Татьяна Устинова - Мой генерал

• Название: Мой генерал
• Автор: Татьяна Устинова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01817-4

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключениях, может детективном, худой конец романтическом. И все получает в первый же день в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена — это убийство. Она заметила одну странную деталь… но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он — профессионал…

---

— Давайте попробуем поговорить по-другому.

Федор опять на нее посмотрел. Вместо просторных полотняных брюк узкие голубые джинсы и узкая же черная майка без надписей и морд на животе и спине. Волосы рыжие — спереди почти до глаз, сзади спускаются до шеи, — подвернутые концами внутрь. Движения стремительные, глаза злые.

Не женщина, а мечта. Не зря он тогда ее приметил, на лавочке, в дикой шляпе и платье а-ля «рюсс пейзан». Она ему пригодится.

— Вам с сахаром? Молока нет.

— С сахаром, спасибо.

«Предлагать или не предлагать бутерброды с сухой колбасой? — пронеслось у Марины в голове. — Никаких следов колбасы вроде бы нет, значит, он и не догадывается о ней, значит, можно и не предлагать. Или не предлагать… неприлично? А предложить жалко!»

Да, конфеты же есть! Конфеты Марина любила значительно меньше, чем бутерброды с колбасой.

— Хотите конфет? — вскричала она так весело, что гость посмотрел на нее с некоторым подозрением, как будто конфеты могли быть отравлены. — У меня есть шоколадные, карамельки и еще леденцы «Взлетные»!

— Леденцы «Взлетные», — принял решение Федор Тучков.

Он кинул леденец за щеку — щека оттопырилась, — захлебнул кофе и откинулся на спинку кресла, вытянув ноги.

Надо же, какой противный, вновь раздражаясь, подумала Марина. Убила бы.

А вот небось перманентным кудряшкам или костлявой лошадиной морде очень нравится. Если, конечно, супруги не практикуют маленький семейный домашний ад, от которого супруг теперь «отдыхает» в Маринином обществе.

Отвратительное слово — супруг.

— И все-таки, что вам от меня надо?! — спросила она таким тоном, словно неожиданно села на морского ежа, невесть как очутившегося в кресле. — Зачем вы пришли?

— Я принес вам пластырь.

— Не нужен мне пластырь!

— Я считаю, что колено все-таки лучше заклеить. Знаете, это такое коварное место, особенно подверженное травмам.

Тут он понял, что переборщил, и осторожно хихикнул, но она ничего не заметила — продолжала самозабвенно и от души на него злиться.

Ну, пусть позлится. В принципе он ничего не имеет против. Когда она злится, глаза у нее делаются совсем зелеными, он уже это заметил.

— А кем вы работаете? — благодушно спросил он и с шумом отхлебнул еще кофе. Шумно хлебал он не без умысла.

— Никем. Преподавателем в институте.

— Преподавателем… чего?

Почему-то он был уверен, что английского, или немецкого, или французского — кажется, никаких других языков, кроме вышеупомянутых, попавших как кур в ощип в систему отечественного высшего Образования, в институтах не учат.

— Я читаю матан.

Федор Тучков вытаращил глаза:

— Что вы… делаете?!

Марина посмотрела на него с презрительным высокомерием.

— Я читаю лекции по математическому анализу, — медленно, как будто по складам, произнесла она, — есть такой раздел математики, не слышали?

— То есть вы математик?

— Ну, в общем, да.

— То есть вы во всем этом разбираетесь?!

— В чем именно?

— В функциях, пределах, факториалах, А штрих, Б штрих, первая производная, вторая производная, икс стремится к бесконечности, значит, игрек стремится к нулю?..

Марина засмеялась. В голосе Федора Тучкова был ужас.

Может, теперь он наконец-то перестанет за ней таскаться? Говорят, мужчины не любят образованных женщин и вообще их боятся.

— Я довольно хорошо разбираюсь в математике, по крайней мере на своем уровне. На Чебышева не тяну, конечно, но…

— А кто такой Чебышев?

— Ученый, — буркнула Марина.

— Я не знал.

— Вам простительно.

— Почему? — вдруг спросил Федор Тучков. — Потому что я идиот?

Он был настолько недалек от истины, что Марина смутилась.

— Нет, просто… Ваша профессия никак не связана с фундаментальной наукой, правильно я понимаю? Так что вы вполне можете не знать…

— И вы читаете лекции студентам? — живо перебил он.

— Ну да.

— А они вас слушают?

Марина развеселилась:

— По-разному. Бывает, слушают, а бывает, нет. Все зависит от времени года, от их настроения, от моего настроения, от темы, от того, какая лекция по счету. Много от чего.

— А вы… профессор?

Тут она засмеялась. Искреннее изумление Федора Тучкова почему-то ей льстило.

— Я профессор, — подтвердила Марина, — я профессор и доктор наук.

