Карин Мюллер - Мутные воды Меконга

• Название: Мутные воды Меконга
• Автор: Карин Мюллер
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-01974-7

Совсем немного времени понадобилось страстной мечтательнице и любительнице приключений Карин Мюллер, чтобы понять, что бродить с рюкзаком по неизведанной земле ей нравится намного больше, чем сидеть в пыльном офисе. А если решение принято — нужно действовать. И совсем юная, очень самоуверенная, но при этом по-настоящему отважная американка отправляется в экстремальное путешествие по Вьетнаму.

За семь месяцев ей предстоит четыре раза пересечь страну, проделав путь от дельты Меконга до китайской границы, пройти, проехать и проплыть 6400 миль на велосипеде, мотоцикле, поезде, автобусе, грузовике, буйволе, лошади, моторной лодке, самолете, бамбуковом каноэ и на своих двоих. А также выучить 1800 вьетнамских слов, 42 часа прождать попутки, 52 раза починить мотоцикл, узнать на себе каковы в быту маленькие, но очень неприятные попутчики в виде москитов, клопов, пауков, муравьев, пчел, клещей, блох и сороконожек.

Карин Мюллер также придется сменить 134 гостиницы, пережить 14 арестов и одну депортацию за пределы страны, познакомиться с четырьмя детенышами леопардов, одним детенышем гиббона и одним весьма недружелюбным орлом, купить 23 неограненных рубина, съесть 429 тарелок супа, 8 фунтов водорослей и выпить бессчетное количество чашек зеленого чая, пять раз простудиться, напороться на бамбуковую палку, переболеть лямблиозом и цингой и написать об этом замечательную книгу, которую мы предлагаем вашему вниманию

---

Я была слишком мала и плохо помню Швейцарию. Мне не стоило труда переключиться со швейцарского диалекта немецкого языка, на котором мы говорили дома, на английский — язык моей провинциальной школы и друзей детства. Меня никогда не тянуло в Европу, несмотря на мамин рождественский хлебец с цукатами, часы с боем, хрустальные бокалы и сотню других памятных вещиц, которые валялись разбросанными по дому. Мои фантазии уже обрели форму благодаря красочным рассказам о мамином детстве на ферме. Но Африка была далековато от Нью-Джерси, а именно в Нью-Джерси, как казалось на первый взгляд, мне предстояло вырасти, пойти в колледж, найти работу, накопить денег на дом и стричь лужайку каждые выходные.

Однажды, когда мне было одиннадцать, мы переехали. Я не имела ни малейшего понятия о том, где находится Пуэрто-Рико, но, глядя, как мама весело собирает коробки и ящики, я видела на ее лице то же самое выражение, что появлялось, когда она грезила воспоминаниями об Африке. Тогда я поняла: с этого момента для меня начинается другая, настоящая жизнь.

Я не ошиблась. Эта жизнь началась на рынках Рио-Пьедрас, где мама торговалась за овощи с засохшей земляной коркой, которые она подхватывала, как мячик, на лету. А также на автомобильных паромах через мутные реки, где нашу ржавую колымагу не смывало в открытый океан только благодаря драному узловатому канату.

Мы научились нырять с аквалангом и пытались подстроить так, чтобы какой-нибудь новичок потрогал актинию; та липла к пальцам, которые потом воняли много дней.

В школе говорили на таком языке, который я научилась понимать много времени спустя. Мир, открывшийся мне, был теплым и жизнерадостным, и новичков здесь заключали в горячие объятия. Впервые в жизни реальность была столь же яркой, сколь и фантазии, сотканные в моей голове.

Прошло четыре года. Мы уехали так же внезапно, как и приехали, но на этот раз — в Австралию. Летом я работала на животноводческой ферме в малонаселенной местности или путешествовала по захватывающе красивым национальным паркам континента. Я открыла для себя растения и животных, непохожих на все, что мне доводилось видеть прежде.

А мир становился все больше. Я узнала, что есть «National Geographic», и ночами лежала под одеялом, беззвучно выговаривая лирические названия мест, похожих на биение экзотических барабанов. Буджумбура. Казалось, на всех фотографиях в журнале недостает самого главного — меня, курящей трубку с патриархом в джунглях Бразилии, бродящей по африканским равнинам, беспечно положив руку на гриву льва, взобравшейся на мачту арабского судна…

В семнадцать лет я тайком подала заявление в Корпус мира[2]. Родители были против, и я отправилась в колледж. Выбор пал на Вильямс, маленький частный колледж посреди уютных Беркширских холмов. Семестр прошел в беспокойных телефонных разговорах с родителями, и я наконец поддалась, осознав, что мне когда-нибудь придется найти работу, и выбрала основным предметом экономику — дисциплину, изучение которой можно было вытерпеть только благодаря факультативам, посвященным Африке и Азии. Помимо основных, я посещала все занятия подряд, от философии до физики, алгебры и творчества Колриджа. И мне ни разу не пришло в голову, что когда-нибудь высшее образование пригодится.

К концу второго года обучения, в то время как мой брат проходил собеседование на престижную должность менеджера по работе с корпоративными клиентами, я решила отправиться путешествовать с рюкзаком по Европе. К моему удивлению, мама, наш путешественник номер один, бесстрашный первооткрыватель, вдруг превратилась в типичного родителя.

