Петер Слотердайк - Критика цинического разума

• Название: Критика цинического разума
• Автор: Петер Слотердайк
• Жанр: Философия
• Год: 2001

---

должен суметь сделать себя тот, кто еще хочет утверждать себя в качестве просветителя. То, над чем должно поработать Просвеще­ние,— это уже не столько наши головы, сколько наши мрачные эгоизмы, наши оледеневшие иден­тичности.

Характерным для деморали­зованного состояния критической интеллигенции, возможно, являет­ся то, что она не нашла для обозна­чения всего спектра биофилии и согласия с самим собой никакого другого слова, кроме слова «нар­циссизм». Если эта конструкция

сомнительна уже сама по себе, то, попав на вооружение консерва­торам, она становится дубиной психологизирующего антипросве­щения, котсрая используется для того, чтобы бить ею по стремле­нию общества постичь себя. Насколько феномен нарциссизма вызывает интерес у исследователей как проявление болезни и бес­сознательного, настолько же он вызывает подозрение как проявле­ние здоровья. Как всеобщее заболевание, он выполняет функции психологического мотора общества, которое нуждается в людях, пол­ных сомнения в самих себе, постоянно ищущих одобрения и подтвер­ждения своей правоты, в людях тщеславных, зараженных потреби­тельством, корыстолюбивых и стремящихся под влиянием морали стать лучше других. Как здоровье, «нарциссическое» самоутверж­дение и согласие с самим собой могло бы рассмеяться в лицо таким брюзгливым обществам.

Серость — это основной цвет эпохи, которая втайне уже давно мечтает снова обрести шумную пестроту. То, что инспирирует такие мечты и порождает нужду в них,— это сумма «витальных неспо­собностей». Усердное социально-психологическое Просвещение по­лагало, что все дело в «неспособности испытывать печаль». Но не только в этом одном. Это еще (и в гораздо большей степени!) не­способность испытать настоящую злость в нужное время, неспособ­ность найти нужные слова, неспособность взорвать атмосферу забот, неспособность устроить праздник, неспособность к самоотвержен­ности и самопожертвованию. При всех этих слабостях и неспособ­ностях сохранилась способность целенаправленно и уверенно созна­вать, что может позволить себе жизнь в самом конце, когда она уже больше не будет видеть никакого выхода из таких отношений: спо­собность, воспользовавшись серьезными предлогами, довести все до такого состояния, в котором уже просто не будет иного исхода, кро­ме как взорвать все на воздух с максимально возможным скандалом,

так, чтобы никто не чувствовал себя виноватым в этом. Катастрофа задаст жару, и в ней скудное Я обретет свой последний праздник, который запалит, связав в один пучок, страсти и движения души, которых ему так давно недоставало.

Недавно лидер английской панк-группы «Стрэйнджлерс» в раз­вязном интервью восхвалял нейтронную бомбу как раз за то, что она может развязать ядерную войну. Miss Neutron, I love you. Здесь он нашел тот пункт, в котором кинизм тех, кто протестует, полностью совпадает с чистым господским цинизмом стратегов. Что он хотел этим сказать? Глядите, каким я могу быть злым? Его улыбка была кокетливой, отталкивающей и иронически-себялюбивой, он не мог при этом смотреть в глаза журналисту. Как будто во сне, глядя мимо камеры, он говорил для тех, кто поймет его, этого маленького зло-прекрасного чертенка-панка, потрясающего своими немыслимыми словами основы мира. Это — язык сознания, которое раньше, веро­ятно, не полагало себя настолько злым. Но теперь, когда этого по­требовало шоу, оно оказалось не только несчастным, но еще и выра­зило желание быть несчастным. Последняя свобода была использо­вана для того, чтобы пожелать ужасного. В этом — великий жест, пафос отвратительного: отчаянная дерзость, которая высекает искру подлинной, собственной жизни. В конце концов ведь им-то не в чем себя винить: войну — это совсем уж великое дерьмо — и без них развяжут. Они,-прекрасные в своем уродстве, сотворенном собствен­ными руками, достаточно хорошо умеют орать во всю глотку, проте­стуя против молчаливого сговора тех, кто серьезен. Все — дерьмо, Miss Neutron, I love you. Есть еще что-то подлинное в желании самоуничтожения, какой-то символический шок. Это — именно то, что позволяет получать наслаждение, глядя на них. В интеллектуаль­ном киче, в циническом шоу, в истерическом припадке и в безумной демонстрации возникает брешь в панцире смерти, в который заклю­чено послушно-дикое Я: Rocky Horror Picture Show*, пламенно-леденящее опьяняющее чувство людей, смертельно изголодавшихся по самим себе.

