Вера Камша - Герои на все времена

• Название: Герои на все времена
• Автор: Вера Камша
• Издательство: «Эксмо»
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-699-41799-5

Прошлое, далекое и совсем близкое. Настоящее. Будущее. Вымышленные миры и Константинополь, Лондон, Москва, Поволжье, Беларусь, Нью-Йорк… Магия и механика, мистика и наука, пастораль и антиутопия, притча и боевик — все смешалось в этой книге. На любой вкус и герои — генерал и домовой, дворник и князь, самолет и дракон, бог и кот, священники, оборотни, кентавры, артиллеристы, милиционеры, ученые — они такие разные, и все же есть, есть у них общее:

Это на них во веки веков прокладка дорог в жару и в мороз.

Это на них ход рычагов; это на них вращенье колес…

Это на них…

И нынешний сборник — дань чувству справедливости, попытка хоть как-то изменить баланс литературных весов в пользу тех, кто создает и хранит. Нелишних людей. Героев на все времена.

---

Лунный камень лежал на ладони. Маленькая частица тела богини. Оберег, отводящий беды, прошедшая сквозь века память предков.

Утро и люди. Рычащий собрался с силами и швырнул оберег прочь, в затянутый белесой пеленой лес.

Лучше земле, чем венаторам. Это было последней мыслью.

* * *

Пламя вздымается высоко, жадно лижет крытые корьем кровли. Дымная гарь затягивает поляну, черные клубы заслоняют бледное солнце. Не видны лица, только смутные тени, которые мечутся и кричат. Он тоже кричит, надрывая горло, что-то злое и страшное.

Как трудно дышать… Слезы катятся по лицу, нет, это капли смолы выступили на горящей сосенке. А жар подступает все ближе. Проклятый дым. Проклятые люди. Проклятое солнце.

Огонь исчезает. Странно, как такое может получиться: только что был огонь и весна, и сразу осень, ночь и пепел. Да, пепел повсюду, влажный после дождя, мягкий и неживой. Деревья тоже мертвые, стоят черными остовами, и лунный свет скользит по обгорелым стволам. Наверное, и филин, что уселся на ветку над головой, тоже не филин вовсе, а какая-то новая напасть.

Он стоит на краю пепелища. Стоит, забыв про оленя, за которым гнался. Про то, что перевалило за полночь и пора возвращаться в горы, с добычей или без. Про то, что пожарище — лихое место.

Он делает шаг вперед. Лапы тонут в золе. Хрустит подвернувшийся уголек. А вот и куча головешек — все, что осталось от кузницы. А дальше еще головни, и дальше, и дальше.

Его дом был посреди поляны, под двумя рябинами. И он идет, словно очарованный лесной нежитью, не замечая, как шевелятся кусты на другом краю пожарища, идет, пока сменивший направление ветер не швыряет в лицо тяжелую вонь псины и резкий рык.

— Парни, луньер!

— Робер, собак, собак спускай!

— Ату его, ату! Держи-и-и…

— Не стреляй, дурень, в Лохмача попадешь…

Огромная тень летит навстречу. Он отпрыгивает, уворачиваясь, волкодав проносится мимо, но уже набегают еще двое. Острая боль пронзает тело…

И пылающий костер подымается выше деревьев, чтобы поглотить его навсегда.

2

Огненное марево обволакивало тело, сжигало кожу и внутренности. Рычащий ловил спекшимися губами потоки ветра, но и ветер был горяч, он со свистом врывался в легкие, причиняя страшную боль. Рычащий пытался выкашлять огненный смерч, но лишь хрипел, задыхаясь.

Потом неведомая сила расцепила сведенные судорогой челюсти, зубы лязгнули о твердое. В рот полилась жидкость, теплая и горькая, и чей-то голос властно велел: «Глотай». Рычащий пытался противиться, но жидкость заливала горло, он невольно сделал глоток, второй, третий…

И настали забытье, прохлада и безмолвие.

Первым, что ощутил Рычащий, был аромат смолы. Густой, душистый, сильный настолько, что он на мгновение решил, будто лежит в сосновом бору. Однако проясняющийся слух уловил непривычные для леса звуки, а к смоле примешивался резкий, самый опасный для любого зверя запах — железа.

Рычащий разлепил веки и тут же зажмурился: свет резал глаза. Он лежал на чем-то мягком, укрытый по грудь теплым одеялом. Рана была стянута тугой повязкой и напоминала о себе ноющей болью. Куда он попал?

Рычащий осторожно посмотрел сквозь полуопущенные ресницы. Ослепившее его сияние на поверку оказалось неярким светом пасмурного дня, льющимся через открытые ставни в комнату. Рядом с его ложем топилась кирпичная печка, пламя внутри ровно гудело, обдавая Рычащего приятным теплом. Подальше, у окна, стоял деревянный стол с резными ножками и пара скамей. На ближней сидел, забравшись с ногами, белобрысый мальчишка лет двенадцати, насвистывал под нос и строгал ножом сосновую плашку. Весь пол вокруг был покрыт тонкими завитками стружки.

Рычащий шевельнулся. Мальчишка оторвался от своего занятия.

— Э, да ты проснулся! — Паренек бросил нож и плашку на скамью и подошел к лежанке. — Здорово, а то мы уж думали, ты никогда не оклемаешься. Такая горячка была, избави Творец! Но ничего, теперь точно на поправку пойдешь.

«Я же сменил обличье, — вспомнил Рычащий. — Мальчик думает, что я человек. Но где я? И кто такие «мы»?»

