Чингиз Гусейнов - Доктор N

• Название: Доктор N
• Автор: Чингиз Гусейнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Что там насчет Азии?

... и помогает обаянию России в Азии, потому что при порядках, ранее русских господствовавших в тех местах,- ничто подобное немыслимо.

Гаджи стоял, и на лице его была торжественность, словно позировал художнику, точь-в-точь как на собственном портрете - занимает всю стену от высокого потолка и до самого пола. Открыл сейф и с трудом выдвинул на себя массивную дверь:

- Подойди сюда,- позвал Наримана.- Видишь? - и держит в руке мастерок.Что это?

- Мастерок... Нас этому учили в Горийской семинарии.

- Похвально! Каждый раз, когда я открываю сейф и вижу свой мастерок, я даже следы извести не стер, вот, потрогай,- дал подержать Нариману,- я говорю себе: - Не зазнавайся, Зейналабдин, помни, что ты сын бедного сапожника, маляр и штукатур, никогда не забывай, кем ты был, иначе судьба отвратит от тебя свой лик! - Добавил: - Скоро ровно полвека, как я, двенадцатилетний мальчик, познал труд. Шутка ли сказать - пятьдесят лет! Дважды твои года, Нариман! - Вдруг вспомнив о чем-то: - Поедешь со мной, Нариману.

По набережной к губернаторскому саду, и фаэтон остановился у духана. Выскочил хозяин и - к Гаджи, а он, не выходя:

- Сколько за гостей уплатить должен? - спрашивает.

Хозяин мнется: - Пока не знаю.

- Как не: знаешь? - удивился Гаджи.

- Они еще пьют-с.

- Пьют?!

- Велели их кормить и поить, вот они и... - Гаджи перебил:

- Со вчерашнего дня?

-Да-с. - Сошел и в духан (Нариман - следом):

А гость - Шаляпин, тюркские актеры гостя русского угощают за счет Гаджи. Тот вдруг встал, головой потолка касается - такой голос!.. Чуть стены духана не разнёс, всех на набережную не выдул.

- Да,- сказал Гаджи,- велик русский народ!

- А мы? - кто-то из патриотов.

- Мы? Такого громового голоса у нас не было и не будет!

Извечное его состояние, кажется, с отроческих лет, вырвалось наружу и не дает покоя,

ОДЕРЖИМОСТЬ,

и ею наполнены, переливаются через край, устные речи, газетные заметки, репортажи и фельетоны,- сколько их было у Наримана, некогда собрать, сложить вместе, выстроив годы, цепочку встреч. И постоянные его заботы о близких: смерть матери, смерть старшего брата, новые сироты, за судьбу которых Нариман в ответе, больше некому.

Да: революция, царский Манифест, ограничение цензуры, либерализация слова. Перо стало быстрым, легким, целые страницы исписывались за вечер, и ничего в них не надо было менять,- пошлет по почте или принесет в редакцию,набирают и тут же в номер.

Ахмед-бек не советует подписывать своим именем, осторожность прежде всего, ни к чему дразнить хозяев: - Навредишь себе.

И Нариман взял первый слог своего имени: Нар.

- Что ж, Нар - это мужественный, оправдаем твой псевдоним.

Отдельные фразы Наримана не нравились Гаджи, который газету субсидировал, особенно насчет трех партий у нас в стране: бюрократов во главе с Дурново и Витте, она мастерски отрезала Манифесту хвост и голову, оговорив циркулярами каждое его положение, конституционалистов, то есть прогрессивных, и равнодушных - почти все взрослое население страны.

Мои заметки, но кому они нужны сегодня? Придумывал всяческие ухищрения о цензуре, которая, дав нам глаза, лишила их зрения.

- Ты пишешь: Под шумок перебранок кое-кто из наших толстосумов нещадно грабит обездоленных. Может, назвать этих миллионеров? - осторожность осторожностью, но Ахмед-бек привык к французской откровенности и британской точности за годы учебы в Париже и частых поездок в Лондон. О том же, не сговариваясь, ему и Мир Сеид, который, выполняя поручение боевого крыла Гуммета, а точнее - Бакинской организации социал-демократии, ведет агитацию среди рабочих на промыслах, призывая к борьбе.

- Хатисов, Монташев...- Имена были дописаны в кабинете Ахмед-бека, и арабская вязь запечатлела на бумаге.

- Ставь точку,- сказал Ахмед-бек, обретя благоразумие.

- Выходит, притесняют только чужие богачи? Для объективности я бы назвал и кое-кого из наших мусульман.

- Кого? Может,- с недоверием,- Кардашбековых?

- Почему бы и нет?

- Да, но...

- Более того, - перебил, - перечисление я б замкнул именем Гаджи!

- В его газете?

- А что?

- Лишиться денежной помощи?

- Существует официальное соглашение, заверенное нотариусом, долг я верну.

- Но есть неписаные правила.

- Безнравственно не возвращать долг и менять убеждения.

