Георгий Гуревич - Первый день творения

• Название: Первый день творения
• Автор: Георгий Гуревич
• Жанр: Научная Фантастика

---

Керим, обиженный, тут же ушел. Придумал себе дело: проверить автоматическую сигнализацию в складе горючего. И Далин поднялся вслед за ним:

- Пойду, пройдусь. Мир, проводи меня.

Но в шлюзе, где находились скафандры, он передумал, отослал молодого радиста:

- Ты извини меня. Мир, мне подумать надо. Не сердись. В другой раз пройдемся.

Мир скинул скафандр, через открытую дверь скользнул прямо в радиобудку. Девушки даже не заметили его. Они сидели в своих кабинах спиной к двери, не оборачиваясь, переговаривались о своих делах. Шли секунды и минуты. Сонно гудели радиоаппараты. Где-то на невообразимо далекой Земле писался ответ Далину: решалась судьба проекта.

Мир в грустной задумчивости сочинял стихи;

Считается: кнопку нажать - забава...

Я сижу с тобой у стола, я знаю твои дела.

Я шагаю рядом в строю, вместе с тобой пою.

А есть у тебя мечта?

Мысли бы прочитать.

- А замечательно придумал "ум"! - сказала Юна неожиданно. - Планета Песни, планета Драмы, планета Танца. На планете Танца я бы хотела жить. Там весело будет: утром вместо зарядки пляска, перед работой - пляска, перед обедом хоровод. И красиво: все праздничное - цветы, цветы, цветы... Кто придет в некрасивом платье, высылают с планеты прочь за безвкусицу. Как хорошо! Все создается заново. Будто ребенка растишь: вот он крохотный несмышленыш, и ты учишь его, словно из глины лепишь человечка. А тут целая планета праздничная, нарядная, развеселая. Ты какую выберешь, Герта?

Герта тяжко вздохнула:

- Я бы хотела жить на Земле, в Швеции, где-нибудь на берегу. У нас тихо так, мирно: серое море, чайки над морем, чистенькие домики, красная черепица. Ты не осуждай меня, но я боюсь космоса. Юна. Не по-людски тут. Черное небо днем, звезды при солнце. И смерть рядом. Мне каждую ночь снится: лежит Керим в разорванном скафандре... я зажимаю дыру, а воздух выходит, выходит, просачивается...

Мир широко раскрыл глаза: "Вот так история! Герта - самая исполнительная и работящая радистка, так давно покинувшая Землю, забравшаяся на край солнечной системы, оказывается, не любит космоса. Почему же она не возвращается домой?"

Юноша ничего не сказал, не кашлянул, предупреждая о своем присутствии. Ему и в голову не пришло, что следует предупреждать. В XXIII веке не принято было скрывать свои мысли, поэтому и слушать чужой разговор не считалось неделикатным.

- А ведь Керим не захочет жить на Земле, - заметила Юна. - Керим тишину не уважает.

- Должен же он считаться и со мной, - сказала Герта даже с обидой. - Я столько ездила за ним, до самого Ариэля. А когда у нас появится маленький... Керим должен будет принять во внимание, не оставлять меня одну.

- Оставит.., - отрезала Юна.

Герта почему-то испугалась.

- Только ты не говори Кериму, а то он рассердится. Я обещала идти за ним всюду-всюду, хотя бы на край света. Но я за себя обещала, не за маленького. Тогда будет другой разговор.

- А ты очень любишь Керима?

- Очень-очень-очень! - трижды, как заклинание, повторила Герта. - Мне ничего не надо, лишь бы он был рядом. Когда его нет, я думаю только о нем... и когда он рядом, тоже о нем.

- Нет, ты не любишь его, - объявила Юна неожиданно. - Так не любят. На самом деле ты не умеешь любить. Ты большая и сильная с виду, на полголовы выше меня, а сердце у тебя, как у испуганной девочки. Ты обнимаешь, словно уцепиться хочешь, чтобы он не ушел, стоял рядом, оберегал тебя, опекал, помогал. Как будто не муж он тебе, а сторож.

К удивлению Мира, Герта почти не протестовала.

- А как же иначе? - спросила она. - Конечно, чтобы оберегал и опекал. На то и муж.

- Нет, это не любовь, - проскандировала Юна. - Когда любишь, становишься щедрым, хочешь дарить, а не получать. Я бы любила так, чтобы ему было хорошо, чтобы он до неба рос, а не приземлялся... в Швецию. Когда я люблю, я сильнее. Кажется, на руках унесу любимого. И вот я все искала такого, чтобы сердце не жалко было вырвать и под ноги ему бросить... И я нашла-нашла-нашла! - Юна уже не говорила, а декламировала, выпевала каждое слово. - Нашла здесь, на краю света, на Ариэле. Увидела человека, который играет в бильярд планетами, как древний бог лепит новые миры, дает имена новорожденным и определяет их облик на тысячи лет...

- Ты любишь "ума"? - воскликнула Герта почти с ужасом. - Но он же сверхсрочник.

- Он герой! Кто спрашивает, сколько лет герою! Увлекшись, Юна вышла из кабины, остановилась среди комнаты. И только тут заметила Мира. Ее подвижное лицо выразило испуг, негодование, презрение. Потом она расхохоталась, громко, подчеркнуто нарочито...

