Элизабет Питерс - Ночной поезд в Мемфис

• Название: Ночной поезд в Мемфис
• Автор: Элизабет Питерс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-02785-7

Все, кто любит произведения Иоанны Хмелевской, просто обязаны полюбить Элизабет Питерс, одну из `королев` иронического детектива. Элизабет Питерс — это лихо закрученная детективная интрига и брызжущий, искрометный юмор, загадочные преступления и тонкая ирония, экзотические страны и головокружительные приключения, захватывающие сюжеты и обаятельные герои. Элизабет Питерс — это книги, от которых невозможно оторваться!

---

Растянувшись в соседнем кресле, Шмидт надвинул на глаза шляпу и задремал. Руки его были сложены на пухлом животике, усы шевелились при каждом выдохе.

И вот пока я смотрела на него, заботливого, любящего, безобидного словно ребенок, меня как будто обдало холодным душем, голова прояснилась и мысли сосредоточились. Я должна вытащить Шмидта отсюда. И себя тоже. Я была дурой, согласившись на такой опасный план — даже если в тот момент и не отдавала себе отчета в том, насколько он опасен, — и еще большей дурой, когда не вышла из игры, опознав Джона. Я выполнила работу, которую обещала выполнить, а мои таинственные наниматели свою часть уговора нарушили: они позволили Шмидту уйти. К черту Каирский музей! Я не поставлю ни единого дюйма лысого скальпа Шмидта против всего содержимого этого музея. И к черту конспирацию! Я не обязана ковылять тут, как подбитая утка, дожидаясь, когда кто-нибудь соизволит войти со мной в контакт или пока кто-нибудь другой не утопит меня в собственной ванне и не выбросит за борт. Как только мы прибудем в Луксор, позвоню Карлу Федеру и заявлю, что слагаю с себя все обязательства. Сделаю это "в ту же минуту, когда появится возможность связаться с ним по автомату: я больше никому не доверяю, в том числе и телефонисткам.

Удивительно, насколько лучше я почувствовала себя после того, как приняла такое решение. Даже смогла любоваться видом. Вдоль берега с обеих сторон тянулись скалы верхнеегипетской пустыни; даже в ярких солнечных лучах они выглядели эфемерной желто-розовой грядой. В некоторых местах они отвесно поднимались прямо из воды, в других — отступали далеко от берега, оставляя узкую полоску возделанной земли. Зеленые поля и пальмовые деревья обрамляли небольшие скопления глинобитных домиков. Птицы взлетали и с высоты устремлялись вниз, а заросли голубых водяных гиацинтов скользили мимо словно плавающие цветочные островки.

Я помахала ребятишкам, собравшимся на берегу и приветственно размахивавшим руками, но голова моя продолжала напряженно работать. Труднее всего будет уговорить Шмидта сократить путешествие. Мне приходили в голову даже безумные идеи: послать ему телеграмму о пожаре в музее или о болезни кого-нибудь из родственников. Нет, не годится. Он позвонит в Мюнхен и все узнает. К тому же было бы жестоко с моей стороны так пугать его.

Нам предстояло провести в Луксоре четыре дня. Нечего было и думать о том, чтобы увезти Шмидта оттуда прежде, чем он осмотрит достопримечательности. Мне и самой очень хотелось их увидеть. Может быть, с надеждой подумала я, на пристани в Луксоре нас будут встречать полицейские, которые тут же арестуют негодяев? Может быть, Джон откажется от своей затеи? Может быть. Шмидт заболеет? Многие туристы болеют. Может быть, я заболею? А может быть, мне притвориться больной и настоять, чтобы Шмидт отвез меня домой, в Мюнхен?..

Может быть, может быть... Может быть, мумия Тутанхамона встанет из гробницы и поразит негодяев сверхъестественным заклинанием!

— О черт! — вырвалось у меня. Шмидт зашевелился:

— Was hast du gesagt?[43]

— Ничего.

А что, если изобразить нервный срыв? Мне это ничего не стоит.

Шмидт сдвинул шляпу на затылок и сел.

— Пора перекусить, — объявил он.

Совершенно точно. Стюарды выставляли чайные столы. Спящий или бодрствующий, Шмидт всегда безошибочно определяет время приема пищи. Если когда-нибудь он впадет в кому, думаю, я смогу вывести его из нее, помахав перед носом босса пончиком.

Пассажиры потянулись на полдник. Я жадно накладывала себе на тарелку всякие печенья, когда ко мне подошел Пэрри. Он выглядел осунувшимся и, когда я посоветовала ему взять шоколадные вафли, скорчил гримасу и сказал, что ограничится, пожалуй, чаем.

— Я заметила, что вы сегодня не сходили на берег, — сказала я. — Вы здоровы?

На самом деле я ничего не заметила — Пэрри не из тех, чье отсутствие бросается в глаза, но подумала, что будет вежливо произнести нечто в этом роде. Он явно колебался. Видимо, разрывался между желанием получить сочувствие и нежеланием признать, что может быть подвержен распространенному недомоганию, как простой смертный.

