Николай Романов - Встреча с границей

• Название: Встреча с границей
• Автор: Николай Романов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1966

«Встреча с границей» — это повесть о людях, которым доверено самое дорогое — охрана священных рубежей нашей Родины. Вместе с главным героем молодым солдатом Николаем Ивановым, от имени которого идет повествование, мы знакомимся с боевыми буднями одной из отдаленных пограничных застав, буднями, полными напряженного труда, юношеских дерзаний, настоящей романтики.

Граница требовательна, строга к каждому, кто связал свою судьбу с ней. Здесь заслужить «аттестат зрелости» нелегко. Нужна большая сила воли, мужество, стойкий характер, мастерство, чтобы быстро и вовремя пресекать происки империалистических разведок и их агентуры.

О том, как с помощью товарищей и коллектива молодые солдаты становятся опытными воинами, как закаляется их характер в борьбе с трудностями, проявляется подлинная доблесть в схватках с врагами Родины, и рассказывается в книге. С большой любовью, теплым лиризмом рисуются образы солдат, говорится о чистоте и искренности их чувств, благородстве помыслов, высоких духовных идеалах.

Автор повести — Н. А. Романов, генерал-лейтенант запаса, член Союза журналистов.

---

Радостное возбуждение мгновенно улетучилось. Но сдаваться не хотели. Петька Стручков разузнал, что кроме парадного входа в военкомат с дежурным у дверей есть еще два. На черной лестнице обнаружили только кошку и огромный, размером с рукавицу, висячий замок на двери. Зато через боковой вход попали прямо к военкому, как можно вежливее поздоровались с ним, называя по имени и отчеству — Андреем Андреевичем. Излагал нашу просьбу Лука Челадан.

Подполковник строго глянул на нас поверх очков. А глаза сверкнули приветливой, одобряющей улыбкой.

— Что ж с вами делать? Придется вновь комиссию проходить.

— Мы же проходили, — испуганно заметил Ванюха Лягутин.

— Ничего не могу поделать. В погранвойска особый отбор. Ну, не трусьте! Пошли за мной!

Мы с детства любили помериться силами: согнув руки в локтях, показать тугие желваки бицепсов, сделать без отдыха пятьдесят приседаний, перейти улицу на руках, нырнуть от берега до берега, взять стометровку босиком по снегу. Гладиаторы, да и только. Но сейчас со стороны, наверно, жаль было смотреть на нас.

Ванюха Лягутин, съежившись, стоял нагишом перед девушкой в белом халате и выдувал внутренний цилиндр из блестящего никелированного бачка. Черные глаза его совсем обуглились. Он не знал, куда себя деть от стеснения.

У Петьки Стручкова всегда вместо живота была футбольная камера без воздуха, а сейчас зияла темная, глубокая впадина. По ребрам, как по частоколу, хотелось провести палкой. Врач с седенькой бородкой клинышком и в пенсне на золотой цепочке уже в третий раз спрашивал Петьку, чем он болел в молодости, будто тому перевалило по крайней мере за пятьдесят.

И тут же, пока мы одевались, члены комиссии начали совещаться. Райвоенком терпеливо выслушивал мнения сторон, то есть старичка с бородкой, красивой девушки в белом халате и одного военного, интересовавшегося главным образом нашими биографиями. Врач вновь пересчитывал ребра Петьки, перемежая свою речь пугающей латынью. Девушка призналась, что недобрала у Ванюхи одного сантиметра. Тоже мне, гладиатор, не мог немножко приподняться на носках!

— Ладно, у пограничников хлеба добрые, отойдут! — заключил подполковник и размашисто поставил свою подпись.

За военкоматским барьером остался один Лука Челадан: плоскостопие! Он принял это решение мужественно.

— Пусть будет так. Но мысленно я всегда буду вашим незримым спутником!

* * *

Воинский литер на проезд, предписание с гербовой печатью! Этим документам познаешь цену только тогда, когда они у тебя в кармане. Я то и дело перекладывал их с места на место, боясь помять или, чего доброго, утерять. Только в поезде немножко успокоился.

Вагон был набит одними призывниками и напоминал своеобразную физкультурную площадку. Средние полки превратились в спортивные брусья. По узкому коридору ходили на руках. В конце вагона начинали и бросали, наверное, уже сотую песню: у хористов хватало терпения только на первый куплет.

Кое от кого попахивало спиртным. Стручков тоже притащил из вагон-ресторана бутылку вина.

— Хлебнем, что ли? — развязно, как заправский пьянчуга, предложил Петька.

Ванюха сделал два крупных глотка, поперхнулся, закашлялся и передал мне. Гадость, а не вино. Стручков не сетовал, что ему досталось по крайней мере две трети бутылки.

— Ребята, а ведь я, того, перехитрил комиссию, — вдруг признался Ванюха. — Вошли тогда в кабинет, я подсел к таблице для испытания зрения и все буквы на память заучил. А так бы издали только две верхние строчки прочел.

— Хм, — дернул носом Стручок. — На границе тоже будешь поближе к шпионам подсаживаться?

— А это что? — Ваня вынул из новенького футляра очки в черной оправе, неумело зацепил дужками за уши и сразу стал не похож на себя.

— Профессор кислых щей! Еще бы указку в руки. — И Петька начал изображать профессора кислых щей. — Итак, что есть вселенная? Вселенная — это окружающий нас мир, именуемый Галактикой. Он бесконечен во времени и пространстве...