— Это опасно! — повторяла она.

Несколько месяцев упрашиваний, и мы сошлись на том, что мне нужен попутчик. Я обратилась с этим предложением к своему бойфренду.

— Ну, — ответил он, поразмыслив всего каких-то три микросекунды, — было бы классно всем рассказывать, что побывал в Европе, но ехать туда мне как-то не хочется.

Спустя еще каких-то три микросекунды с нашими отношениями все было покончено, и я уехала в Англию одна.

— Ты еще поплачешь, — сказала тогда мама, — когда твоя восемнадцатилетняя дочь решит сделать нечто в этом же духе.

Каким-то чудом мне удалось проделать путь от Лондона до Македонии без происшествий. Я порхала по Европе в невинном изумлении, как малое дитя. В Черногории, сойдя с автобуса, в котором провела двенадцать часов, я оказалась в безлюдной части Жабляка. Здесь не было ни одной гостиницы. Сгущались сумерки. Парень, который ехал со мной в автобусе, подошел ко мне и жестами объяснил, что хочет пригласить меня к себе домой. Вид у него был тот еще: шесть футов роста, широкоплечий, сильные руки, — но он казался застенчивым и добродушным. В автобусе он ко мне не приставал, в отличие от солдат, которые делали это частенько, и из его объяснения было ясно, что дома его ждут сестра и мать. Мне и в голову не пришло отказаться.

Два часа спустя мы все еще шли по козьей тропе, а вокруг так и не появилось никаких признаков человеческого жилья. В лунном свете был виден только контур его массивных плеч — и больше ничего. Здравый смысл говорил мне, что я идиотка. Но не успела я собраться с духом и улизнуть во тьму, как мы перевалили через хребет и врезались лоб в лоб в коренастую тетушку с широкой, приземистой, как пень, фигурой. Она заголосила, раскинула руки и схватила моего спутника-верзилу — да как закружит его вокруг себя! Описав полный круг, она поставила его на землю. Это была его мама.

В течение последующих двух недель, в течение которых я научилась месить десятифунтовые шматы теста и собирать дикую голубику на склонах гор, его семья стала для меня гораздо важнее всех памятников и туристических завлекалок от Италии до Англии, половину из которых я сразу же забыла.

Тогда я поняла: страна — это люди, ее населяющие. Чтобы увидеть страну, я должна выучить их язык и пожить так, как они.

И вот, закончив колледж, я записалась в Корпус мира.

Мне был уже двадцать один год, и я была готова — по крайней мере, так мне казалось. С восторженными глазами и идеалистическими представлениями, льющими через край, я закатала рукава и отправилась улучшать мир. Я взялась за общину филиппинцев, подключив к работе свою взрывную энергию, берущую начало в убеждении, что я-то наверняка знаю, как всех осчастливить. Моя деревня должна была стать образцом для всего Филиппинского архипелага, да что там — для всего мира! Я поселилась с филиппинской беднотой и немедленно начала планировать: «Вон те участки рядом с пальмами обнести заборами под огороды; рядом с деревенской площадью построить школу и привязать наконец этих свиней, пока они не начали выискивать, чем бы поживиться в уборных…»

Если правда, что на ошибках люди учатся, то за те два долгих года я обрела мудрость древних. Сухопутные крабы сожрали верхушки моей помидорной рассады. Мои колодцы пересохли. Мой рисовый кооператив разросся до невиданных размеров и потерпел столь же невиданный крах. Мои моллюски утонули. Я сделала ставку совсем не на тех людей, слепо не замечая настоящих лидеров. Я впала в депрессию и вышла из нее лишь тогда, когда ко мне в гости приехала мама.

Мы поехали навестить еще одного добровольца — девушку, которая жила высоко в горах, в поселке маленького племени. За вечер до отъезда мы обе съели несвежую рыбу, и наутро мама явно не горела желанием лезть вместе со мной на крышу автобуса.

— Что, если я захочу в туалет? — спросила она.

— Я постучу по крыше, водитель остановится и подождет тебя, — успокоила я ее.

Через час мы неслись по просторам свежепосаженных рисовых полей. Из-под бурой грязи пробивались трехдюймовые ростки. С завидной невозмутимостью мама заметила, что вокруг — ни одного деревца, покуда хватает глаз, и вообще ничего, за чем можно было бы спрятаться. Я предложила попросить старушку, чтобы та пошла вместе с ней и расправила свои юбки, загородив маму от дорожных вуайеристов. Глядя на их удаляющиеся спины, я вдруг поняла, что мама перестала быть специалистом по экзотике. В какой-то момент случилось так, что мы оказались на равных в путешествии по жизни.

В конце концов мама села на самолет и улетела домой, я вернулась в свою деревню с новыми силами, готовая вернуться к работе и уверенная в том, что нужно лишь больше стараться — и успех непременно придет. Жители деревни отреагировали на мои начинания, подобно эластичной резинке: поначалу поддались, но постепенно стали сопротивляться все больше и больше, пока наконец мои усилия не стали причиной моего же краха, — и все стало в точности так, как и было раньше. Зато эти люди помогли мне встать на путь принципиально нового знания о себе, с новой системой взглядов, где нет абсолютных истин и понятий о том, что хорошо и что плохо, есть лишь разные способы существования.