Автор неизвестен - Исландские саги. Ирландский эпос

• Название: Исландские саги. Ирландский эпос
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1973

Исландский народ называют самым литературным народом мира. Его называют также народом поэтов. Страсть к сочинению стихов и к мастерству в стихосложении — исландская национальная черта. Древнеисландская саговая литература очень многообразна. Из огромного количества сохранившихся до нас старых ирландских сказаний нами были выбраны для перевода образцы из двух групп саг. Первая содержит древнейшие из героических саг, а именно — относящиеся к циклу Кухулина. В таком виде, особняком, онистоят обычно и в древних ирландских рукописных сборниках. Нами подобраны те из них, которые изображают наиболее яркие моменты из жизни этого героя. Вторая группа составлена из саг довольно различных эпох и циклов. Общим для всех этих повестей является преобладание в них вместо героического элемента фантастики и трагических коллизий чувства. В комментариях к отдельным сагам или прядям даются сведения об их особенностях, исторической основе, переводах на русский язык, библиографии, а также объясняются отдельные слова и выражения, встречающиеся в них.

---

Вскоре после этого Торвальд умер от раны.

Одноножка бросился убегать на север. Карлсефни и его люди погнались за ним и по временам видели, как он убегал от них. Наконец он скрылся от них в какой-то бухте, и они повернули назад. Тогда один из них произнес такой стишок:

— Воины гнались —
 Говорю я правду —
 За одноножкой
 Вниз к берегу.
 Чудной человек
 Мчался как вихрь
 По бездорожью.
 Слушай, Карлсефни!

Затем они поплыли снова на север и считали, что они в Стране Одноножек. Но они решили больше не подвергать опасности своих людей.

Они полагали, что горы у Озерка и те, которые они теперь видели, это одни и те же горы и что обе местности одинаково отстоят от Оточного Фьорда.

Они повернули назад и провели третью зиму в Оточном Фьорде. В это время было много ссор. Неженатые задевали женатых.

Снорри, сын Карлсефни, родился в первую осень. Когда они уезжали, ему было три зимы.

Ветер дул с юга, и они приплыли в Лесную Страну. Там им встретилось пять скрелингов — бородатый мужчина, две женщины и двое детей. Карлсефни и его люди захватили мальчиков, а остальные скрелинги ускользнули и провалились сквозь землю. Они взяли мальчиков с собой, обучили языку и крестили. Мальчики сказали, что их мать зовут Ветильд, а отца — Овегир. Они сказали, что страной скрелингов управляют два конунга, одного из которых зовут Авальдамон, а другого Вальдидида. Они рассказали, что домов там нет, и люди живут в пещерах и ямах. Они рассказали также, что по ту сторону, напротив их страны, есть страна, в которой люди ходят в белых одеждах, громко кричат и носят шесты с тряпками на них. Люди думают, что речь шла о Стране Белых Людей{134}.

Наконец они вернулись в Гренландию и провели зиму у Эйрика Рыжего.

XIII

Корабль Бьярни, сына Гримольва, был отнесен ветром в Гренландское море. Там они оказались в червивых водах, но обнаружили это, только когда корабль был весь источен червями и начал погружаться.

Они стали обсуждать, что делать. У них была лодка, пропитанная тюленьим жиром, а говорят, что червь не может точить дерево, так пропитанное. Большинство сказало, что надо посадить в лодку столько народу, сколько она выдержит. Но когда попробовали сделать так, то оказалось, что она подняла не больше половины людей. Тогда Бьярни сказал, что надо садиться в лодку по жребию, а не по знатности. Но каждый, кто там был, хотел сесть в лодку. Лодка, однако, не могла поднять всех, и тогда решили бросить жребий, кому садиться. По жребию вышло, что садиться в лодку должен был Бьярни и с ним почти половина людей. И вот все, кому выпал жребий, сели в лодку. Когда они уже были в лодке, один молодой исландец, спутник Бьярни, сказал:

— Неужели ты бросишь меня здесь, Бьярни?

Бьярни отвечает:

— Так выходит.

Исландец говорит:

— Другое ты обещал мне, когда я покидал отцовский дом в Исландии, чтобы ехать с тобой!

— Я не вижу другого выхода, — говорит Бьярни. — Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю, чтобы мы поменялись местами, ты пойдешь сюда, а я туда.

Бьярни отвечает:

— Что ж, пусть будет так. Я вижу, что ты во что бы то ни стало хочешь жить и очень боишься умереть.

И они поменялись местами. Молодой исландец сел в лодку, а Бьярни перешел на корабль, и говорят, что Бьярни и все, кто остался с ним на корабле, погибли в червивом море.

А те, кто был в лодке, поплыли своей дорогой, и достигли берега, и рассказали об этом случае.

XIV

На следующее лето Карлсефни вернулся в Исландию со своим сыном Снорри и поехал к себе в усадьбу на Рябиновом Мысу. Его мать считала, что он плохо женился, и не жила дома первую зиму. Но когда она поняла, какая Гудрид достойная женщина, она вернулась домой, и они с ней хорошо ладили.

У Снорри, сына Карлсефни, была дочь Халльфрид, мать епискона Торлака, сына Рунольва.

У Карлсефни и Гудрид был также сын Торбьёрн. Его дочерью была Торунн, мать епискона Бьёрна.

