Энн Райс - Гимн крови

• Название: Гимн крови
• Автор: Энн Райс
• Жанр: Ужасы и Мистика

Вниманию читателя предлагается десятый том "Вампирских хроник" — «Гимн крови.»

На этот раз популярный антигерой вампир Лестат является рассказчиком, и он одержим идеей стать святым. Вообще-то, будучи вампиром, он не очень подходит для этой роли, но желание быть хорошим не дает ему покоя. Он бьется над решением, превращать ли в вампира умирающую Мону Мэйфейер, предмет любви новоиспеченного вампира Куинна Блэквуда. Наконец он решается на превращение, несмотря на гнев, который, как он знает, испытает ее семья, узнав, что она стала вампиром.

---

Но вернемся к беспокойно суетившимся слугам, которые размещали цветы по комнате.

Сама же изможденная девочка, — ей же только двадцать, конечно же, она девочка, — настолько ослабла, что не смогла самостоятельно подняться по закругленной лестнице и Нэш Пенфилд, галантный гувернер Квинна, слава Богу оказавшийся настоящим джентльменом, отнес ее наверх на руках и уложил на "цветочное ложе", как она назвала усыпанную цветами постель, и при этом дитя уверяло, что у роз нет шипов, и слабым прерывающимся голосом декламировала Шекспира:

"Молитесь, оставьте меня на брачном ложе, убранном цветами и покойном, и пусть мне приготовят могилу".

Как раз в этот момент тринадцатилетний Томми появился в дверях спальни и был так расстроен зрелищем, представшим его взору, а его боль от утраты тетушки Куин была еще так свежа, что он начал дрожать с головы до ног, а удрученный Нэш увел его прочь, в то время как Большая Рамона осталась причитать тоном, делающим честь ее драматическим талантам:

"Эта девочка умирает!"

На что маленькая рыжеволосая Офелия расхохоталась. Что еще? Да, она попросила принести ей баночку диетической газировки.

Жасмин решила, что малышка приготовилась отдать богу душу, к чему по сути и шло, но девочка сказала "Нет!" и заявила, что желает видеть Квинна и просила всех покинуть комнату, но когда примчалась Жасмин с пенящейся газировкой в стаканчике, из которого торчала изогнутая соломинка, оказалась не в силах это выпить.

Вы можете прожить в Америке всю жизнь, но никогда не увидеть смертного в таком состоянии.

Но в восемнадцатом веке, когда я родился, такие вещи никого не удивляли.

В мое время люди умирали от голода на улицах Парижа. Они умирали прямо на глазах.

Ситуация повторилась в девятнадцатом веке в Новом Орлеане, когда стали прибывать ирландцы. Можно было наблюдать толпы истощенных до последней степени попрошаек. Теперь же вам придется присоединиться к иностранной миссии или отправиться в больничную палату, чтобы увидеть людей, страдающих как Мона.

Большая Рамона заметила между прочим, что как раз в этой кровати умерла ее собственная дочь (маленькая Ида) и что эта кровать не подходит ослабшему ребенку, но Жасмин, ее внучка, велела ей заткнуться. Мона же начала смеяться так неистово, что стала захлебываться и сотрясаться, как в агонии. Но и это она сумела пережить.

Пока я находился на кладбище, просматривая чудную череду образов, рассказывавших о событиях в доме, я пришел к выводу, что Мона — нежнейшее существо ростом около пяти футов, созданное для утонченного образа жизни, рожденная стать настоящей красавицей, но кто-то отвратительным образом вовлек ее в чудовищный акт деторождения. Как именно? Оставалось для меня загадкой, вопреки всем моим способностям. В итоге ее вес не превышал семидесяти фунтов, а роскошная копна рыжих волос лишь жутким образом подчеркивала чахлость изможденного тела. Она была так опасно близка к смерти, что только воля помогала ей передвигаться.

Именно благодаря своей внутренней силе и колдовству — веский довод, применяемый ведьмами — смогла она раздобыть цветы и добиться максимального содействия, когда прибыла в дом.

Сейчас же, когда пришел Квинн, когда он был рядом, а героический замысел ее последних предсмертных часов осуществился, боль в суставах и внутренних органах победила ее.

Она ощущала жуткую боль даже кожей. И то, что она сидела в окружении прекрасных цветов, было для нее пыткой.

Что же касается моего храброго Квинна, то он позабыл все проклятья, которыми недавно осыпал свою судьбу и теперь предлагал Темный дар. Это не было для меня большим сюрпризом, я должен был его понять, но заклинал огнями Ада, чтобы он этого не делал.

Очень тяжело смотреть, как кто-то умирает, когда ты знаешь, что владеешь парадоксальной дьявольской силой.

А он все еще любил ее, как естественной, так и сверхъестественной любовью, и не мог выносить ее страдания. Кто бы смог?

В конце концов, как я уже рассказывал, Квинн видел божественное чудо только прошлой ночью, когда его призрачный двойник и Мэррик вступили в Свет.