Профессором и доктором наук она была всего месяц, но Федору Тучкову вполне можно было об этом не сообщать. Нынешний отпуск как раз и был наградой себе самой за несколько лет каторжной работы, завершившихся зашитой докторской и получением профессорского звания.

Тут Федор Тучков сделал следующее: встал, поклонился и сказал:

— Позвольте выразить вам мое глубочайшее уважение.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Марина посмотрела, не смеется ли он. Вроде бы не смеялся.

— Хотите еще кофе?

— Хочу.

— Надо подогреть.

— Позвольте, я сам! — вызвался Федор, очевидно, воздавая дань «профессору», и опять вскочил и ринулся к чайнику.

Нет, все-таки, наверное, он за ней таскается. Значит, Федор Тучков и есть мое отпускное «романтическое приключение», решила она со вздохом. То, настоящее, вряд ли состоится, зато при ней до конца отпуска останется Федор, если только его не сманит кто-нибудь помоложе и посвежее и… «не доктор наук».

Марина искоса на него посмотрела. Он хлопотал у чайника — зачем он там хлопотал, что делал? Чайник грелся сам по себе, при помощи электрической энергии, и никакого участия человека в этом процессе не требовалось, но Федор все же как-то участвовал.

И это мой удел? Расписные спортивные штаны, светлые волосы, через которые просвечивает наивная розовая поросячья макушка, сладкие речи, привычка шумно прихлебывать из чашки и катать за щекой леденец?!

Что сказала бы мама? А бабушка?

— А вы? — спросила Марина со вздохом. — Вы ведь какой-то… чиновник?

— Чиновник, — признался Федор Тучков, — в министерстве.

— В каком?

Тут он почему-то запнулся на минуту, как будто не сразу вспомнил название министерства.

— А… в МИДе.

— Часто бываете за границей?

— Знаете, — вдруг сказал он, — это такая же распространенная ошибка, как думать, что все, кто работает на телевидении, непременно выходят в эфир. В эфир выходят два десятка человек, а работает на ТВ несколько тысяч.

— То есть вы за границей не бываете?

— Нет, я бываю, но… Вам добавить кофе?

— Да, спасибо. А почему вы отдыхаете здесь, а не… за границей?

Он не мог сказать ей правду — ей не нужна была никакая правда, — поэтому он соврал первое, что пришло ему в голову, — что-то про климат, природу, сказочной красоты виды и вообще русский дух.

Она смотрела с сомнением — наверное, и в самом деле доктор наук, на мякине не проведешь!

— А ваша жена? Осталась в Москве? Или все-таки уехала за границу?

Ах, вот в чем дело! В жене! Ну, с этим все просто.

— У меня жены нет, — признался Федор Тучков, подпустив в голос грусти, — у меня была жена… в молодости. Собственно, там она и осталась.

— Как это? — удивилась Марина, позабыв про хорошее воспитание.

— Очень обыкновенно. Мы развелись через три года после свадьбы. Она вышла замуж за моего институтского друга.

— А-а, то есть она — мерзкая и подлая притом?

— Боже сохрани! — перепугался Федор. — Прекрасная женщина! Превосходная! Мать троих детей, если мне не изменяет память.

В этой последней фразочке опять почудилась Марине какая-то странность, игра, фарс, комедия, которую он сам перед собой ломал и радовался, что ломает так хорошо.

Почему? Зачем?

— А трое детей? Ваши?

— Нет, — обиделся Федор Тучков, — ее мужа скорее всего. То есть я, конечно, специально не выяснял… А почему вас все это интересует?

— Да меня это вовсе не интересует! — с несколько запоздавшей досадой воскликнула Марина, и в это время из телевизора громко закричали:

— Ложись!!!

Федор с Мариной вздрогнули и уставились на экран, а ложиться не стали.

Эпопея Матвея Евгешкина была в разгаре. Злые люди активно наступали, а добрые, порыдав немного для порядка, решили защищаться. Защищались они с помощью… танка. Марина проглядела, откуда именно взялся этот танк, — очевидно, режиссерская находка. Теперь добрые ехали в танке. Злые в панике бежали. Танк стрелял. Белый дым стлался по полям. Крупный план — женские глаза, в них ужас. Крупный план — глаза Матвея, в них слезы. То и дело повторялись фразы типа «сволочи проклятые» — в адрес плохих, и «врешь, не возьмешь» — в свой собственный адрес.

Плохие вызвали подмогу. Атака захлебнулась.

Конец второй серии.

Закрутились рекламные цветочки и звездочки, и Федор Тучков сказал задумчиво:

— Экая дичь.

— Это точно, — от души согласилась Марина. Почему-то ей было стыдно на него посмотреть, как будто не Матвей Евгешкин снял шедеврик, а она сама и теперь не знает, куда деваться.