Леонид Платов - Искатель. 1972. Выпуск №6

• Название: Искатель. 1972. Выпуск №6
• Автор: Леонид Платов
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1972

На 1-й и 4-й стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА.

На 2-й стр. обложки — рисунок А. БАБАНОВСКОГО к повести Л. ПЛАТОВА «Бухта Потаенная».

На 3-й стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА к рассказу М. ЛЕЙНСТЕРА «Одинокая планета».

---

Не забывайте, что строить свой дом они могли только в свободное от службы время. А много ли оставалось у них этого свободного времени? Что ни происходило бы вокруг, хоть пожар, хоть землетрясение, круглосуточную вахту нельзя прерывать ни на миг. А кроме того, нужно еще патрулировать вдоль побережья, ловить рыбу, бить зверя, главным образом, нерпу, заготавливать топливо, ежедневно расчищать снег, выпекать хлеб, варить пищу. И на все про все — только шесть человек! Вот и ловчи, вертись, комбинируй!

Шишки по обыкновению больше всего валились на моториста, но Галушка не жаловался, только покряхтывал. Доставалось и сигнальщикам.

Тимохина и Гальченко мичман Конопицин берег — точнее, руки их берег. Опасался, как бы не повредили на стройке. А ведь пост без рук радиста может погибнуть. Представляете? Поворочайте-ка на морозе двенадцатиметровые бревна, а потом заступайте на вахту у рации! Гальченко рассказывал, что иной раз он чуть не плакал от досады — ну, не гнутся руки-крюки, так одеревенели от холода!

И все-таки он с охотой принимал участие в строительстве, которое было увлекательно, как всякое строительство.

Сначала связисты воздвигли баню. Они без промедления и с огромным удовольствием перебрались в нее из палатки. Туда же перенесли и рацию. И жили как в купе бесплацкартного вагона. Нары установили в два ряда. Получилось «купе». А передвигались по «купе» «пассажиры» преимущественно бочком. Но у тесноты этой были преимущества. Не нужно было вставать с места, чтобы достать со стены или с нар нужный тебе предмет. А главное — дольше сохранялось драгоценное тепло.

Баня, понятно, была только временным жильем, переходным этапом к дому.

Еще засветло, то есть до ноябрьских праздников, связисты заложили его основу. В одном из разлогов расчистили площадку, потом прикатили туда большие валуны из тундры и положили на них бревна первого венца. Фундамент Конопицин клал по старинке, без раствора.

«Как же мы будем работать, когда наступит полярная ночь? — удивлялся Гальченко. — Этак тюкнешь топориком и вместо бревна, чего доброго, по ноге угодишь! И нет ноги!»

Беспокойное Карское море угомонили к тому времени льды. Слабо всхолмленной пустыней распростерлись они от берега до горизонта.

— Теперь мы за льдами как за каменной стеной до лета, — сказал Конопицин.

Он, понимаете ли, имел в виду не только штормы, которые не угрожали больше связистам. Ныне не угрожали и немцы — разве что с воздуха. Движение караванов по морю полностью прекратилось. Льды загородили Потаенную и как бы отодвинули ее на зиму в тыл.

3

Еще летом, до начала строительства, связисты успели завязать дружбу с ненцами из соседнего стойбища.

Ненцы прониклись большим уважением к мичману Конопицину, распознав в нем справедливого и рачительного хозяина. Он по-добрососедски помог им — консервами, мукой. В ответ ненцы подарили связистам самый ценный по тем местам подарок — две упряжки ездовых собак, восемь крепеньких, черных и пегих работяг с вопросительно настороженными ушками.

Допускаю, что были среди них и потомки — в очень отдаленном поколении — тех псов, которые когда-то столь неприветливо встретили нас вместо тогдашнего хозяина Потаенной…

Появление на посту ездовых собак было очень важно потому, что связисты смогли возобновить и уже не прерывать до лета патрульные поездки вдоль побережья на санях.

Гальченко упросил Конопицина отдать ему одну из упряжек.

Вожаком в упряжке Гальченко был замечательный пес, трудяга и оптимист! Гальченко назвал его Заливашкой, потому что у него был удивительно жизнерадостный лай, на самых высоких нотах, просто собачья колоратура, иначе не скажешь. Он не лаял, а пел — самозабвенно, с восторгом! И уж зальется — никак его не остановишь!

А когда в порядке поощрения новый хозяин гладил его голову или почесывал за ушами, тот ворковал, как выразился Гальченко, словно тысяча голубей!

Зато уж никому другому не позволялись такие фамильярности. Короче, Заливашка был любимцем шестого связиста Потаенной.

И ведь он спас ему жизнь, этот Заливашка! Не будь его, нырнул бы Гальченко с разгона прямиком на дно Карского моря со всей своей упряжкой и санями.