Так почему же, именем Бога, ему не ограничиться тем, что просто взять Мону за руку и позволить ей уйти? Ну разумеется, она вряд ли протянет до полуночи.

Но факт в том, что он элементарно не находил в себе мужества.

Конечно же, Квинн не пошел бы за ней, он оберегал ее от собственной таинственной силы, как уже было замечено, но Мона явилась к нему сама, в его комнату, умоляя позволить ей умереть на его кровати.

А он все же был вампиром мужчиной, и это была его территория, его, скажем так, берлога, и некий дух самости — вампирский или какой иной — витал в воздухе, и теперь она была в его руках, и беспощадные собственнические инстинкты, а также соблазнительные картины, как он спасает ей жизнь, полностью завладели им.

Однако насколько я понимаю некоторые вещи, он не сможет осуществить Темный обряд. Он никогда не делал этого раньше, а она была слишком слаба. Он убьет ее.

И нет пути к отступлению.

Ловушка, ребенок обречен принять проклятую кровь и отправиться в ад! Пришло время выходить на сцену вампиру Лестату!

Я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете: "Лестат, это комедия? Мы не хотим комедию".

О нет, это не комедия.

Это значит, что с меня слетела дешевая шелуха, вы заметили? Я не хочу вас зачаровывать фальшью, понимаете? Присмотритесь к образу, детки. Мы просто оставляем все те элементы, которые имели тенденцию сводить на нет всю серьезность моих рассуждений, мы… скажем так: задвинули в дальний угол красочные декорации.

Отлично. Дальше! Я прошел, как смертный, через центральную дверь, клик-клац, ввел в ступор Клема, одарив его обворожительной улыбочкой: "Друг Квинна, Лестат, да, ясное дело, приготовь машину, мы собираемся прокатиться в Новый Орлеан, когда все закончится, хорошо, приятель?" — и направился вверх по спиралевидной лестнице, улыбнувшись по пути маленькому Джерому, когда я проходил мимо, и быстро приобняв за плечи растерянную Жасмин, заслонявшую мне путь в коридор. Затем телепатически открыл замок в двери, отделявшей от меня Квинна, и проник в спальню.

Почему "проник", а не "вошел"? А потому, что это те самые "художественные декорации", которые так необходимы.

На самом деле я влетел в комнату, если хотите знать.

Открыть вам небольшой секрет? Никакая телепатия не заменит зоркости вампирский глаз, когда он видит что-то воочию.

Телепатия — шикарная вещь, не сомневайтесь в этом, но наше зрение почти невыносимо отчетливо. Поэтому мы не уделим много внимания телепатии в этой книге. В конце концов я сенсуалист.

Вид Моны, сидящей в изножье роскошной кровати под пологом на четырех столбиках, был поистине душераздирающим. Девочка испытывала такую боль, какую Квинн даже не мог себе вообразить. Даже его рука, обнимавшая ее, причиняла ей страдания.

Я прикинул, не имея такого намерения, что она должна была умереть уже часа два тому назад. Почки отказали, сердечные артерии полопались, а легкие были не в состоянии наполняться воздухом, чтобы она могла делать достаточно глубокие вдохи. Но ее безупречные зеленые глаза сделались огромными, когда она увидела меня, а яростный интеллект мистическим образом, без всяких слов помог понять, о чем ей все это время говорил Квинн: что процессу ее умирания еще можно дать обратный ход, что она может стать одной из нас и быть с нами вечно. В качестве вампира. Бессмертного убийцы. Существа, стоящего за гранью жизни и смерти до скончания веков.

Я знаю тебя, маленькая ведьма. Мы живем вечно. Она почти улыбнулась.

Сможет ли Темный обряд исправить вред, причиненный ее несчастному телу?

Нет проблем, детка.

Двести лет назад я наблюдал, как старость и чахотка оставили в покое изнуренное тело моей собственной матери, как только магия Темной крови проявила себя в полной мере. А в те ночи я был новичок в этом деле, разрывавшийся между любовью и страхом осуществить трансформацию. Это было для меня впервые. И я даже не знал, как это называется.

— Дай мне совершить обряд, Квинн, — сказал я немедленно.

Я увидел, как облегчение отразилось на его чертах. Он был так невинен, так растерян.

Конечно, я был не в восторге, что он выше меня на четыре дюйма, но на самом деле это ничего не меняло. Я не просто так называл его "братишка". Я подразумевал это.

Я сделал бы для него все что угодно. И вот она, его Мона, передо мной. Маленькая ведьма, красотка, бешеный дух, только дух, за который отчаянно цеплялось тело.

Они прижались друг к другу. Я видел, как ее рука сжала его руку.

Почувствовала ли она сверхъестественную плоть? Она не спускала с меня глаз. Я пересек комнату. Стал возле. Я благородно проинформировал ее. Мы вампиры, да, но у нее, такой милой и славной, есть выбор. Разве Квинн ничего не сказал ей о Свете? Он своими глазами видел Его прошлой ночью. Он, безусловно, лучше должен понимать, что такое Божественное прощение.