Ирина Глебова - Качели судьбы

• Название: Качели судьбы
• Автор: Ирина Глебова
• Жанр: Современная проза

---

— Валентине Ивановне, — ответила Лариса, и обе девочки засмеялись. Учительницу русского языка и литературы они всерьёз не воспринимали. Однажды на уроке Лариса сильно увлеклась, дописывая последнюю главу своей поэмы «О любви и смерти», за что и была наказана. Валентина Ивановна тетрадку отобрала, а через два дня вернула, жирно подчеркнув красным карандашом все грамматические ошибки. Сказала: «Рифма часто глагольная, ритм сбивается, а тема — рано тебе ещё об этом! И вообще, Тополёва, учи лучше правила!»

Она сказала это в самом начале урока, при всех. Но Лариса совсем не оскорбилась. Ей самой очень нравилась поэма — романтическая история о любви королевы и шута. Она ждала большего, — что учительница назовёт её эпигонкой, ведь история явно была навеяна строками Игоря Северянина: «Это было у моря, где ажурная пена…» Но учительница этого не заметила, чем и позабавила ученицу: «Не знает Северянина…» Однако другу Славке, наверное, показалось, что Лариса обижена. Потому что громко, сквозь зубы, он процедил:

— А вы, Валентина Ивановна, наверное, тоже писали стихи? Может, и сейчас пишите? Завидно, что так, как у Тополёвой, у вас никогда не получится?

История оказалась громкой. Славку долго таскали по кабинетам директора и завуча, теребили его родителей. Потом всё улеглось. Только «русичка» теперь, даже видя, что Лариса пишет на уроке в знакомой общей тетрадке, предпочитала этого не замечать.

С первого же дня на студии Лариса почувствовала себя легко и даже уютно, хотя и оказалась самой младшей. Правда, не на много: ребята на два-три года старше неё уже работали или учились в Вузах, техникумах. Были студийцы и постарше, но все звали друг друга по именам. Родя, Женя, Лёля, Саша… Она впервые читала свои стихи вслух, но не стеснялась, и впервые увидела, как здорово ребята поняли её. Разговор шёл не только о рифме и ритме, но о необычном образе, о затаённых чувствах, о наивном, но тем и привлекательном толковании избитой истины… Говорили и о другом: «Ты ведь пишешь сразу набело? Это чувствуется. Если сказать слово «небо», какое определение первое приходит в голову? «Голубое», или «чистое», или «хмурое» — да? Вот ты такой шаблончик и ставишь, не даёшь себе труда подумать, поискать. Ничего, научишься работать».

Да, первое же занятие для Ларисы оказалось радостным потрясением. Сколько открытий сделала — даже не представляла, что так может быть. А слова руководителя, Вениамина Александровича, вдохнули в неё веру: да, она будет писателем, поэтом. Он сказал: «почти всегда можно предсказать, какое литературное будущее у человека, пришедшего к нам. Один толчётся на месте, и чувствуется, что с него не сойдёт. Другой нащупал тропинку, осторожно идёт по ней, но путь ещё долог. А эта девочка уже вышла на широкую поэтическую дорогу. Она ещё в самом начале её, однако стоит набрать хороший темп, и она зашагает легко и уверенно!»

Ах, как легко и чудесно жилось ей! Как раз тогда Лариса впервые начала писать стихи о любви. Она посвящала их «А.Г.», но Альберт — Алька — не знал об этом. Но, может, догадывался? Всё чаще стал он меняться местами с Таней, садиться к Ларисе за парту. То задача по физике трудная — Лариска подскажет, то сочинение намечается — она подкинет идейку. А если английский, — пожалуйста, он готов сесть рядом и переводить Лариске тексты.

Таня первая сказала ей:

— Алька в тебя влюбился.

Она подняла на подругу сияющие глаза, и Татьяна удивлённо воскликнула:

— И ты тоже? Поздравляю, хорошо конспирировалась, я даже и не подозревала.

И добавила, покачав головою:

— Ох, завидовать тебе будут от пятиклашек до наших практиканток!

Несколько предметов у них вели студентки педвуза. А Лариса спросила с внезапной тревогой:

— А ты… тоже?

Татьяна вздохнула обречено:

— Не без этого… Но не переживай, я — в меньшей степени.

Уже через два дня, на первой же перемене утащив Таню в дальний конец коридора, Лариса, кусая губы и сжимая переплетённые пальцы, выдохнула:

— Танечка, Алик признался мне!.. Любит!.. И я тоже!..

— Да видела я, как вы сидели на уроке, держась за руки! Ты думаешь, это серьёзно?

Схватив подругу за руки и заглядывая ей в глаза, Лариса тревожно зашептала:

— Не знаю… Боюсь… Кажется, серьёзно! А ты что думаешь?

Таня пожала плечами:

— Я тут не советчик. Скажу только, что Алька парень взрослый, толковый. Другие наши мальчишки по сравнению с ним пацаны.