Во время патрульных поездок связисты иногда спускались на морской лед. Делали это они для того, чтобы сократить путь, срезая выступающие в море мысы. Но тут уж полагалось держать ухо востро. На пути путешественников попадались опасные съемы. Не слышали о них? Это полынья или тонкий лед, который затягивает воду в полынье. Собаки сломя голову рвутся к таким съемам. Оттуда пахнет морской водой, а запах этот, видимо, ассоциируется у собак с нерпой и рыбой.

Упряжка Гальченко шла головной. По сравнительно гладкому льду собаки тянут гораздо быстрее, чем по береговым сугробам. Наслаждаясь этой восхитительной скоростью движения, он как-то зазевался или замечтался. И вдруг — рывок, сани резко замедлили ход!

Гальченко увидел, что Заливашка прилег вплотную ко льду и тормозит изо всех сил лапами и брюхом. При этом он еще и грозно рычал на других собак, которые продолжали тянуть вперед.

Вся упряжка круто развернулась влево, ремни перепутались, и собаки остановились, тяжело дыша.

Всего в нескольких метрах впереди темнел съем!

За время длительной поездки глаза привыкают к мраку, приучаются различать отдельные белые пятна на фоне льда или снега. Да, это был съем!

— Зря я пустил тебя вперед, — сказал Тюрин, подъезжая на своих санях. — Каюр ты пока еще плохой.

Гальченко объяснил ему про Заливашку. Тюрин внимательно осмотрел собаку, ощупал лапы ее и туловище. При столь резком рывке пес мог вывихнуть себе плечо. По счастью, обошлось без вывиха. Только подушечки лап были окровавлены, а один коготь сорван — с таким старанием тормозил Заливашка перед съемом, спасая своего хозяина.

Как же было Гальченко не любить своего Заливашку?..

Но кончилась история пса печально.

Расскажу об этом, хотя придется нарушить последовательность моего повествования.

Случай этот, кстати, довольно полно характеризует отношение к Гальченко его товарищей в Потаенной. Старшина Тимохин считал почему-то, что Гальченко балуют на посту. «У пяти нянек», — многозначительно бурчал он себе под нос. Вот уж нет! Воспитание было чисто спартанским, и вы сейчас убедитесь в этом.

Третьего декабря — Гальченко запомнил эту дату — впервые в жизни ему пришлось применить оружие — по приказанию начальства.

Внезапно характер его любимца испортился. При раздаче мороженой рыбы Заливашка стал огрызаться на собак, а те пугливо шарахались от него, хотя в таких случаях обычно не давали спуска друг другу. Изменился и вид пса. Глаза его покраснели, пегая пушистая шерсть на спине вздыбилась. То и дело он широко разевал пасть и клацал зубами, будто зевал. Гальченко ничего не мог понять.

Тюрин, который пилил у бани дрова, посоветовал привязать собаку к колышку и поскорее разыскать начальника поста. Гальченко так и сделал.

Несколько минут простояли они с Конопициным перед собакой, которая металась на привязи.

— Заливашечка, бедный мой Заливашечка, — бормотал Гальченко, дрожа от страшного предчувствия. — Что это с тобой, скажи мне, что?

Хозяина пес не узнавал. Когда Гальченко окликнул его, пушистый хвост приветственно качнулся. Но вслед за тем верхняя губа приподнялась. Заливашка оскалился и жалобно-тоскливо клацнул зубами.

— Отойди! — сказал Конопицин. — Плохо дело его. Жаль, добрый пес был. Тягучий.

— А что с ним, товарищ мичман?

— Взбесился, разве не видишь?

— Почему?

— Наверно, песец бешеный его покусал. В тундре это бывает.

— Что же теперь делать?

— Пристрелить надо Заливашку, пока других собак не перекусал.

Сердце у Гальченко упало.

— Как пристрелить? — забормотал он. — Заливашку — пристрелить?!

Будто поняв, о чем идет речь, Заливашка безнадежно-тоскливо завыл.

— Чтобы я сам его пристрелил? Я же не смогу, товарищ мичман.

— Сможешь! Что это значит: не сможешь? Твоя собака, из твоей упряжки, ты, значит, и должен ее пристрелить. Тюрин, принеси-ка Валентину его винтовку!

Тюрин сбегал за винтовкой, потом они с Конопициным ушли в баню, которая служила тогда еще жильем. А Гальченко, держа винтовку в руках, остался стоять возле Заливашки.

Ну что дальше рассказывать? Делать было нечего, он выполнил приказ командира. От выстрела его остальные собаки шарахнулись в сторону и завыли…

Плакал ли он? Говорит, что нет, удержался как-то. По его словам, с моря дул очень сильный ветер, а слезы на ветру сразу обледеневают и веки слипаются, не видно ничего.

Вошел он в баню, молча повесил винтовку на бревенчатую стену. Никаких расспросов, никаких соболезнований! Конопицин играл в домино с Галушкой и Тюриным. Гальченко быстро разделся, разулся, вскарабкался на вторую полку и отвернулся к стене. Внизу как ни в чем не бывало продолжали деловито хлопать костяшками.