Сергей Карпущенко - Месть Владигора

• Название: Месть Владигора
• Автор: Сергей Карпущенко
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-01133-0

Князь игов Грунлаф, заключив союз с вождями других борейских племен, идет походом на Синегорье. Черный маг Крас, стремясь к торжеству злого начала в людях, попеременно поддерживает то Грунлафа, то Владигора. Его главная цель — сделать их слепыми орудиями своей воли. На некоторое время это ему удается. Льется кровь, горят столицы обоих враждующих государств…

---

Раздался тихий, точно скрип подошв о сухие доски пола, смех Крота. На его полусгоревшем лице изобразилось некое подобие улыбки. Чародей, казалось, был доволен словами Грунлафа.

— Вот теперь я вижу перед собой настоящего витязя, воителя и любящего отца. Отомсти Владигору, Грунлаф, иначе тебе останется одно: обмазать грязью придорожной и коровьим калом свои седины и покинуть Пустень, в котором все станут смеяться над тобой и никто не признает тебя правителем! Я же пока уйду, но знай, что буду сопутствовать тебе во всех делах, покуда моя плоть вновь не сольется с плотью учителя Краса, всесильного и вечного. У стен Ладора это произойдет. Пока же… пока же я помещусь в тебе!

И Крот, приблизившись к Грунлафу, крепко обнял его. Грунлаф почувствовал смрадный запах, исходящий от полу трупа, хотел было освободиться от вызывающих тошноту объятий, но вскоре почувствовал, что не имеет сил оторвать от себя мерзкое создание.

И полутруп уже втиснулся, вошел в плоть Грунлафа, подобно ножу, когда он входит в мягкое, податливое тесто, и Хормут, с ужасом следивший за происходящим, видел, что Грунлаф как будто и не испытывает боли и даже рад этому соитию, словно принимает в себя что-то очень близкое ему. И когда Крот скрылся в теле Грунлафа, князь игов, словно помолодев, страстно заговорил, обращаясь теперь только к Хормуту:

— Кто говорил, что раньше я был жесток? Нет, я слишком мягко обходился со своими врагами. Да, они называли Грунлафа Борейца волком, зверем, но теперь они убедятся в том, что я во сто крат злее и коварнее! Прежде я щадил женщин, стариков, детей, а ныне все они падут от мечей моих воинов! Ни единого селения в Синегорье не останется, все они будут сожжены дотла! Как белка, прыгающая с ветки на ветку, побежит огонь от крыши к крыше! Давай готовиться к войне, мой верный Хормут! Такой злой, опустошительной войны еще не видел Поднебесный мир!

2. Луки, самострелы, мечи, пращи и копья

В тот же день обуреваемый местью Грунлаф разослал гонцов к соседям. Борейские племена гарудов, плусков, коробчаков жили неподалеку от владений игов, а поэтому двух дней пути было вполне достаточно, чтобы оповестить князей этих племен, что грозный Грунлаф, мстя за смерть своей единственной дочери, собрался в поход на Ладор с намерением завоевать все Синегорье, а самого Владигора жестоко наказать за то, что он стал причиной гибели Кудруны. Отказать Грунлафу никто из соседей не мог. Отказ мог обернуться страшной бедой и для их земель, до которых Грунлафу с дружиной куда ближе было доскакать, чем до Синегорья.

Скрепя сердца, недовольные, даже злые на Грунлафа вожди гарудов, плусков и коробчаков Гилун, Старко и Пересей стали собирать дружины и ополчения, чтобы привести их к Пустеню в срок, назначенный Грунлафом. Слыша плач жен и матерей, вопли детей, боявшихся, что более не увидят они своих родных, чистили дружинники и ратники доспехи, чинили рассохшиеся от долгого неупотребления дощатые, обтянутые толстой коровьей или воловьей кожей щиты, оттачивали клинки мечей, кинжалов, строгали стрелы, оперяли их, чтоб было в запасе не меньше полусотни, перековывали лошадей, причем заказывали кузнецам подковы с острыми шипами, ибо в зимнее время готовился поход.

Безлошадные ратники, те, кто имел лишь щит, стеганые шапку и кафтан, способные хоть как-то прикрыть в бою их тело от вражьего удара, вооружались большими копьями, в два человеческих роста длиной, с широким, плоским наконечником. С такими копьями ходили они и на медведей, а в сражениях упирали тупой конец копья в стопу и, выставив вперед отточенное железо, пропарывали грудь скачущего на них коня.

Эти ратники были также обязаны брать с собой пращу. Оружие это по видимости простое, но пользоваться им нужно с умом — вовремя отпускать один из концов пращи, раскрутив ее вначале поусердней над головой, иначе камень не только не попал бы в цель, но мог поранить или даже насмерть убить нерасторопного пращника. Такие воины к месту сбора должны были явиться с мешком камней, а дружинник, сотник или начальник над десятком ратников их вооружение осматривал с придирками немалыми: то щит оказывался не того размера или был непрочен, то кожа пращи рассохлась, а «ловушка», в которую вкладывался камень, ненадежно к ремням крепилась, то камни взяли легкие, не способные, даже если и угодят во врага, причинить ему вред.

