Николай Романов - Встреча с границей

• Название: Встреча с границей
• Автор: Николай Романов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1966

«Встреча с границей» — это повесть о людях, которым доверено самое дорогое — охрана священных рубежей нашей Родины. Вместе с главным героем молодым солдатом Николаем Ивановым, от имени которого идет повествование, мы знакомимся с боевыми буднями одной из отдаленных пограничных застав, буднями, полными напряженного труда, юношеских дерзаний, настоящей романтики.

Граница требовательна, строга к каждому, кто связал свою судьбу с ней. Здесь заслужить «аттестат зрелости» нелегко. Нужна большая сила воли, мужество, стойкий характер, мастерство, чтобы быстро и вовремя пресекать происки империалистических разведок и их агентуры.

О том, как с помощью товарищей и коллектива молодые солдаты становятся опытными воинами, как закаляется их характер в борьбе с трудностями, проявляется подлинная доблесть в схватках с врагами Родины, и рассказывается в книге. С большой любовью, теплым лиризмом рисуются образы солдат, говорится о чистоте и искренности их чувств, благородстве помыслов, высоких духовных идеалах.

Автор повести — Н. А. Романов, генерал-лейтенант запаса, член Союза журналистов.

---

Все-таки пошел к старшине. Как и предполагал, он пожелал узнать, по какому вопросу.

— По личному, — промямлил я заранее подготовленный ответ.

— Личные у тебя только штаны, да и те с казенным клеймом. Если понадобишься начальству — вызовет.

В обед спросил Иванова-второго:

— Есть новости?

— Да. Вечером собирают членов бюро.

— По поводу?

Секретарь пожал плечами.

На этот паз сошлись в ленинской комнате. Я не любил канцелярию. Подходя к ней, вольно или невольно начинаешь выискивать свои промахи, если даже их нет. Но сейчас и сюда шел с тревогой. У начальника политотдела так и не нашлось времени побеседовать со мной. Плохой признак.

За столом — подполковник Грибунин, майор Козлов, уступом, но тоже в начальственном ряду старшина Аверчук.

Конечно, разговор сразу же начнется о дисциплине, о виновниках чрезвычайного происшествия. Ну что ж, я готов к нему. Все эти дни только и делал, что разбирал свое поведение. Выступал и в роли защитника, и в роли обвинителя, оценивал придирчиво, без скидок на объективные причины. Решение твердое: буду драться! В конце концов дело касается не только меня. Напротив сидит разжалованный Березовский. Он кажется спокойным, но надо понимать, какой ценой дается ему это спокойствие. Я буду, я должен драться!

Мне стало жарко. Ратниек сидит рядом, жмет мою руку, успокаивает. Начальник политотдела покусывает мундштук нераскуренной трубки, не торопится начинать, видимо, ждет, пока люди немного расслабятся, настроятся на спокойное обсуждение. Но вот он поднялся, заговорил:

— Пробыл я на заставе неделю, познакомился поближе с людьми. Вот какой вывод напрашивается: народ хороший, комсомольская организация активная, учеба идет неплохо, художественной самодеятельности позавидовать можно, хозяйство в образцовом порядке. Вам бы поздравления да награды принимать, а вас на весь округ прорабатывают. В чем дело? Поясните. Только условимся: говорить откровенно, начистоту.

Резко, словно по команде, поднялся Иванов-второй.

— Откровенно?

— Откровенно, — подтвердил подполковник.

— Надо людям доверять и уважать их. Надо знать, что на заставе есть комсомольская организация, у которой те же интересы, что у командования заставы, отряда. Надо считаться с ней, помогать ей, опираться на нее. Мы ручаемся: Иванов не нарушил приказ. Березовский — тоже. Их сделали стрелочниками.

— А нельзя поспокойнее?

— Не могу, товарищ подполковник!

— Продолжайте!

— У меня все.

Попросил слова Березовский. Начал сдержанно:

— Мне вот что непонятно. — Он посмотрел на начальника политотдела. — По горячим следам чепе шли представители из отряда. Но их интересовало лишь то, что лежит на поверхности. Почему? Проще, легче сделать выводы? А спасут нас эти выводы от нового чепе? Неужели представителей удовлетворило объяснение Гали? Разве нельзя было поговорить с секретарем, членами бюро? Неноменклатурные должности? Тогда в самом деле: зачем эти разговоры об опоре на комсомольскую организацию? Теперь несколько слов о себе. Вернее, о Николае Иванове. Я не раскаиваюсь, что послал его старшим наряда. Он действовал правильно!

Березовского не узнать. Куда делась озорная мальчишеская торопливость, непоседливость. Стоит спокойный, внушительный. Такому не нужны защитники — он сам постоит за себя. Начальник заставы тоже смотрит на него с удивлением.

Поднялся старшина Аверчук, принял свою излюбленную деревянную стойку.

— Здо́рово! — процедил он сквозь зубы. — Теперь, товарищ майор, вы убедились, как далеко зашла на заставе круговая порука? Убедились, кто ее организаторы? Сначала пытались скрыть проступок Потехина, сейчас выгораживают Иванова. — Аверчук сделал внушительную паузу, взглянул на начальника политотдела. — Теперь и вы, товарищ подполковник, видите, какое нам досталось наследство. Но мы даем слово: через каких-нибудь два-три месяца не узнаете девятую заставу. Неловко, словно через силу, встал Ратниек и заговорил по-латышски. Потом спохватился, перешел на русский, но сумел произнести всего две фразы:

— Ну пусть нас... А зачем же топить всю заставу?!