— Звать-то тебя как? — спросил мальчишка. Лицо у него было круглое, усеянное темными пятнышками — веснушками.

Рычащий напрягся, вызывая в памяти людские имена.

— Жа-а-к, — выдавил он. Голос звучал слабо, язык еле ворочался во рту.

— Жак?! — переспросил парень. Рычащий мотнул головой. — Слушай, Жак, а как ты в лес попал? Да еще и без одежи?

Где-то вне комнаты послышался странный звук, будто кто-то размеренно стучал молотком по доске. Заскрипела дверь.

— Отец Кристоф, идите сюда скорее! — звонко сказал мальчишка. — Он проснулся!

— Вот как, Реми? — откликнулся низкий голос. — Ну что ж, посмотрим.

Тупой стук о дерево раздался снова, и над Рычащим склонился человек. Взрослый, даже пожилой. Рычащий увидел худое лицо, крючковатый, как у ястреба, нос. Темные, глубоко запавшие глаза внимательно смотрели на распластанного на лежанке Рычащего, тот ощутил неясное беспокойство и отвел взгляд в сторону. И наконец сообразил, откуда доносился непонятный звук.

Незнакомец опирался на костыль. Длинные пальцы крепко сжимали отполированную перекладину, запястье несколько раз обвивала прочная нить с черными овальными бусинами то ли из дерева, то ли из кости. Что-то царапнуло память Рычащего, что-то означали и эта нить, и эти бусины, и темная, странного покроя одежда.

Незнакомец неловко присел на край постели, прислонив костыль к спинке кровати. Узкая ладонь легла на лоб Рычащего.

— Да, лихорадка прошла, — произнес человек. — Ты выздоровеешь, парень.

— Его кличут Жаком, — встрял мальчишка. — Он сам сказал.

— А вот говорить ему сейчас ни к чему, — ответил человек. — Принеси суп, Реми.

Мальчишка метнулся за печь.

— Ну, Жак, — проговорил человек. — Благодарение Творцу, ты очнулся. Пока молчи, береги силы. Когда окрепнешь достаточно, расскажешь, что за беда с тобой стряслась. И ничего не бойся. Я отец Кристоф, кюре прихода Ланже, а этот босоногий сорванец — Реми, мой воспитанник. Мы нашли тебя на опушке…

Дальнейшие слова доносились до Рычащего будто сквозь туман. Священник! Ты мог попасться венаторам, Рычащий. Мог укрыться в чащобе и добраться до дома. Мог просто сдохнуть от потери крови и холода. Но нет! Тебя угораздило оказаться раненым в доме у священника!

Наверно, смятение Рычащего не укрылось от отца Кристофа. Он еще раз повторил:

— Ты здесь в полной безопасности. Слышишь меня?

Рычащий сделал знак, что понял. Реми возник у лежанки с глиняной миской, от которой плыл неприятный аромат. Человек зачерпнул варево ложкой и поднес к губам Рычащего. Тот осторожно проглотил.

О Луна, что же это за гадость! Жидкий отвар из мяса какой-то дурно воняющей птицы да еще с разваренной крупой! Будь Рычащий здоровым и свободным, он бы это в рот не взял!

Но раненый Жак только скривился и внезапно с удивлением понял, что желудок требует добавки, пусть даже и этой пакости.

— Еще? — спросил кюре. И Рычащий торопливо кивнул.

Он глотал проклятую похлебку и повторял про себя: в безопасности, в безопасности… В безопасности…

Когда-то, задолго до появления на свет родителей Рычащего, клан луньеров Жельвэ считался самым сильным и зажиточным в Предгорном краю. По всей округе они славились как лучшие охотники и следопыты, не боявшиеся ни дикого тура, ни медведя, ни лесной нежити, таящейся по трясинам.

В большое селение, стоявшее на высоком берегу реки Стэр, приходили не только луньеры других кланов, но наведывались и люди. Обменивали зерно и овечью шерсть на целебные травы и мягкие меха, нанимали проводников через перевалы. Конечно, ночевать в селении они не оставались, но уж днем бродили без опаски. Пожалуй, дивились только, что местные почти не возделывают землю (так, полоски ячменя вдоль берега), не заводят никакой живности — не считать же за домашнюю скотину белок! — и не молятся, как заведено, богу Света и радости Фро, а почитают Белую богиню.

Так рассказывал маленькому Рычащему отец, вождь клана Жельвэ. А щенок-луньер и верил — как же, отец говорит! — и не верил. Уж больно трудно представить, что жили те, давние, луньеры не в деревушке, затерянной в чащобе, а на просторе и свободно могли бродить, где вздумается.

— И не боялся никто? — выспрашивал Рычащий. — И не грозился?

— И не боялся, — задумчиво отвечал отец. — И не угрожал. И даже не косился.

— Ну уж, — с сомнением говорил Рычащий.

В то лето отец впервые взял его с собой в людской город. Рычащий с достоинством топал за вождем и двумя воинами по мощеной улице, с любопытством глазея на высокие — не то что луньерские землянки — дома, когда из-за плетеной ограды на него выскалился здоровущий пес. Он просто-таки захлебывался лаем, а выскочивший на крыльцо хозяин, вместо того чтобы унять животину, начал вопить про зверье, которое шляется по улицам. Отец молча подошел и увел Рычащего. А когда тот поинтересовался, что значат слова, которые им кричали в спину, отец ничего не объяснил, сказал только: они некрасивые, и не нужно такое повторять.