- В тебе говорит отчаяние, ты рвешься в бой, чтобы не отстать от юнцов вроде Мир Сеида.

- Разве наша цель не борьба за лучшую долю мусульман?

- Но на основе национального единства! Знаю, тебе не терпится возразить: дескать, какое возможно соглашение между босяком Мир Сеидом и миллионером Кардашбеком? Между мной, тобой и Гаджи. Но убежден: идея классовой борьбы, может, для кого-то и приемлема, для нас - гибельна. Мы слишком малы перед лицом грозных держав, готовых поглотить и подчинить нас. Впрочем, мы с тобой говорим заученными книжными фразами, слишком легкие доводы и контрдоводы, поспорим, разойдемся, а жизнь идет своим чередом. Кто прав, кто не прав?

Может, назвать этих миллионеров? - завершал свои заметки Нариман, и эти его слова были выделены в газете.- Вот они: Хатисов, Манташев, Кардашбеков, Гаджи... - то ли в тот день Гаджи и Кардашбек были заняты и не заметили номера газеты с упоминанием их в ряду притеснителей народа, то ли решили не ввязываться, но ни Ахмед-бек не получил никаких упреков, ни Нариману не было высказано неудовольствие, и он продолжал будоражить публику:

Не помешало бы прибить, как подкову, слово совесть на дверях кабинетов Треповых, над кассами богачей, у входа в редакции газет, сеющих вражду между народами,- Аршалуйс, Мшак, Арач, еще одна есть, Якорь называется, умело поливает грязью инородцев. Вышить совесть на шапках лихих казаков, чьи шашки остры... Где еще - пусть читатель присылает предложения.

Не ведаем нашей истории, отнят у нас язык, чуть ли не молиться скоро будем по-русски. А что мы, мусульмане? Что ни велят - со всем соглашаемся: не нужны школы на родном языке - согласны; общества для защиты национальных прав не нужны - согласны; ваш враг, шепчут на ухо, армяне, режьте их согласны... Остальное додумайте сами до следующей нашей пятничной беседы.

Договорились созвать съезд мусульманских учителей Кавказа - вот и расскажи об этом съезде: наконец-то нашелся смельчак, бросивший вызов всесильному Гаджи!..

Август, можно даже назвать точнее: 15-е число, когда, по народным приметам, переламывается хребет жары, в ранний утренний час на Шемахинке, в зале городской школы открылся съезд - первый в истории мусульман России, в Баку прибыли учителя немногих тюркских школ, разрешенных правительством под натиском либерализации жизни.

Уже многажды разливались соловьем: дать новое движение просвещению, а впрочем, и такое приходилось слышать Нариману - не нам, мол, науку двигать, пусть займутся этим другие народы - франки, англичане, немцы, не говоря об американцах. Наш удел - кейфовать в свое удовольствие. Русские?.. Они больше озабочены тем, как сохранить империю, первые в мире вояки, нет им равных в драке.

И все же: просить власти или требовать, чтоб просвещение мусульман сдвинулось с мертвой точки, и национальный язык занял достойное место в преподавании? Вспыхнул спор между горячими головами, а среди них Нариман, он открывал съезд,- познавшими в молодости судьбу гонимого учителя и умеренными: довольствоваться тем, что едть, и благодарить власти.

Наримана некогда шокировал приказ инспектора просвещения, Левицкий его фамилия: Не вздумайте говорить на уроках по-татарски! Услышу хоть слово выгоню!

А как объяснить тюркским детям,- эта шутка могла дорого стоить Нариману,- смысл слов, которые я произнесу по-русски? При слове собака лаять, а при слове кошка мяукать?

Не один Нариман сражался с Левицким, и гянджинец Рафибейли: Пока нет национальных школ, не будет и национального воспитания. А Левицкий то ли чтоб поиздеваться, то ли по глупости, мол, нельзя ли, чтоб ваши дети учили русский перевод Корана, замечательный есть перевод, Саблуковым выполнен, в русских школах, а затем работали у вас ахундом, муллой и эфенди? Рафибейли ему резко: Нельзя ли так, чтобы ваши русские дети получали образование и воспитание на еврейском языке, выучив перевод Евангелия, замечательные есть переводы, затем проповедовали его в ваших церквах?

- Не просить, а требовать! - бросил в зал Нариман. По рядам прокатился шум, кто-то захлопал.- Да, указать четко: съезд требует! Требует, а не просит! Свободное развитие национального языка и обучение на родном языке, уравнивание учителей-тюрок в правах с учителями других национальностей, открытие учительского семинария наряду с Гори, что в Грузии, и на территории Азербайджана, в Баку или Гяндже, для подготовки собственных учителей.

- Можно, конечно, и потребовать,- заметил почтенный Зардаби (он болен, еле говорит, почти не слышно), - но не думаю, что это пойдет нам на пользу и понравится наместнику. Мы здесь с одним Левицким справиться не можем, пристало ли тягаться с наместником и его свитой?