Эрих Керн - Пляска смерти.

• Название: Пляска смерти.
• Автор: Эрих Керн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3841-5

Эта книга — взгляд «с той стороны» на Великую Отечественную. Эрих Керн вошел на территорию СССР вместе с дивизией «Лейбштандарт Адольф Гитлер» уже на третий день гитлеровского нашествия и принимал активное участие в боевых действиях на протяжении всей войны, вплоть до своего пленения союзниками. Керн по-своему объясняет причины военного и политического поражения Германии, много говорит об угрозе большевизма, но основным лейтмотивом его мемуаров является окопная правда, наглядная картина того, как воевали немецкие части.

---

Толстый и невозмутимый майор вермахта неуклюже вылез из мотоциклетной коляски; лицо его расплылось в широкой улыбке.

— Просто умора, — проговорил он. — В последней деревне нас уверяли, что слышали, как здесь всю ночь стреляли… Однако я вижу, что у вас все спокойно!

— Очень спокойно, — ответил наш полковник, откашлявшись, странным глухим голосом. — У меня всего лишь сорок человек убитых. Но, — продолжал он, — противник, судя по всему, отступил.

Вскоре мы вновь расселись по автомашинам и покатили далее на восток.

Постепенно небо заволокли тучи и пошел мелкий дождик. После бессонной ночи измученные и мокрые солдаты сидели в грузовиках, нахохлившись и дрожа от сырости. С неба донесся шум авиационного мотора. Неужели вражеский самолет? Сверху полетели авиабомбы, рвавшиеся справа от дороги. Но это были немецкие бомбы — в эту погоду летчики люфтваффе приняли нас за отступавших русских. Солдаты вскочили со своих мест, неистово размахивая руками. Просвистело еще несколько бомб, однако никто не спешил укрыться. Наоборот, все кричали, ругались, жестикулировали. В конце концов до летчика дошло, кого он бомбил, и он, вероятно устыдившись, резко взмыл вверх и исчез. Этот эпизод закончился без людских потерь, тем не менее данное происшествие не позволило нам проникнуться уважением к германским военно-воздушным силам.

В полдень мы обнаружили, что узкая сельская дорога, по которой мы следовали, выводила нас прямехонько к цели — Северному шоссе. Теперь мы уже двигались вслед за бронемашинами передового батальона дивизии — верный признак назревавших событий. Между тем мы все ехали и ехали. Временами мы слышали выстрелы одиночных снайперов, но никто и не помышлял останавливаться: время было слишком дорого. Всем была уже известна наша главная задача. Танки 1-й танковой группы фон Клейста остановились в нескольких километрах от Киева, не имея горючего и располагая лишь скудными остатками продовольствия и боеприпасов. Русские уже замыкали кольцо, и наши бронированные машины оказались в западне. Добраться до них транспорту с горючим и другими необходимыми материалами было невозможно: противник удерживал в своих руках главную магистраль. Нам предстояло разблокировать ее и позволить танковым частям вермахта вновь обрести дыхание. А потому мы неудержимо стремились вперед. В четыре часа утра мы пересекли старую советскую границу (до 17 сентября 1939 г. — Ред.). Позже этим же утром мы подверглись

первым вражеским воздушным налетам — каждый раз тридцати — сорока самолетов. Наши потери — двое убитых и несколько раненых. Ближе к закату у деревни Романовки мы вступили в ожесточенную схватку с упорно сопротивлявшимся противником и в конце концов вынудили его отступить. Лично я в этом бою не участвовал.

В тот же вечер мы остановились в крупном колхозе. Значительную часть принадлежавшего колхозу скота перестреляли отступавшие советские войска. И здесь я впервые имел возможность поговорить с человеком немецкой национальности, проживавшим за пределами германского рейха.

— Есть ли кто-нибудь из вас из Пфальца? — спросила молодая женщина, угощавшая нас молоком и медом.

К сожалению, среди нас не оказалось никого из тех мест. По словам женщины, ее предки переехали сюда из Рейнланд-Пфальца.

Мы поинтересовались у женщины условиями ее жизни.

— Условия жизни? — переспросила она устало. — До 1928 года мы вполне сводили концы с концами… А потом? Моего отца расстреляли: он был против колхозов… Быть может, ему больше следовало думать о семье. Но он постоянно повторял: мы заплатили за наш участок земли деньгами и собственным потом, и никто не имеет права отнимать его у нас. Его расстреляли, как саботажника и контрреволюционера. Обоих моих братьев осудили на десять лет, и мы с тех пор ничего о них не знаем… Правда, Георг, младшенький, написал однажды из Иркутска, но с тех пор — ни весточки. Мама с горя лишилась рассудка и повесилась. Моего мужа Ганса месяц назад мобилизовали на рытье окопов. Хотелось бы знать, увижу ли я его когда-нибудь снова… Что-то не верится… И вот я осталась одна с тремя детьми.

