Алан Маршалл - Это трава

• Название: Это трава
• Автор: Алан Маршалл
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7880-0125-0

В автобиографической трилогии австралийского писателя Алана Маршалла (1902—1984) три повести: уже знакомая читателям «Я умею прыгать через лужи» (1955) и продолжающие ее «Это трава» (1962) и «В сердце моем» (1963).

Это история детства и юности, борьбы с недугом, выбора жизненного пути, нравственного формирования героя, прокладывающего свой тернистый жизненный путь в капиталистическом обществе.

---

— А вот и она. — Его грубое лицо смягчилось, горькие морщины слегка разгладились, его словно подменили. Он выпрямился, будто желая выразить кому-то свое уважение и признательность.

То же самое произошло и со мной, потому что я разделял его чувства к маленькой девочке, подходившей к нам. Она была в школьной форме и держалась за руку матери. Ей можно было дать лет восемь; у нее были каштановые волосы и черные глаза, и, подходя к нам, она улыбалась в радостном предчувствии.

Мир, открывавшийся ей, она наделяла теми качествами, которыми обладала сама, так что он становимся как бы ее чудесным отражением. Под ее взглядом все предметы словно озарялись невидимым светом, и, смотря на них, она начинала сиять, даже не догадываясь, что сама является источником их очарования.

Я был уверен, что она пришла к нам из мира книг, музыки и хороших людей, из мира, где все любят и уважают друг друга и где никому не приходится вести непрерывную борьбу за жалкое существование, за то, чтобы тебя не засосала мутная тина.

Мать ее, стройная, нарядная женщина, улыбалась нам без тени пренебрежения. Каждый четверг вечером она вместе с дочерью проходила мимо нашей тележки, и мы всегда с нетерпением ждали ее появления. Не знаю, чем это объяснить, но после их ухода мы становились добрее друг к другу и к окружающим.

Драчун говорил мне, что однажды после их посещения он дал взаймы целый фунт «самому большому мерзавцу» во всем Мельбурне.

— Но нет худа без добра. С той поры я его ни разу не видел.

И вот они появились; девочка нетерпеливо тянула мать за руку.

— Добрый вечер, — женщина остановилась, поздоровалась с нами кивком головы. — А вы думали, что мы уж не придем? — Придерживая одной рукой пакеты с покупками, она пыталась расстегнуть дорогую сумку из черной кожи.

— Мы были уверены, что вы придете, — сказал Драчун и, обращаясь к девочке, добавил: — Он весь вечер ждал вас, мисс.

— Неужели? — воскликнула она, искрение обрадованная, не сомневаясь, что он говорит правду.

Мать сунула руку в сумку, вытащила оттуда морковку и дала ее прыгавшей от нетерпения девочке.

— Возьми!

Девочка подбежала к пони, который стоял, повернув к ней голову, и ждал. Мягкими губами пони взял у нее из рук морковку и стал ее пережевывать. Девочка же стояла, наклонившись вперед, уперев руки в колени, и не спускала с него восхищенного взора.

Эту сцену мне доводилось видеть довольно часто, и всякий раз на глаза у меня наворачивались слезы.

ГЛАВА 3

Лошади в моем представлении всегда связывались с сельской местностью. Они для меня были неотделимы от зарослей. Для бешеной скачки с летящими по ветру гривами и хвостами нужны были необозримые просторы выгулов, деревья в отдалении, облака, плывущие по голубому небу; в такие минуты казалось, что у них вырастают крылья. Выносливость и мощь этих животных могла проявиться по-настоящему, только когда их впрягали в плуг или жатвенную машину, когда они тянули воз, нагруженный сеном.

Что же касается городских лошадей, перевозивших подводы с землей, вырытой экскаватором, извозчичьих кляч с распухшими от непрерывного бега по мостовой бабками, битюгов, тащивших ящики с пивом, лошадок, впряженных в тележки булочников, упитанных муниципальных коней, свозивших на свалку мусор со всего города, то все они — казалось мне — отбывали срок каторжных работ.

Впрочем, этих узников становилось все меньше. Их заменяли грузовики и автомобили. На земляных работах на Лонсдэйл-стрит, где строился огромный универсальный магазин Манера, для вывозки грунта впервые использовались грузовики; ломовые лошади и ломовые извозчики навсегда исчезали со строительных площадок.

Иногда деревянный настил, опущенный с улицы на дно котлована, оказывался слишком крутым для перегруженной машины, и мотор ее, пофыркав немного, умолкал. Тогда к передку грузовика с помощью цепей припрягали ломовую лошадь. Снова ревел мотор, лошадь сначала скользила подковами, затем нащупывала опору, напрягалась, и грузовик начинал медленно ползти вверх, по настилу и выкатывался на улицу; там тяжело дышавшую взмыленную лошадь распрягали и снова вели на дно котлована — помогать строить город, в котором ей пе будет места.