— Ерунда, что-то с желудком, — вымолвил он наконец.

— Это со многими здесь случается.

— Но со мной этого никогда прежде не бывало, — обиженно сказал Пэрри, — а я ел в таких местах, куда туристам захаживать не рекомендуют. Должно быть, на кухне кто-то допустил небрежность.

Существуют люди, в которых болезни, коими они обычно не страдают, проявляют худшие черты. Я слизнула шоколад с нижней губы и откусила еще один солидный кусок:

— Говорят, рано или поздно это случается со всеми, — сердечно произнесла я. — Уже несколько человек через это прошли: Анна, Гамбургеры и...

— Кто? А! — вежливо рассмеялся шутке Пэрри. — Но у них обычное туристское недомогание. У меня другое дело. Я не то чтобы... э-э-э... болен, просто легкая слабость. Температура нормальная, но пульс...

— О чем вы сегодня читаете лекцию? — Я ведь только хотела ему посочувствовать, но вовсе не собиралась выслушивать перечень неприятных симптомов.

— О Долине царей. Завтра утром нам предстоит туда экскурсия. Но Элис любезно предложила меня заменить. Очень важно, чтобы я принял меры и был в полном порядке. Завтра вечером я должен быть на приеме. Лэрри пригласил меня особо.

Пригласили всех. Только не свойственный мне обычно прилив доброты помешал сказать это вслух. Бедняга, ну не может он не занудствовать. Мне отчаянно хотелось избавиться от Пэрри, но я не могла придумать, как это сделать, не обидев его. Пока мы беседовали, я все время озиралась вокруг. Шмидт отсек Лэрри от остальной отары, за столом вместе с ними сидела еще Элис. Похоже, они приятно проводили время, оживленно беседуя и смеясь. Джон и Мэри, касаясь друг друга плечами, стояли у перил. Неподалеку от них, но явно отдельно, стояли Брайт и...

О! Только Брайт! Я вдруг поняла, что ни разу еще не видела одного без другого. Где же Свит? Не удастся ли вовлечь Брайта в разговор в отсутствие его переводчика?

Пэрри продолжал болтать о всяких скучных предметах, в каждом из которых он, разумеется, был непревзойденным знатоком.

— Я, конечно, мог бы поступить на службу, как вы понимаете, но администратором может быть каждый, а вот полевая археология и лекторская деятельность требуют специального...

— Конечно, — согласилась я. При этом в голове у меня мелькнуло: «С чем это я, интересно, только что согласилась?» — Не лучше ли вам отдохнуть? Вы должны беречь себя.

Как только он ушел, я кратчайшим путем направилась к Брайту. Здесь хитрости ни к чему, я задала ему вопрос, который задал бы каждый:

— А где же ваш приятель? Не заболел, надеюсь? Брайт поразмышлял немного над вопросом и через некоторое время мрачно кивнул головой: «Заболел».

— Ах, как жаль! Доктора вызывали?

Брайт кивнул и улыбнулся.

— Могу я чем-нибудь помочь?

Брайт покачал головой и пожал плечами.

— А с вами все в порядке?

Брайт кивнул и улыбнулся.

Я поняла, что если буду продолжать задавать вопросы, процесс пойдет по кругу: кивок — улыбка, затем качание головой и пожимание плечами, снова кивок — улыбка и снова... По крайней мере теперь ясно, что Брайт не немой, он подал голос. Правда, сказал всего одно слово тихим, неуверенным голосом, как человек, страдающий тяжелым дефектом речи — шепелявостью или заиканием, из-за чего вынужден тщательно выбирать слова.

Или как человек, пытающийся скрыть, что не умеет говорить на языке, который, как предполагается, является его родным языком.

Тем не менее придется рискнуть еще раз, не может же он уйти, не сказав ни слова. Его «извините меня» сопровождалось очередным кивком и очередной улыбкой. Я наблюдала, как он пересекал палубу, кивая и улыбаясь направо и налево, пока не исчез в дверях.

Скорее всего ему надоело сидеть у постели больного друга и он вышел глотнуть свежего воздуха и сменить обстановку. Весьма беспечно с его стороны так рисковать. Два последних слова он выговорил с тщательностью, не свойственной носителю языка, из чего я заключила, что на самом деле он не был фабрикантом из Милуоки. А я всегда считала, что профессиональный агент должен быть достаточно умен, чтобы придумать себе более правдоподобную легенду.

Да, я определенно должна поговорить с кем-нибудь, кто знает, что здесь происходит, сказала я себе. И конечно же, ни с кем не поговорила.

Когда я нашла Шмидта, он опять забавлял публику. Джон что-то записывал с его слов.

— Де-ре-венский, — повторял он, делая пометки в блокноте.

— Das ist recht[44]. Это означает...

— Я немного знаком с предметом. А на западе страны это называется...

— Совершенно верно, ковбойский. Пессимистичные, знаете ли, они люди. — И Шмидт проиллюстрировал свое умозаключение: «Не хороните меня в безлюдных прериях, где воют койоты (это разновидность шакалов с очень громкими голосами, пояснил Шмидт)...»