Трое маленьких ребятишек, две девочки и мальчик, робко держались за юбку матери. Мы в крайнем недоумении переглядывались. Нас сильнее всего поразил тот факт, что женщина говорила о своих бедах как о чем-то

обыденном, само собой разумеющимся, будто рассказывала обычные деревенские новости.

Потом заговорил старик украинец. Во время Первой мировой войны он попал в австрийский плен и немного говорил по-немецки.

— Вы не должны думать, что страдали только фольксдойче, — сказал он на ломаном немецком языке. — Я был осужден на пять лет тюремного заключения за то, что дважды опоздал на работу. У меня не было часов, и жил я далеко от колхоза. А моего брата расстреляли.

Тон его был таким же обыденным, почти безучастным.

— Но вы говорите об этом так, словно обсуждаете погоду или виды на урожай, — не удержался я. — Вы говорите об ужасных вещах, будто…

— А вы знаете, что это такое — жить постоянно рядом со смертью? — горько улыбнулся старик. — Ничто не бывает таким страшным, как кажется на первый взгляд.

Мы ничего не ответили. Беседа на этом закончилась. А следующим утром опять в дорогу, через обширные леса, плодородные поля, протяженные болота, все глубже и глубже в эти бескрайние просторы чужой страны. Разрушенные мосты заставляли нас искать объезды, но мы строго держались взятого курса. Наконец 11 июля мы достигли цели — широкой благоустроенной дороги. Передовые роты развернулись в боевые порядки вдоль нее, заняв позиции среди кустов и небольших возвышенностей. Впереди рассредоточились штурмовые орудия.

Около девяти часов на дорогу вышел немецкий унтер-офицер, без пилотки и ремня, но с «парабеллумом» в руке. Стерев кровь с лица, он сообщил следующее. Мотоциклетный батальон вермахта уже в течение трех дней находится в окружении в деревне Соколово, в двух километрах к северу от главной дороги. Унтер-офицера послали оттуда, чтобы он вызвал подмогу, и он всю ночь полз через места расположения советских войск. Под конец его все же заметили и обстреляли, но ему чудом удалось уцелеть и пробиться к своим.

Через несколько минут штурмовые орудия с десантом на броне уже катили в сторону Соколова.

Вскоре открыло огонь противотанковое орудие противника. Первым же выстрелом была подожжена головная самоходка, вспыхнувшая ярким пламенем. Второму штурмовому орудию повезло больше, и оно успело уничтожить противотанковую пушку. На въезде в деревню мы попали под интенсивный вражеский огонь. Пехота, спрыгнув с брони, тотчас же заняла позицию в придорожной канаве. Прижимаясь к земле, я смотрел в том направлении, откуда велась стрельба. Штурмовые орудия беспорядочно палили куда попало. Внезапно я увидел голову в чердачном окне дома напротив и встретился взглядом с русским солдатом, устанавливающим пулемет для стрельбы по цепи немецких солдат, лежавших в неглубокой выемке в тридцати метрах позади меня. Я поднял винтовку и прицелился. До дома было не более десяти метров.

Как только русский солдат поднял пулемет, я нажал на спусковой крючок и увидел кровь, заструившуюся из его лба. Я неподвижно лежал на месте, не в состоянии пошевелиться. Солдаты вокруг меня, поднявшись из укрытий, бросились через дорогу в дом напротив.

— Ты в порядке? — крикнул один из них, пробегая мимо и толкнув меня.

Я встал, дрожа всем телом и отирая со лба холодный пот, колени подгибались. Я только что убил человека, и впервые — так хладнокровно и преднамеренно.

Последующие несколько минут казались мне сном. Я видел себя бежавшим вместе с другими по деревенской улице; справа катилась самоходка, стреляя из орудия и пулеметов. Затем я смотрел в светившиеся радостью потные, чумазые лица, десятки рук, тянущихся ко мне. Стройный, элегантный офицер в безукоризненной форме, резко выделявшийся из своего окружения, рывком втащил меня в укрытие.

— Я убил человека, — с трудом проговорил я и тут же взял себя в руки.

Пожилой полковник, представительный мужчина лет пятидесяти, пристально взглянул на меня и, улыбнувшись, сказал:

— Продолжай в том же духе, сынок, тебе еще нужно долго жить.

Я остался рядом с ним. Он поднял винтовку и начал стрелять по темным фигурам, перебегавшим через прогалину напротив, я последовал его примеру и слышал, как он сказал:

— Вы, ребята, славно потрудились. Мы практически закончили. Я всегда буду помнить вашу дивизию и помощь, которую вы нам оказали.

Между тем командир штурмовых орудий, оценив обстановку, вызвал по рации подкрепление. Вскоре в Соколово прибыла целая рота самоходно-артиллерийских установок. Русские отошли, не дожидаясь нашей атаки.

— Вы уже завтракали? — внезапно спросил меня полковник. — Если нет, то будьте моим гостем.