X. Медитация о Бомбе

Здесь нам приходится продолжить свои размышления, опять-таки исходя из предпосылки, что крайности сходятся, оказываясь значи­тельно ближе друг к другу, чем это кажется на первый взгляд. При поверхностном взгляде представляется, что жизненный стиль пан­ков и жизненный стиль истеблишмента — это крайности, между которыми лежит пропасть. Однако в сущности своей они соприка­саются. Цинические выбросы происходят под действием катастро-фильной массы цивилизации. Поэтому философский, понимающий подход к явлениям не должен ограничиваться рассмотрением субъек­тивных эксцессов, он должен начинаться с объективных.

Объективный эксцесс — это не что иное, как избыток струк­турной не-мирности, которая характеризует нашу форму жизни, в том числе и на ее сыто-удовлетворенных фазах развития и в интер­валах между войнами. К концу Второй мировой войны потенциала накопленного оружия в мире хватило бы, чтобы несколько раз унич­тожить каждого из жителей Земли; в возможной третьей мировой фактор уничтожения усилился в сотни, даже в тысячи раз. Атмо­сфера полного крушения постоянно сгущается. Этот фактор возрас­тает с каждым месяцем, и его рост имеет в конечном счете решаю­щее значение для развития нашей истории. Структуры разрушения стали подлинным субъектом современного развития. В них вклады­вается, как в западном, так и в восточном мире, чудовищная доля общественного труда. В настоящий момент стрелки переводятся на путь, ведущий к новой эскалации, однако это не наша тема.

Задача философии — при этих «жестоких фактах» ставить дет­ские вопросы вроде следующих: почему люди не ладят друг с дру­гом? что заставляет их готовить взаимное атомное уничтожение? Философ — это личность, которая может внутри себя отодвинуть в сторону закаленного и невосприимчивого, привыкшего ко всему и цинически сведущего современника, готового без обиняков, в двух-трех предложениях объяснить, почему все обстоит так и почему это положение вещей не изменит никто с добрыми намерениями. Фило­соф должен дать шанс ребенку в себе, который всего этого «еще не понимает». Тот, кто этого «еще не понимает», сможет, вероятно, по­ставить правильные вопросы.

Все войны, если вникнуть в их причины, есть следствия прин­ципа самосохранения. В конкуренции политических групп война с незапамятных времен считалась средством сохранения и защиты состава, идентичности и жизненной формы данного общества под нажимом соперников. Реалисты испокон веков считались с естествен­ным правом на самосохранение индивида и на необходимую оборо­ну группы, подвергшейся военному нападению. Мораль, посредством которой легитимируется устранение морали во время войны,— это мораль самосохранения. Тот, кто сражается за свою собственную жизнь и ее социальные формы, стоит в восприятии всех доныне су­ществовавших реалистических менталитетов по ту сторону этики, действующей в мирное время. При угрозе собственной идентичнос­ти запрет на убийство теряет силу. То, что в мирное время составляет основное табу, становится важной задачей во время войны, да, мно­жество убийств даже прославляется как особое достижение.

Все современные военные этики, однако, отказались от образа агрессивного героя, потому что он мог бы нарушить оборонительное обоснование войны. Современные герои хотят все сплошь быть за­щитниками — героями вынужденной обороны. Собственный пер­вично агрессивный компонент отвергается совершенно: все военные понимают себя защитниками мира, и нападение означает всего лишь

стратегическую альтернативу обороне. Ей подчинены все образы военных действий. Оборона — не что иное, как военный эквива­лент того, что на философском языке называется самосохранением. Принципом самосохранения руководствовалось всякое циническое самоопровержение любой морали, предугадывающее в будущем «слу­чай крайней необходимости и опасности» и вооружающееся лишен­ной иллюзий этикой свободного стиля.

Если рассматривать под этим углом зрения сегодняшний мир, то в глаза бросается беспредельное разрастание принципа обороны. Восток и Запад, вооруженные до зубов, противостоят друг другу как гиганты необходимой самообороны. Чтобы суметь «защитить­ся», каждая из сторон производит инструменты разрушения, кото­рых достаточно для полного уничтожения человеческой, животной и даже растительной жизни. В тени атомного оружия по большей ча­сти не привлекают внимания и остаются незамеченными смертель­ные деликатесы военных биологов и военных химиков. С точки зре­ния самосохранения в головах исследователей разрушения расцвел фантастически-рискованный садизм, замаскированный под оборо­нительный,— узнав о нем, мастера пыток Древнего Востока стали бы мучаться комплексом неполноценности.