"Ты все слышал? .- говорил ее смех. И на здоровье. Тебе это не поможет".

Когда корабль идет на дно, не нужен ужин и вино,

И, если дом сгорел дотла, к чему салфетка для стола?

К чему поэмы создавать, плести стихи и строки вить?

К чему увязывать слова, когда отказано в любви?

Триста тысяч километров в секунду, и триста тысяч, и триста, и триста... Шел ответ с Земли, пересекая орбиты Марса, Цереры, Юноны и Паллады, Юпитера и его двенадцати спутников.,. Но Мир забыл о том, что с Земли идет ответ. Даже в XXIII веке трудно было утешаться общественным, когда отвергнута любовь.

Он забился в полутемную кладовую при шлюзе, где хранились скафандры. Кажется, он плакал на плече у пустого скафандра. Возможно, это был скафандр Юны. Потом сидел, уставившись в темноту пустыми глазами, беззвучно шептал:

.. .И, если дом сгорел дотла...

И сам себе удивлялся. Какая смешная инерция! Ведь вся поэма писалась для того, чтобы Юна удивилась, потряслась, оценила его, полюбила бы поэта...

К чему увязывать слова, когда отказано в любви?

Потом рядом оказался кто-то неуклюжий и шумный.

"Ум" Далин? Да, он. Далин ставил в угол свой скафандр, а тот медлительно валился на соседние. На Ариэле все падало медлительно.

'- Кто здесь? - спросил Далин, зажигая свет. Ты, Мир?... Нет еще?

Он спрашивал о радиограмме с Земли. А Мир не понял и поэтому не ответил.

- Рано. Не может быть, - сказал сам себе Далин. Сел рядом, положил на ладони кудрявую бороду.

А Мир думал;

"Вот он сидит рядом - человек, отнявший мое счастье, отнявший счастье, которое ему не нужно. Сидит и думает о какой-то депеше, о мнении какого-то Жана Брио. Зачем ему любовь девушки? Все равно что слепому полотно Рембрандта".

-- У вас есть семья, "ум"?

Старый космонавт вздохнул;

- Не склеилась как-то, Мир. Подруги были, жены не нашлось. Женщины трудный народ. Они и любят нас, космачей, и не любят. Любят за то, что мы - покорители неба, и то, и се, овеяны славой. А полюбив, хотят разлучить нас с небом, привязать к своей двери шелковой лентой. Ищут льва, чтобы превратить его в бульдога. Вечная история про царицу Омфалу, которая заставила Геркулеса прясть пряжу. Ей, видите, лестно было самого Геркулеса усмирить. Но ведь он не Геркулес уже был за прялкой.

"Ну конечно, "- думал Мир, - не нужно ему счастье, отнятое у меня. Полотно Рембрандта досталось слепому".

Ему очень хотелось рассказать все Далину. Не сопернику, не начальнику старшему товарищу. Он сам знает, что он сверхсрочник, Юна ему не пара. Люди XXIII века были очень откровенны, своим предкам они показались бы даже нескромными. А Мир удивился бы в свою очередь, услыхав про человека, скрывающего свою болезнь или слабость. Ведь слабость легче преодолеть сообща, и о слабом звене все должны знать, иначе общая работа провалится. Мир удивился бы также, если бы встретил изобретателя, в одиночку, взаперти вынашивающего идею, ожидающего, чтобы она созрела. Наоборот, в XXIII веке принято было высказывать незрелые идеи вслух, вовлекать как можно больше людей в обсуждение. Все знали, что открытия делаются только сообща.

Но тут любовь - чувство древнее, эгоистическое.

Мир хочет, чтобы его любили, Юна - чтобы ее любили.

А Далин?

- А если бы вас полюбили сейчас? - спросил Мир краснея.

Далин грустно улыбнулся:

- Если бы1 Тогда я был бы счастлив. Бросил бы черный космос, посидел бы дома на Земле. Я так мало знаю наш дом. Есть уголки, где я не был ни разу. Я не видел восход в Гималаях, на Южном полюсе побывал только мимоходом... Если бы спутница рядом...

"Нет, не надо ему говорить, - подумал Мир и опять покраснел. - А хорошо ли скрывать? Честно ли?"

Дверь в кладовую распахнулась. Герта стояла на пороге.

- Я услышала голоса. Земля прислала ответ, "ум".

Кнопка нажата.

Перед окном

ждем, ждем, ждем

результата.

Секундам нет меры

они полимеры

тягучие.

Ожидаем.

"Так, - говорят часы. - Тик-так".

Так или не так?

Не знаем.

Дело случая.

Земля радировала: "Дорогой "ум" Далин! Лучшие специалисты космической резки находятся на Ариэле. Мы всецело доверяем вам и им. На Земле пользовались уменьшенной копией ваших режущих аппаратов. Аппарат безупречно работал, пока не дошел до границы ядра. Глубже отказал. Принимайте решение сами".

Вновь на селекторе появились двенадцать лиц: седой и сморщенный Лю, Дженкинсон с выпирающей челюстью, толстяк Газлеви, горделивый красавец Анандашвили... Шесть осторожных сказали: "Подождем. Отложим". Шесть нетерпеливых возражали: "Не надо ждать, нажимайте кнопку".