Сергей Мацапура - Товарищ сержант

• Название: Товарищ сержант
• Автор: Сергей Мацапура
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары

Герой Советского Союза Сергей Степанович Мацапура прошел Великую Отечественную войну с первого ее дня и до последнего в сержантском звании. Обстоятельства на фронте складывались так, что ему пришлось овладеть многими воинскими профессиями. Стрелял из пушки прямой наводкой по вражеским танкам, ходил в штыковые атаки в стрелковой цепи, был пулеметчиком, разведчиком, подрывал мосты и водокачки. С 1943 года — механик-водитель танка. Мастер вождения боевой машины, он в своих воспоминаниях щедро делится громадным опытом, приобретенным во многих боях, рассказывает о друзьях-однополчанах, чьи подвиги и высокое воинское мастерство обеспечивали успех на трудном боевом пути до стен поверженного Берлина.

---

Кто из наводчиков и сколько танков подбил в этом бою, сказать затрудняюсь. Бой скоротечный, на дальностях от пятисот метров и ближе, танки шли на боевой скорости, маневрировали. В таких ситуациях случается, что по одной машине бьют в какой-то момент и два, а то и больше орудий одновременно. Да и не столь уж важно, кто из наводчиков — Соболев, Воронин, Спиридонов или Мацапура — подбил больше танков. Важно, что батарея действовала четко, дружно, как единый боевой организм, что перед ее фронтом осталось семь подбитых и сожженных вражеских машин, что боевое крещение батарейцы выдержали с честью.

После боя мы узнали, что наши соседи — батарея 501-го гаубичного артиллерийского полка — тоже отстояли свой рубеж. Она первой попала под удар танков, наступавших вдоль шоссе. Однако меткий огонь тяжелых гаубиц, стрелявших прямой наводкой, принудил противника искать пути обхода. Танки двинулись стороной, через мелколесье, где и наскочили на тщательно замаскированные позиции нашей батареи. Мы открыли огонь первыми, а это во многом предрешило исход боя.

Остаток светлого времени батарея вела стрельбу по дальним целям. Ящики с боеприпасами постепенно пустели, куча стреляных гильз все росла.

Уже в сумерках приехал на батарею командир 358-го артполка майор Анисимов. Приказал сменить огневые позиции. В колонне 358-го артполка батарея двинулась дальше.

Поскольку был я младшим сержантом, наводчиком орудия, говорить о боевых действиях всей дивизии или даже нашего 358-го артполка не могу. Я этого просто не знаю. Поле моего зрения обычно ограничивалось огневой позицией батареи, ближайшими соседями, ориентирами для стрельбы прямой наводкой и прочими вещами, необходимыми наводчику. Наверное, поэтому и в памяти они сохранились. Помню, к примеру, многие установки прицела, на которых вел огонь в том или ином бою, хорошо помню направления наших маршей в первые дни войны.

В ночь на 23 июня колонна 358-го артполка шла на северо-восток, как бы параллельно границе. И позади нас, и справа, и слева горизонт озаряли сполохи орудийного огня. Метнет вполнеба мертвенным светом, погаснет и после паузы мощно гукнет. Тяжелая артиллерия бьет. Шли мы всю ночь; перед рассветом заняли огневые позиции на высоте, во ржи. Если накануне батарея вела огонь в основном на юг и юго-восток, то теперь ее фронт был развернут на запад, в сторону границы.

Рассвело. С высоты открылся хороший обзор, она господствовала над местностью. Впереди, километрах в четырех, был виден большой лес. Из него выбегала шоссейная дорога. Обогнув дугой низину, она проходила близ высоты, справа от нее. Если противник попытается атаковать вдоль шоссе, он будет у нас как на ладони. А низина затруднит маневр его танков. Вторая дорога шла левее высоты. Это был обычный проселок, его частично скрывала от нас гряда невысоких холмов. Между этой грядой и нашими позициями простиралась обширная заболоченная луговина. И тут вражеским танкам нет пути. Однако если танки пойдут с проселка в обход луговины, они скоро исчезнут из нашего поля зрения за густым ольшаником. Здесь было наше слабое место, здесь противник мог выйти не только в тыл нашей батарее, но и в тыл соседу — гаубичным дивизионам 501-го артполка. Поэтому комбат приказал сразу же оборудовать запасные позиции на тыльных склонах высоты. У ее подножья заняли оборону пехотинцы — около роты.

Утро прошло тихо, если не считать дальней канонады да фашистского самолета-разведчика, вынырнувшего из-за леса. Он сделал круг над опушкой, над красными черепичными крышами хутора и на бреющем полете пошел вдоль шоссе к нам. Я попросил разрешения попытаться сбить разведчик огнем из пушки, но лейтенант Комаров запретил. Не хотел прежде времени демаскировать батарею. И верно, обнаружить наши позиции вражеским летчикам не удалось.

В полдень из леса выехали на шоссе три бронемашины. Миновали хутор и двинулись к ним. В бинокль было отчетливо видно, что это советские БА-10, пушки развернуты стволами назад. Броневики проехали в наше расположение. Видимо, их командир привез какие-то тревожные сведения. Пехота в лощине изготовилась к бою, мы, по приказу комбата, тоже.