Таня не спросила, а Лариса не стала говорить, хотя и очень хотелось, что Альберт поцеловал её.

Промелькнула зима. Незаметно так, в прогулках под медленно летящими хлопьями снега, в походах на каток, в новогоднем школьном маскараде. Всё это время вокруг существовало множество людей, но они — Лариса и Альберт, — держась за руки, были одни. Видели только друг друга, говорили друг для друга. Качнулась и вновь выпрямилась кривая их отметок — они не заметили этого. Для обеих учёба никогда не была главным делом, потому и теперь не мешала.

А класс следил за их романом. Мальчики, в основном, сочувственно, девчонки — с завистью. Но зависть тоже разная, злая и добрая. Однако все — с большим интересом, догадками, предположениями. Их это тоже не волновало, хотя отголоски догадок доходили к ним через Таню и Славку. Одноклассников больше всех занимало: было «что-то» между ними или не было?

Что-то было. В пустой школе, когда они, оставаясь вдвоём дежурить, задерживались до темноты, пока коридоры не становились гулко-безлюдными. У Ларисы дома, в её комнате, зная, что деликатные родители без стука не войдут. В чужом подъезде, облюбованном ими за то, что на всех пролётах стояли огромные раскалённые радиаторы, а изредка появлявшиеся жильцы были доброжелательны к девочке и мальчику, сидящим на широком подоконнике, крепко держась за руки… Они целовались до головокружения, а руки Алика сначала так робко касались её грудей. Девочка с шёпотом и дрожью отказа отстранялась. Но мальчик становился всё настойчивее, и его горячий шёпот был нежен, умоляющ, убедителен… И вот уже лёгкий стон прорывался из полуоткрытых губ навстречу его губам, прожигающим её тело сквозь лёгкий свитерок… Потом по ночам болела голова, она не могла заснуть, вновь переживала свой страх, когда впервые ощутила упругие толчки его возбуждённого тела. Они стояли в полутёмном классе, Алька обнимал её одной рукой за плечи, вторую положил на талию… ниже, и вдруг крепко прижал. Она не сразу поняла, что с ним, замерла, но, вскрикнув, одним движением вырвалась, отбежала к окну.

Однажды он рассказал ей, что уже был один раз с женщиной. Это произошло минувшим летом, в крымском пансионате, где он отдыхал с родителями. Мать познакомилась и подружилась с молодой женщиной — отлично загоревшей длинноногой блондинкой. Наташа стала составлять им компанию на пляже, заплывать с хорошо плавающим Аликом далеко за буйки, ходить в кино со всем их семейством, а иногда только с Аликом, если родители хотели отдохнуть. Приятная их дружба длилась недолго: Наташа всего через неделю собралась уезжать. А в последний день позвала Алика к себе в номер, сказала: «Ты взрослый парень. Не пора ли мужчиною стать? Мне ты нравишься…»

После этого алькиного признания он и Лариса три дня сидели на разных партах. У неё был задумчиво-отрешённый взгляд, его же глаза влажно блестели. Раз он не выдержал, в середине урока попросился выйти, а выскочивший вслед за ним Славка увидел, как Альберт плачет, склонившись над подоконником и повторяет обречено: «Дурак, дурак! Она не простит!» Но кончилось всё тем, что он, наклонившись над своей партой, дотянулся до её локтя и тихонько подсунул записку: «Я тебя люблю». Её глаза, остававшиеся сухими все эти дни, затянуло влажным туманом, щекам стало горячо, и Лариса поняла, что теперь она любит его даже сильнее. Ведь мысль о том, что он уже мужчина, что он знал взрослую женщину, лежал с ней в постели, и тело его, то самое тело, напор и толчки которого так её пугали, было обнажено и делало то, что ей представить так трудно!.. Эта мысль не только заставляла её страдать, не только вызывала отвращение — да, это так! — но и была странно притягательна и сладка. Воображение так и подталкивало представить себя на месте той женщины!..

Весной, в начале апреля, у Альберта был день рождения. Первому из их четвёрки ему исполнилось семнадцать. Пригласил он только Ларису, Таню и Славку. Впервые Лариса шла к нему домой. Она, конечно, знала об отце Альберта — заместителе директора машиностроительного завода, о матери — преподавательнице музыки, о старшем брате Леонарде — студенте актёрского факультета. Идти одной было ей страшновато, Татьяна тоже стеснялась. Вот они и встретились недалеко от алькиного дома, пошли вместе. Лариса подарила Альберту книгу Давида Вейса «Возвышенное и земное» — о жизни Моцарта. Купила втридорога на чёрном книжном рынке. Она боялась, что такая книга может оказаться в его домашней библиотеке. Но всё обошлось. У Грёминых и библиотеки-то не было: две полки разномастных книг. Так что подарок понравился. Нарядная красивая женщина несколько раз воскликнула: «Какое чудо! Какая ты умница, Ларочка!» Лариса зарделась: ей была очень приятна ласковая похвала его матери. Ведь ей так хотелось понравиться в этом доме.