Я ставил себя на место городских лошадей, и мне казалось, что они испытывают те же желания, что и я, то же чувство поражения. Какие преступления совершил я они, чтобы быть осужденными на эти муки? А какие преступления совершил я?

Двери моей тюрьмы не были заперты. Каждую субботу я мог бежать за город и там, среди деревьев и птиц, вновь обретал духовные силы, которые помогали мне сносить тяготы городской жизни.

Нередко, беседуя с людьми, собиравшимися у тележки с пирожками, я делал попытку завести разговор о прелести зарослей. Мне хотелось рассказать о том, как хорошо бывает там рано поутру, когда трава подернута инеем, о том, как вкусны подаваемые к завтраку сливки, о том, как уютно бывает вечером, когда пламя больших поленьев согревает освещенные керосиновой лампой комнаты.

Но все это мало интересовало людей, сходившихся по вечерам у тележки. Да, их интересовали лошади, но только скаковые. В лошади они видели животное, открывавшее перед ними широкие возможности разбогатеть; стоило только упомянуть о лошадях, и сразу же начинались бесконечные рассуждения и догадки о том, кто придет первым на скачках в следующую субботу.

В пятницу вечером возле тележки обычно встречались завсегдатаи скачек и «жучки» — люди, собирающие сведения о лошадях и жокеях. В темном подъезде одного из домов стоял букмекер, устанавливавший начальные ставки пари; каждые несколько минут он выходил, прохаживался по улице и снова возвращался в подъезд, где с деловым видом записывал что-то в блокнот и быстро прятал деньги в карман, обмениваясь отрывочными фразами с теми, кто делал ставки.

— Он вроде Руби, — сказал мне как-то Драчун, имея в виду знакомую нам проститутку с Коллинз-стрит, — всегда на ходу. На фараонов у него чутье, как у собаки. Взгляни-ка на него повнимательнее.

Этот букмекер носил дорогой костюм и начищенные до блеска ботинки. Его упитанное туловище можно было изобразить в виде кривой, которая начиналась от самой шеи и затем, обрисовав сытый живот, резко загибалась к ногам. Лицо у него всегда было красное, словно он запыхался от бега, — он то и дело отрывал взгляд от своих записей и озирался как пугливое животное на водопое.

«Жучки» были люди продувные. Они щеголяли в ботинках с острыми носами и в узких костюмах. Один из них имел обыкновение, греясь у тележки с пирожками, чистить ногти. Он часто рассматривал свои руки, тонкие и нежные, как у женщины. У него был глаз на простачков, приезжавших на скачки из деревни; он выработал специальный подход к ним, завязывая как бы случайно разговор об урожае и погоде. Начинал он его какой-нибудь общей фразой. Так, он часто говорил: «Хороший дождик нам бы не помешал», — слова эти носили совершенно отвлеченный характер, ибо он нередко говорил их и в дождливую погоду, но они создавали впечатление, будто он знает толк в деревенских делах.

Его подход к горожанам был более тонким. Он намекал, что связан давней дружбой кое с кем из владельцев крупных скаковых конюшен и может, следовательно, дать ценный совет. Это производило впечатление на людей, жаждущий денег, у которых игра на скачках стала своего рода недугом. Вообще-то говоря, они относились ко всему с подозрительностью, но тут алчность побеждала осторожность и лишала их разума.

Иногда он делал вид, что ищет компаньона, чтобы рискнуть «на пару». Однажды я был свидетелем того, как он обрабатывал молодого человека, только что рассказавшего мне, что он уже был на скачках на прошлой неделе и два раза выиграл.

— Как же у вас сложились дела в прошлую субботу? — спросил его «жучок».

— Недурно, — ответил молодой человек; на нем был красный шелковый галстук и рыжие ботинки. — Я поставил на Родена и Вампира, и все было хорошо, но затем я поставил на Бродягу.

«Жучок» презрительно хмыкнул:

— На Бродягу! Кто же вам это посоветовал?

— Видите ли, — сказал молодой человек, готовясь отстаивать свой выбор. — Я считал, что у него есть шанс. Он был фаворитом на предыдущей неделе, но остался без места. В субботу на него много ставили. Чего вы еще хотите?

«Жучок» дал понять, что считает бесполезным просвещать новичка насчет того, как распознавать фаворитов на скачках. Он отвернулся, и сделал это так резко, словно вдруг понял, что перед ним чистейший воды простак, грудной младенец, которого разве что ленивый не облапошит.

Затем он минуту помолчал и произнес в раздумье, словно занятый своими делами:

— А я в, прошлую пятницу пятьдесят фунтов выиграл, а за неделю до того — двести.

— Чистыми? Не может быть, — с завистью воскликнул молодой человек.