода наших. Наблюдайте за противником.

Я еще раз осмотрел поле. Бой шел где-то позади, жестокий бой. Наши не прекратили атак, но успеха не имели. Внимание мое привлекли крики «банзай». Я резко обернулся и увидел, что к нам приближается группа японцев. Их было человек пятнадцать. Доложил командиру. Тот спокойно и уверенно распорядился:

— Приготовить гранаты!

Уверенность и хладнокровие командира словно бы передались нам, и, когда враги приблизились метров на тридцать, мы дружно встали и метнули в них гранаты. Раздались взрывы. Часть бежавших осталась лежать на месте, но остальные приближались. Командир выхватил пистолет, выпустил в них почти всю обойму и уложил еще троих. С остальными схватились врукопашную. Одного японца, всадив ему в грудь нож, свалил сам командир, другого сбил с ног стрелок, но тут же упал, проколотый штыком. Я ринулся навстречу здоровенному солдату, в руке которого сверкнула сталь ножа. Тот замахнулся, я присел, и нож промелькнул над моей головой. Не давая врагу опомниться, я налетел на него и сильным ударом финкой в грудь свалил. К этому времени командир расправился еще с одним самураем — последним из всей напавшей на нас группы.

Осмотрелись. У командира по щеке струилась кровь — он зажал рану платком; мой комбинезон был разорван, и колени оказались в ссадинах. У нас двоих осталось лишь по гранате и ножи.

— Воевать еще можно, — не теряя бодрости духа, произнес командир. — Будем драться.

Мы присели на пыльную траву. Я перевязал ему рану. И тут снова услышали крики. Оказалось, что приближалась еще одна группа японцев. Они бежали с винтовками наперевес, но не стреляли.

— Хотят живыми взять, гады, — процедил сквозь зубы командир: повязка мешала ему говорить. — Но мы еще повоюем!

— Конечно повоюем! — подтвердил я.

Мы встали. Японцы были близко. Командир бросил в них гранату. Взрыв разметал японцев. Я тоже хотел бросить гранату, но командир остановил меня:

— Подожди, оставь на крайний случай, чтобы поразить наверняка.

Я сжимал гранату и с ненавистью смотрел на приближающихся врагов. Чувство опасности рождало не апатию и растерянность, а решимость победить. Это придавало силы.

Японцы были уже совсем близко. И тут справа хлестнула по самураям пулеметная очередь. А через мгновение я увидел наш краснозвездный танк. Несколько японцев были сражены пулями из танкового пулемета, а двое уцелевших подняли руки. Радости нашей не было предела. Мы бросились к танку, люк которого уже открылся — оттуда выглядывал чумазый танкист. Нас взяли в машину, а сдавшихся в плен японских пехотинцев забрали подоспевшие монгольские цирики. Вывезли с поля боя и нашего погибшего товарища.

* * *

Трое суток продолжались бои в районе горы Баин-Цаган. Прижатый к реке, противник понес большие потери и был разгромлен. Но, подтянув резервы, через несколько дней японцы снова возобновили атаки. Опять разгорелись жаркие бои, продолжавшиеся в течение четырех суток. В этих боях я участвовал в составе другого экипажа. В нашей машине находился комиссар батальона.

Помню, двигались мы по полю, и вдруг я заметил впереди японца и монгольского цирика. Они катались по песку между валунами. У японца была фуражка с желтым околышем. Такие носили офицеры. Я увидел, что цирик ранен, лицо его залито кровью.

— А ну-ка помогите нашему монгольскому другу, — приказал мне комиссар.

Я остановил машину и подбежал к борющимся. Японец, увидев меня, сразу упал, будто мертвый. Я наклонился, чтобы определить, жив ли он, даже ухо приложил к груди. Воспользовавшись моей беспечностью, японец выхватил нож и ударил меня в грудь. Правда, размахнуться ему нельзя было, и поэтому нож лишь скользнул по ребрам. Вместе с цириком мы скрутили противника, погрузили на танк и привязали к поручням. Затем наложили друг другу повязки и, по-братски обнявшись, распрощались. Цирик отправился в тыл, в медпункт, а я повел вперед свою машину.

И вторая атака японцев не удалась. Они потеряли много солдат и офицеров и почти всю технику.

Наши воины в этих боях показали замечательные образцы героизма и отваги. Танковый батальон под командованием майора Михайлова прорвался глубоко в тыл японцев, а сам Михайлов, даже будучи раненным, продолжал руководить боем. Экипаж лейтенанта Мартынова уничтожил пять орудий противника, а экипаж, возглавляемый политруком Викторовым, подбил десять вражеских пушек. Когда машина была подожжена, танкисты не покинули ее и до последнего дыхания сражались с врагом.

В этих боях погиб наш любимый комбриг Яковлев. Все мы были опечалены вестью о его гибели. Советские танкисты, действуя вместе с монгольскими конниками, отомстили за смерть комбрига.

После ранения я попал в госпиталь. К счастью, рана оказалась легкой, и меня вскоре выписали. Опять воевал, но уже в составе другого подразделения. Участвовал в августовских боях, которые были особенно напряженными.

Сосредоточив скрытно большие силы, наше командование 20 августа начало наступление. Навсегда мне, как и другим участникам тех боев, запомнился этот день. После мощной авиационной и артиллерийской подготовки началась атака пехоты, танков и советско-монгольской конницы. Над полем боя гремел «Интернационал», передаваемый походной звуковещательной станцией. Под эти торжественные звуки мы стремительно двинулись вперед. Враг был ошеломлен. Не сразу смог он даже оказать организованное сопротивление.

До конца августа продолжались упорные бои. Геройски действовали воины всех родов войск, а также наши братья — монгольские цирики. Японская группировка была окружена между рекой Халхин-Гол и границей МНР и к концу августа уничтожена. Японцы потеряли около десяти тысяч убитыми, ранеными и пленными и много боевой техники.