Аверчук посмотрел на Яниса снисходительно, как на больного или неисправимо ограниченного человека, ничего не понявшего из его, старшины, слов, и заговорил еще решительнее:

— И вообще, не понимаю, зачем обсуждать здесь этот вопрос. Приказ есть, причины чрезвычайного происшествия установлены, виновные наказаны...

Начальник политотдела перебил Аверчука:

— Что вы собираетесь делать по выполнению этого приказа?

— Я бы выгнал с заставы Галинина, обоих Ивановых, Березовского, Потехина...

В руке подполковника хрустнула трубка. Он швырнул обломки в корзину и отошел к окну. Было видно, как на его освещенных солнцем висках набухали вены.

Я слышал, как у Яниса тикали наручные часы. Тишина становилась невыносимой. Казалось, что она сгущается, превращается в тяжелую грозовую тучу. Сейчас эта туча закроет солнце, и комнату потрясет гром...

Начальник политотдела вернулся к столу. Лицо его было бледным, осунувшимся, будто офицер за эти несколько минут перенес тяжелую болезнь.

— Кто еще желает выступить?

Все молчали. Я поймал на себе горячий взгляд Иванова-второго. В нем были упрек, недовольство. «Ну что же ты?! За себя постоять не можешь? Когда еще представится такой случай?!» Не могу, секретарь. Пока сидел здесь — все перегорело. И мои заготовленные впрок воинственные речи словно ветром выдуло.

И начальник политотдела недовольно посмотрел на меня. А возможно, мне так показалось, потому что он уже заговорил с Аверчуком.

— Товарищ старшина, как вы готовите людей перед выходом на границу?

— Ну... перво-наперво ставлю задачу. И оружие чтобы в порядке. Обмундирование по сезону: когда кожаные, когда резиновые сапоги, плащи.

— А настроение?

— Что «настроение»? — переспросил старшина.

— Какое настроение у человека?

Аверчук молчит, морщит лоб, что-то обдумывает. Наконец произносит громко, раздельно, словно отдает рапорт.

— Настроение солдата — это мой приказ на охрану границы. Сила солдата — его оружие... — И видимо, для крепости прибавляет: — Автоматическое!

— А как вы планируете наряды на границу? В пограничной книге одни цифры.

— Мы для ускорения вместо фамилий ставим личные номера солдат.

— Номера?

— Так точно, номера!

— Значит, вместо фамилий, вместо людей — номера?

— Так точно! — еще резче отчеканил Аверчук.

— Скажите, Николай Иванов, — обратился вдруг ко мне начальник политотдела, — Потехина надо выгонять с заставы?

— Нет. Надежный парень.

— Как вам удалось повлиять на него?

— Не знаю, сколь велика тут моя заслуга. Ему требовалось немногое — протянутая рука товарища.

— Видите, как просто — протянутая рука товарища. Но ведь до этого с ним долго бились. Внушали, прорабатывали, наказывали, а протянуть руку не догадались.

— Панибратство! — буркнул Аверчук, но так, чтобы все слышали.

«Неужели нельзя найти управу на этого человека?» — возмущался я про себя, глядя на старшину. Но начальник политотдела будто только и ждал этой реплики, чтобы окончательно в чем-то утвердиться и успокоиться. Он заговорил, обращаясь уже ко всем:

— Зачем мы собрались? Подумать, обсудить, сообща, что надо сделать, чтобы в будущем не повторялись чепе. Здесь раздавались голоса: о чем думать, виновные наказаны, выводы сделаны. А вот товарищ Березовский спрашивает: «Спасут ли эти выводы от нового чепе?» Отвечаю категорически: нет! Почему? Надо идти не только по следам уже совершившихся проступков, а предупреждать их. Иначе мы превратимся в пожарную команду: вспыхнуло пламя — скачи, туши!

— В личных беседах, — продолжал подполковник, — кое-кто пытался разжалобить меня ссылками на трудности. А скажите по совести: где, на какой заставе их нет? Демобилизуются старослужащие, уезжают отличники службы, хорошие специалисты, снимаются с учета коммунисты, на многих заставах, как, впрочем, и на вашей, распадаются партийные организации, перемещаются офицеры. Вам, может быть «повезло» больше других: начальника заставы выдвинули, замполит поступил в Военно-политическую академию. В общем, жалобы на эти трудности ничего не прояснят. Давайте поговорим о людях, об отношении к ним.

Вот сидят Березовский, Ратниек, секретарь комсомольской организации Иванов, Николай Иванов, Лягутин, Сидоров и другие. Солдаты. Исполнители воли офицеров, сержантов заставы. Но только ли исполнители? А может быть, и надежные помощники? Вспомните особенности нашей службы: мелкие группы, парные наряды, одиночные наблюдатели. Вы успеете быть везде, товарищ старшина? Нет? А где же ваши помощники? Вы их свалили в одну кучу с Галининым, и предлагаете, ни больше ни меньше, — выгнать с заставы. — Начальник политотдела механически поискал что-то в правом кармане брюк, вероятно трубку, потом взял со стола карандаш и стал нервно крутить его. Чувствовалось, что он снова начинает возбуждаться. — Нам пытаются внушить: эти люди прибыли сюда отбывать воинскую повинность. Воспитателям полезно бы знать, что это понятие укоренилось еще в эпоху крепостного права. А наши пограничники пришли не за тем, чтобы отбывать повинность, они стали на рубеже Родины как хозяева своей земли. Они хотят думать, дерзать, творить, хотят оставить свой след от пребывания на границе, как рядовой Михаил Чистяков и Николай Иванов, задержавшие опасных разведчиков, как Петр Иванов, подвесивший стальной трос на отвесной скале в горном ущелье. Они хотят не просто выполнять команды, приказы, но и делать это инициативно, с огоньком, с душой. Кто не понял этого — тот ничего не понял!