Прошло не более получаса. Из леса показалась колонна автомашин. Когда головные машины вышли на уровень хуторских домиков, сомнений не осталось: фашистская мотопехота на тяжелых грузовиках! Комбат подал команду: «Прицел 62… Огонь!» Первый, пристрелочный снаряд дал значительный недолет. Комбат внес поправку, ударили батареей. Один грузовик разнесло в щепки, несколько других загорелось. Автомашины съезжали в кюветы, разворачивались, с них горохом сыпались гитлеровские солдаты. Тут бы и накрыть их сосредоточенным огнем! Но снарядов у нас в обрез. Сделали по три-четыре выстрела — команда: «Стой!» Вражеская автоколонна скрылась в лесу, на шоссе горели шесть машин.

Конечно, нехватка снарядов — факт, от которого не уйдешь. Однако те же 12–16 снарядов, которые мы выпустили батареей, можно было использовать с большим толком. Ведь били же мы по танкам, и успешно, с 500–600 метров. А по мотопехоте открыли огонь на прицеле «62», то есть на дистанции в три с лишним километра! И сами не использовали преимущества стрельбы прямой наводкой да и своей пехоте не позволили пустить в ход пулеметы. Сказывался недостаток боевого опыта.

Пока мы вели огонь по автоколонне, над проселком поплыло длинное облако белой песчаной пыли. Видно, что по проселку движется воинская колонна. Но чья — наша или немецкая? Комбат решил выяснить и послал разведку. Пошли двое — помощник командира взвода сержант Коськин и красноармеец Леша Иванов-Ярославский, которого мы так звали в отличие от другого Леши Иванова — Архангельского.

На дальнем краю болотистой луговины, у подножия холма, стоял отдельный домик, вроде сарая. К нему, маскируясь в траве, и поползли разведчики. Они проползли уже треть расстояния, когда из домика выскочили люди. Комбат, наблюдавший в бинокль, сказал:

— Фашисты!

Он выстрелил из ракетницы, красная ракета повисла над лугом. Это был условный сигнал Коськину и Иванову вернуться на батарею. Комбат приказал мне обстрелять домик. Цель мы поразили прямым попаданием. И тотчас с проселка ударили по нам танковые пушки.

Пылевое плотное облако мешало наблюдению. Однако усилившийся гул моторов дал нам понять, что танки сходят с проселка на целину. Как и предполагал комбат, они двинулись, огибая луговину, в обход наших позиций. Прикрываясь ольшаником и складками местности, танки прошли мимо нас и устремились дальше — к огневым позициям 501-го гаубичного полка и дивизиона противотанковых пушек. Как мы узнали позже, соседи успешно отбили атаку танков. Только после этого фашисты повернули к нашей батарее.

Несколько танков и бронетранспортеров выскочили из перелеска и, ведя огонь с ходу, помчались с тыла на высоту. Однако мы уже успели перекатить пушки сюда, на запасные позиции. Наводчик первого орудия Саша Соболев сразу же подбил танк Т-II, другие орудия разбили три бронетранспортера с пехотой. Фашисты отошли.

Передышка была недолгой. Со стороны проселка послышался треск мотоциклетных моторов, и мы, ухватившись кто за станины, кто за колеса, покатили пушки через гребень высоты на основные позиции. Вражеская разведка сумела все-таки отыскать твердую полоску земли между болотистой луговиной и зарослями ольшаника. По ней и устремились на высоту мотоциклисты — несколько десятков тяжелых машин с пулеметами. Проскочив узость, они развернулись веером и пошли на большой скорости, ведя сильнейший пулеметный огонь. Пули барабанили по щиту нашей пушки, мы открыли огонь осколочными снарядами в предельном темпе. Единственный на батарее пулеметчик — Леша Чистяков из расчета четвертого орудия — показал себя в этот момент замечательным бойцом. Из ручного пулемета короткими очередями он бил хладнокровно и точно — на выбор. Какой мотоциклист ближе, тот и готов, срезан очередью. Все батарейцы, кто не был занят у орудий, взялись за личное оружие. Разведчики Липатов и Чернышев, телефонист Пашко, ездовые Иванов, Некрасов, Колесов стреляли из винтовок.

Нас отделяло от противника не более 20–30 шагов, когда его атака как бы надломилась. Мотоциклисты тормозили, пытались развернуть машины, другие соскакивали с седел, выбирались из колясок. Мы услышали впереди дружное «ура». Это наши пехотинцы, обойдя атакующих с тыла, ударили в штыки. Мотоциклетный отряд был окружен. Рукопашная завершила бой. Ни одному фашисту не удалось уйти к проселку. Вместе с пехотинцами мы захватили 28 мотоциклов с пулеметами. Среди пленных оказался и офицер — командир этого разведотряда.

Так закончился для нас второй день войны. Пока что ни наша вторая батарея, ни другие батареи 358-го легкого артполка, ни 501-й гаубичный полк, насколько мне было известно, не понесли существенных потерь в людях и материальной части. Произошел, правда, в эти дни один случай, едва не закончившийся крупными потерями. Дело было так. Батарея 501-го артполка после ночного марша, перед рассветом, заняла огневые позиции, окопалась. Выставили часовых, всем остальным комбат разрешил отдохнуть. Люди уснули прямо у пушек. То ли часовые потеряли бдительность, то ли гитлеровцам удалось снять их без шума — не знаю. Никто из батарейцев даже не успел взяться за оружие — фашисты повязали их сонными. Пытались оказать сопротивление лишь комбат и взводный, но были убиты.