У Снорри, сына Карлсефнп, был также сын Торгейр, отец Ингвильд, матери епискона Бранда Первого.

Здесь кончается эта сага.

О Торстейне Морозе

Рассказывают, что Олав конунг ездил по пирам на востоке в Вике и других краях. Однажды он пировал на хуторе, что зовется У Межи. С ним было очень много народу. Был с ним человек по имени Торстейн. Он был сыном Торкеля, сына Асгейра Дышла, сына Аудуна Гагача. Он был исландец и приехал к конунгу прошлой зимой.

Вечером, когда люди сидели за столами и пили, Олав конунг сказал, чтобы ночью никто из его людей не выходил один в отхожее место и каждый, кому понадобится выйти, просил бы соседа по постели пойти с ним. Иначе, мол, будет плохо.

Люди пировали до позднего вечера и, когда столы были убраны, легли спать.

К концу ночи проснулся исландец Торстейн, и захотелось ему встать с постели, но тот, кто лежал рядом с ним, спал так крепко, что Торстейн не стал его будить. Вот Торстейн встает, сует ноги в башмаки, накидывает толстый плащ и отправляется в нужное место. Оно было такое большое, что одиннадцать человек могли в нем сидеть с каждой стороны. Садится он на крайнее сиденье и. посидев некоторое время, видит, что у самого дальнего сиденья появляется черт и садится. Тогда Торстейн сказал:

— Кто это там?

Нечистый отвечает:

— Торкель Тощий, что погиб с Харальдом конунгом Боезубом{135}.

— Откуда же ты сейчас? — спросил Торстейн.

Тот сказал, что он прямо из ада.

— Ну и как там? — спросил Торстейн.

Тот отвечает:

— А что ты хотел бы знать?

— Кто лучше всех терпит адскую муку?

— Сигурд Убийца Дракона Фафнира{136},- сказал черт.

— А какая у него мука?

— Он топит пылающую жаром печь, — отвечает привидение.

— Ну это уж не такая мука, — говорит Торстейн.

— Да, конечно, — сказал черт. — Ведь он сам топит.

— Все же это большое дело, — сказал Торстейн. — А кто хуже всех терпит муку?

Привидение отвечает:

— Старкад Старый{137}. Он так вопит, что нам, бесам, это худшее из мучений. Из-за его воплей мы никогда не можем поспать.

— Какую же это муку он так плохо терпит? Ведь он всегда был здоровущий, как рассказывают.

— Он весь по щиколотки в огне.

— Ну это не такая уж великая мука, — сказал Торстейн, — для такого героя, как он.

— Не скажи, — отвечало привидение. — Ведь у него торчат из огня одни ступни.

— Да, это великая мука, — сказал Торстейн. — А ну-ка повопи немного, как он.

— Изволь, — сказал черт.

Он разинул пасть и страшно завыл, а Торстейн накинул себе на голову подол плаща. У Торстейна дух захватило от воя, и он сказал:

— Он всегда так вопит?

— О нет, — сказало привидение. — Так вопим мы, чертенята.

— Нет, ты повопи, как Старкад вопит — сказал Торстейн.

— Пожалуйста, — сказал черт.

И он завопил так страшно, что Торстейн диву дался, как это маленький чертенок может так вопить, и он снова обмотал плащом себе голову, и ему показалось, что он сейчас упадет без чувств. Тогда черт спросил:

— Что же ты молчишь?

Торстейн ответил, придя в себя:

— Я молчу, потому что диву даюсь, как это у такого чертенка может быть такой страшный голос. Что же, это самый громкий вопль Старкада?

— Ничуть, — говорит тот. — Это его наименее громкий вопль.

— Брось увиливать, — сказал Торстейн. — Завопи-ка его самым громким воплем.

Черт согласился. Торстейн приготовился, сложил плащ вдвойне, обмотал его вокруг головы и стал держать его обеими руками. А привидение с каждым воплем приближалось к Торстейну на три сиденья, и теперь между ними оставалось только три сиденья. И вот черт страшно разинул свою пасть, закатил глазища и стал так громко вопить, что Торстейну стало невмоготу. Но тут зазвонил колокол, а Торстейн упал на пол без чувств.

Черт, услышав колокольный звон, провалился сквозь пол, и долго был слышен гул от него внизу в земле.

Когда наступило утро, люди встали. Конунг прошел в церковь и отстоял службу. После этого сели за стол. Конунг был не слишком ласков. Он сказал:

— Ходил кто-нибудь ночью один в отхожее место?

Торстейн встал, упал в ноги конунгу и признался, что нарушил его повеление.

Конунг отвечает:

— Мне-то это большого вреда не принесло. Но верно, значит, что вы исландцы очень строптивы, как о вас говорят. Ну и как, заметил ты что-нибудь?

Тут Торстейн рассказал все, что приключилось. Конунг спросил:

— Почему же ты хотел, чтобы он завопил?

— Это я вам сейчас скажу, государь. Ведь вы не велели никому ходить туда одному, и, когда явился бес, я понял, что дело мое плохо, и я решил, что когда он завопит, вы проснетесь, государь, и тогда я спасен.

— Так оно и было, — сказал конунг. — Я проснулся и понял, в чем дело, и велел звонить. Я знал, что иначе тебе придется плохо. Но неужели ты не испугался, когда черт начал вопить?