Сергей Мацапура - Товарищ сержант

• Название: Товарищ сержант
• Автор: Сергей Мацапура
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары

Герой Советского Союза Сергей Степанович Мацапура прошел Великую Отечественную войну с первого ее дня и до последнего в сержантском звании. Обстоятельства на фронте складывались так, что ему пришлось овладеть многими воинскими профессиями. Стрелял из пушки прямой наводкой по вражеским танкам, ходил в штыковые атаки в стрелковой цепи, был пулеметчиком, разведчиком, подрывал мосты и водокачки. С 1943 года — механик-водитель танка. Мастер вождения боевой машины, он в своих воспоминаниях щедро делится громадным опытом, приобретенным во многих боях, рассказывает о друзьях-однополчанах, чьи подвиги и высокое воинское мастерство обеспечивали успех на трудном боевом пути до стен поверженного Берлина.

---

Был уже пятый час утра, когда на востоке за Иновроцлавом, а также южнее и севернее города загремела канонада. Главные силы нашего корпуса перешли в наступление.

Еще не рассвело, а с дозорных, машин поступило сообщение: колонна противника выдвигается из города на запад. Значит, начинают тикать. Вывели мы танки на боевые позиции. Первым показался бронетранспортер, за ним штук десять легковых машин. Шли с зажженными фарами. Видимо, фашистское начальство. Подпустили их метров на четыреста, расстреляли, не выезжая из укрытий. Потом по второй дороге двинулись из города большие, крытые брезентом грузовики. Тоже далеко не прошли. На обеих дорогах образовались пробки из подбитых машин. Они ярко горели, освещая ближайшие окрестности.

Утром фашисты поперли из города лавиной — пехота в колоннах и пехота на грузовиках, конные обозы, артиллерия, масса легковых машин. Тут уж нам пришлось поработать и пушками, и пулеметами, и гусеницами. Может, и удалось бы какой-то части этих войск прорваться на запад, но к нам подошел весь 3-й батальон во главе с майором Кульбякиным, танки других батальонов, подразделения мотострелков 34-й гвардейской стрелковой бригады. Противник был зажат на поле между двух больших дорог и почти полностью истреблен или пленен.

Бой закончился во второй половине дня. Майор Кульбякин тотчас приказал командиру роты вернуться с четырьмя нашими машинами в Иновроцлав.

— Отдыхайте, отсыпайтесь, — добавил он. — И составьте список ваших бойцов и командиров для представления к наградам.

Родина высоко оценила действия 49-й гвардейской танковой бригады в ходе беев за Иновроцлав. Звания Героя Советского Союза были удостоены командир 3-го батальона майор Алексей Николаевич Кульбякин, командир нашей роты старший лейтенант Ашот Апетович Аматуни, командир взвода лейтенант Семен Алексеевич Погорелов, командиры машин младшие лейтенанты Олег Петрович Матвеев, Павел Антонович Михеев и Яков Павлович Пилипенко, механики-водители старшие сержанты Ншан Авакович Дарбинян, Владимир Васильевич Пермяков, сержант Николай Фомич Шиндиков и я, тогда старшина.

Таким образом, не считая комбата и командира роты, высшей правительственной наградой были отмечены сразу восемь человек из одного танкового взвода. Кроме того, этим же Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 февраля 1945 года звание Героя Советского Союза присваивалось и другим нашим боевым товарищам, в том числе старшему лейтенанту Виктору Владимировичу Бенке и старшине Виктору Изотовичу Лозовскому. Награждены орденами и медалями были и многие другие члены экипажей роты, а также десантники.

Но вернусь к Иновроцлаву. Комбат, посылая нас отдыхать, предупредил, что город еще не полностью очищен от противника, что в нем прячутся по домам отдельные группы гитлеровцев. В большинстве это были офицеры и солдаты специальных частей абвера, то есть военной разведки. В такие части, наподобие полка «Бранденбург», зачислялись отъявленные головорезы, хорошо подготовленные для шпионско-диверсионной работы. Попав в окружение в Иновроцлаве, они в плен не сдавались, жестоко расправляясь с местными жителями — поляками, которые пытались сообщить о них воинам Красной Армии. Мне довелось стать свидетелем такого случая.

Поставили мы машины на одной из улиц Иновроцлава. От усталости и бессонницы ноги подкашивались, глаза слипались. А впереди уйма работы. Во-первых, надо заправить машины горючим, во-вторых, поменять траки и перетянуть гусеницу. Решили пока что перекусить, взяли сухой паек, пошли к ближайшему дому. Он был четырехэтажный, с несколькими подъездами. Сверху доносились автоматные очереди и отдельные выстрелы.

Шли мы вчетвером — Аматуни, Погорелов, Пермяков и я. Входим в подъезд. На лестнице между первым и вторым этажами убитая выстрелом в затылок женщина. Подымаемся выше. За дверью квартиры глухой выстрел. Дверь тут же отворилась, на площадку с парабеллумом в руке вышел гитлеровский офицер. Аматуни и Пермяков подымались по лестнице впереди нас. Кто-то из них застрелил офицера. Навстречу с чердака спускается автоматчик, толкая стволом пленного фашиста.