Когда же у плусков, гарудов и коробчаков все приготовления подошли к концу, потянулись отряды союзников к Пустеню, где Грунлаф уже подготовил свою дружину и ополченье. Но не видно было пращников среди игов. У них этот род оружия считался несерьезным, пользовались им одни мальчишки, когда ходили на охоту бить тетеревов, куропаток или уток. Иным оружием решил бороться с Владигором Грунлаф. Спешно оружейники его ковали луковища для самострелов, другие делали приклады к ним, третьи мастерили рычаги спусковых устройств, четвертые плели тетивы, пятые работали над стрелами — каждый вид работы для быстроты изготовления самострелов был поручен особому умельцу. И еще не успели подойти к Пустеню основные отряды союзников, а уж у Грунлафа имелось пять сотен обученных самострельщиков и запас стрел для длительной осады гордого Ладора.

Но вот мало-помалу стеклись к Пустеню дружины и рати плусков, гарудов, коробчаков. Чтобы чинить порядок в подошедшем войске, Грунлаф отрядил военачальников особых. Они знали, кого временно расставить по ближним деревенькам, кого ввести в Пустень и там распределить по домишкам купцов, ремесленников, по жилищам всякого городского люда, чтобы и воинам и их коням давался корм, чтобы не тесно было и не холодно. Строго-настрого торговцам пустеньским запретил торговать медом, брагой, крепким пивом, предупреждая этой мерой гульбу и драки людей ретивых, готовых перед походом повеселиться вдоволь. Также приставам своим велел следить за благочинием на улицах Пустеня, чтобы город и жители его не пострадали: не пожгли бы деревянные постройки, готовя пищу, не потаскали бы чужую скотину из хлевов, не чинили бы насилие над женщинами и девками. Обидчиков приказал хватать сразу и, зачитав указ, на площади торговой бить для примеру кнутами, плетьми и батогами — по вине и наказание. Когда же к Пустеню пришли все, кого

Грунлаф поджидал, и каждый был пристроен к месту, собрал он в горнице своей князей борейских Гилуна, Старко и Пересея, оставив за пределами дворца младших воевод, потому что только с главными вождями толковать хотел о замыслах, к походу против Ладора подвигнувших его.

Когда за столом с чарами густого меда, браги, с большими братинами пива, с угощением немалым, щедрым расселись борейские князья, Грунлаф увидел на лицах союзников недовольство, раздражение, чуть ли не злобу. К угощению почти и не притронулись они, обидев этим властителя Пустеня. Бросали на хозяина косые взгляды, тихо меж собою перебрасывались фразами короткими. Наконец не выдержал Грунлаф. По длинной бороде рукой провел, с чарой, доверху медом налитой, поднялся, отвесил гостям поклон чинный. Заговорил:

— Благородные князья и воинские предводители, на самом деле пригласил вас я в Пустень не для пира. Пир богатый мы на чужой земле устроим, когда победу полную одержим над врагом. Похоронив злодея, как дохлую скотину, во дворце его и развеселим мы наши честные, жадные до боя сердца. Сейчас же — закуска только…

Чару поднес к губам, приглашая и других князей последовать его примеру, но лишь Пересей, князь коробчакский, поддержал Грунлафа. Гилун же и Старко еще сильнее омрачились, а гаруд Гилун ковш свой даже отодвинул, что не осталось незамеченным Грунлафом. Встал Гилун. Был он роста невеликого — Грунлафа едва ли не на голову ниже. Узким плечам его ширины не прибавляла мантия, стянутая на правом плече богатой золотой запоной, но во взоре виделось столько упорства, мужества и гордыни, что, казалось, тронь его сейчас хотя бы словом, брось в сторону его взгляд косой, и тут же удар меча будет ответом, какой бы статью богатырской ни обладал обидчик этот.

Сказал Гилун:

— Закуска, говоришь? Нет, что-то не больно похоже на закуску, Грунлаф, то, чем потчуешь ты нас сейчас. Видно, умаслить хочешь, да только, скажу я тебе, не по празднику яства — скудноваты.

Грунлаф вспыхнул:

— Повара мои в Борее лучшими всегда считались, а меды такие трудно во всем Поднебесном мире отыскать. Постой, дай переменю. Есть еще в запасе!

Гилун с насмешкой рукой махнул:

— Да уймись ты, Грунлаф, уймись! Будто невдогад тебе, о чем я толкую. Если б даже кучерской едой, потрохами с кислым пивом, накормил и напоил меня, и тогда бы я тебе ни слова не сказал, благодарен остался бы. О походе, который ты затеял, я речь веду и размышляю так: выгоды войны против Синегорья, с которым в мире мы уж третий год, не вижу!

— Как не видишь? — нахмурился Грунлаф. — Еще отец твой благородный Шипка и дед твой же Братила бились с синегорцами и именно потому считали счастливыми годы своих княжений. Синегорцы — наши заклятые враги, и если всего два года живем мы в мире, то это ни о чем не говорит: не о борейцах ли памятуя, измыслил Владигор новое оружие свое, самострел?! Хвала Перуну, что хитростью нам удалось тайну ту открыть и теперь всяк может делать самострелы да и стрелять из них!