— Помогла двойка за звездную систему? — напомнил я профессору.

— Пом-могла. А слепым и двойка не поможет. Приедем — раз-зо-блачу! — Петька захмелел.

— Да очки на всякий случай, — оправдывался Ванюха. — Для летно-подъемной службы не гожусь, а так — пожалуйста, в любой род войск.

— 3-зачем обманывал? Разоблачу! — куражился Стручок. Потом запел собственные частушки, посвященные в свое время вновь избранному комсомольскому бюро.

Колька, Ванька и Лука
Залетели в облака.
Но не ждите, братцы, чуда,
Скоро грохнутся оттуда!

— Здо́рово, а? Все село поет. Я уехал, а частушки остались. Кто сочинил? Петр Стручков сочинил, самодеятельный поэт и композитор! Пойду еще бутылочку раздобуду.

— Хватит! — дернул я его за рукав.

— Чего ты за всех решаешь? Кончилась твоя власть! Ванюха, раздавим?

Но Ванюха даже не откликнулся. Он смотрел в окно и, наверное, уже видел таинственную границу и чужие земли на той, сопредельной, стороне. И действительно, стоило Петьке уйти, как Ванюха начал описывать нашу будущую пограничную заставу, словно он уже побывал там. Он, как всегда, не жалел красок, рисовал что-то вроде восточной крепости со сторожевыми башнями, узкими бойницами, подземными ходами и глубокими бетонными погребами для боеприпасов и продовольствия...

Но вскоре я и сам перестал замечать, что творится в вагоне, каким-то чудом все еще не сошедшим с рельсов. Перед окном широко, неторопливо плыли вспаханные поля с озимыми посевами, зеленые островки деревень, ленточки проселочных дорог. Вдали серебрилась узенькая полоска реки. Чем-то она напоминала нашу Ирмизь. Должно быть, напрасно мы наговаривали на свою речку — и тиха, и мелка, и узка. А ведь если по-настоящему разобраться, лучше, красивее ее нет на всем белом свете! Один берег высокий, с небольшими заводями, где летом лениво греются на солнце красноперые язи. Другого — будто совсем нет. Прямо с заливных лугов сползают в воду тяжелые листья водяных лилий, желтые, солнечные короны кувшинок.

Круто выгнутой петлей река подступает чуть не к самому клубу. Отсюда веером расходятся улицы нашего большого села Володятина, с деревянными избами и небольшими нарядными палисадниками. Посредине улиц поднимаются к небу певучие колодезные журавли. Пройди весь район — не услышишь такой приятной музыки. Хорошо, что все земляки вместе. Есть с кем вспомнить родные края, погреться в воспоминаниях беспокойного детства.

Мелькают телеграфные столбы, перестраиваются на ходу березовые рощи; они то бегут прямо на нас, то замирают по команде «смирно», то удаляются, сливаясь с посиневшим горизонтом. Вслед за ними уплывают и сгустки серых, осенних облаков.

Миновали небольшую железнодорожную станцию, как две капли воды похожую на нашу. Мне даже показалось, что на узеньком перроне все еще стоит мама и устало машет рукой. Волосы ее выбились из-под платка, лицо заплаканное, постаревшее. Даже ростом стала как будто ниже. А рядом с ней Лука Челадан. Его немигающие глаза наполнены и завистью, и мольбой, и отчаянием. В военкомате держался Лука, а тут сдал.

В вагоне установилась непривычная тишина. Только неутомимые колеса мерно отбивали такт, пересчитывая рельсы. Жесткие полки накренялись то в одну,то в другую сторону, укачивали. Но сон не шел. Его вытеснила неведомо откуда заползшая тревога. Что ждет нас впереди? Какой будет наша встреча с далекой границей?..

ПЕРВЫЕ ШАГИ

На станции нас встретил старшина Аверчук.

Мы увидели его еще из окна вагона. Плотный, широкоплечий, с крупным лицом и толстой шеей, он стоял недвижимо, широко расставив ноги, будто врос в выщербленный перрон. Глаза наполовину ушли под черные мохнатые брови, придавая лицу строгое, даже свирепое выражение.

— Разобрать вещи! Старший команды ко мне! — рубил старшина. — По машинам! В кузове не спать! Крайним держаться за борта!

Станция — еще не конец нашего пути. От нее до пограничного отряда надо добираться на автомашинах. Три грузовика, оборудованных скамейками, идут на одной дистанции, как привязанные. На последнем подобралась шумная компания. Там не умолкают песни. На нашем тихо, слышно, как шипят покрышки по горячему асфальту, спокойно, деловито урчит мотор.

Солнце щедро не по-осеннему. Высокий купол голубого неба до краев наполнен теплым, прозрачным воздухом. Кажется, что вот-вот оттуда польется весенняя трель жаворонка. Только выгоревшая трава да пепельно-серая земля напоминают о времени года. По обочинам дороги торчат, как столбики, любопытные суслики. С приближением автомашин они срываются с мест и с неестественной быстротой ныряют в расщелины потрескавшейся почвы. На телеграфных столбах бесстрашно, словно чучела, сидят степные орлы, подстерегая зазевавшихся грызунов. Как все это не похоже на наши края, где небо уже затянуто тяжелыми тучами, где гуляют северные ветры, моросят обложные дожди.