— Целая куча гадов там сидела, — сказал он нам на ходу.

Входим в открытую дверь квартиры, из которой выскочил гитлеровец, слышим плач. В комнате на полу в обмороке молодая женщина. Рядом старая женщина, на руках у нее окровавленная девочка трех-четырех лет. Старуха плачет, что-то быстро говорит нам по-польски. Потом, узнав, что мы советские танкисты, переходит на ломаный русский. Не помню подробностей ее рассказа, не до того нам было. Надо срочно перевязать девочку. Фашистский садист прострелил ей бок и ножку. Сделали перевязку, кое-как остановили кровь, вызвали наших медиков. Девочка осталась жива. Не знаю уж, как ей двадцать пять лет спустя удалось разыскать меня в Москве. Однажды пригласили меня в общество советско-польской Дружбы. Пришел. Народу много. В зале польские туристы и студенты, обучающиеся в Москве. На трибуну вышла молодая полька. Рассказала, как 21 января 1945 года в нее, тогда малого ребенка, стрелял фашист, как спасли ее советские танкисты, один из которых сидит в этом зале. Потом попросили меня на трибуну. Я рассказал, что помнил. С этой группой туристов я ездил по Москве, выступали мы перед разными аудиториями, а реакция одна: женщины плачут, мужчины сжимают кулаки. И действительно, эпизод как будто незначительный, но звериный облик фашизма раскрывается в нем полностью.

Ныне эта женщина живет по-прежнему в Иновроцлаве. Польские товарищи много раз приглашали меня в Иновроцлав, да все будничные дела мешают, никак не выберу время. Однако побывать там надежды не теряю. Хочу встретиться еще с одной польской семьей, поблагодарить за внимание и заботу, которую они проявили к нам, танкистам.

Когда девочка была передана медикам, мы вышли на лестничную площадку. Оставаться в квартире на отдых не могли. Слишком убиты были свалившейся на них бедой ее обитатели. Однако за дверьми нас уже ждали соседи.

— Уважаемые паны, — говорят, — заходите к нам.

Зашли, отдали хозяйке наши продукты (жили они очень голодно). Пока она готовила ужин, хозяин отвел нас в ванную. Помылись, поужинали. Хозяйка постелила постели. Подушки, перины, белоснежные простыни. Редко выпадает солдату на войне такая благодать, А я все думаю о машине, об этой самой левой гусенице. Говорю:

— Вы отдыхайте, а мы с Пермяковым пойдем менять траки.

Командир роты головой покачал:

Вы же спите на ходу.

Отвечаю:

— А если ночью тревога?

— Если, — говорит, — будет тревога, а ты выспишься, то и на хлябающей гусенице поведешь машину. А если не выспишься, то и с перетянутой гусеницей можешь танк завалить.

Вообще-то старший лейтенант Аматуни был прав, но мы с Пермяковым, несмотря на перинно-подушечный соблазн, пытались возражать. Тогда командир, рассердившись, отрубил:

— Приказываю отдыхать.

Завалились с Володей на широченную кровать и сразу крепко уснули. Около двух часов ночи нас подняли по тревоге. Приказали догнать батальон. А тридцать минут спустя Иновроцлав уже скрылся в снежной пелене. Мела пурга, танки приближались к польско-германской границе.

От Одера до Берлина

В маленькой деревушке наши машины догнали главные силы бригады. Старший лейтенант Аматуни ушел к начальству. Вернувшись, сказал, что простоим здесь часа три-четыре. Ну, думаю, хоть траки на правой гусенице успею заменить. Несколько штук заменил, дальше дело застопорилось. Рвутся «пауки» — своеобразный инструмент танкиста, пара толстых, витых из стальной проволоки тросиков. Тоже износились, очень давно они в работе. Спасибо, выручили ребята из самоходного артиллерийского дивизиона, подошедшего в деревушку. Самоходчики отдали мне насовсем новые «пауки», и я натянул гусеницу, отрегулировал ее провис.

Ночью 3-й батальон покинул деревню. Прошли два-три километра, услышали сильную стрельбу. Били пулеметы, минометы, легкая артиллерия. Подъехали к стрелковой цепи. Бойцы лежали зарывшись в снег, вражеский огонь не давал им поднять голову.

Ночь ясная, звездная. Видно далеко. Слева чернеет полоска леса. На опушке вспышки пулеметных очередей. Впереди поле с перелесками, еще дальше то ли городок, то ли поселок городского типа. Оттуда бьют пушки, ухают шестиствольные минометы. Пламя залпов выхватывает из темной груды строений отдельные дома.

Батальон с ходу принял боевой порядок. Рота Аматуни атаковала противника на лесной опушке. Сблизились. Пулеметы замолкли. Давим их, краем леса направяяемся к поселку, ведем огонь по вспышкам. Слышим взрыв большой силы, потом частые, как бы догоняющие друг друга разрывы. Возможно, попали в автомашину или в склад с боеприпасами. В ночное небо над домами вымахали красные языки пожара.

Врываемся на окраину поселка. Веду танк пустырем.